Бетховен первая соната для фортепиано

Соната для фортепиано №1 f-moll Op. 2 №1

Соната входит в Opus 2 под №1, была написана Бетховеном в 1795 году, и посвящена Йозефу Гайдну.

Общее время звучания: около 19 минут

В сонате четыре части:

1. Allegro
2. Adagio
3. Menuetto: Allegretto
4. Prestissimo

Уже эта ранняя соната Бетховена высоко це­нилась русскими музыкантами. Примечательна, в частности, характеристика ее, данная Антоном Ру­бинштейном.

«В Allegro, — говорил Рубинштейн, — ни один звук не походит на Гайдна и Моцарта; оно пол­но страсти и драматизма; у Бетховена нахмуренное лицо. Adagio написанов духе времени, но все же и оно менее слащаво. В третьей части вновь повое веяние, это драматический менуэт. То же и в последней части: в ней нет ни единого звука Гайдна и Моцарта. Первые сонаты Бетховена на­писаны в исходе XVIII столетия, по все они по своему духу принадлежат всецело XIX-му столетию».

В наши дни Ромен Роллан очень верно почув­ствовал оригинальность и образное направление музыки Бетховена в этой сонате.

«С первых же шагов, — отмечает Ромен Рол­лам,— в сонате ор. 2 № I, где он [Бетховен] еще пользуется слышанными выражениями и фразами, уже появляется грубая, резкая, отрывистая инто­нация, которая накладывает свою печать на заим­ствованные обороты речи. Героический склад мыш­ления проявляется инстинктивно. Источник этого лежит не только в смелости темперамента, но и в ясности сознания, которое избирает, решает и ру­бит без соглашательства. Рисунок тяжел: в линии пет больше кошачьей гибкости, характерной для Моцарта и его подражателей; она пряма и прове­дена уверенной рукой; она представляет кратчай­ший н широко проложенный путь от одном мысли к другой, — большие дороги духа. Целый народ может но ним проходить; вскоре пройдут войска с тяжелыми обозами и с легкими конницами»

The first movement, in 2/2 time, is in Sonata form. The first theme is driven by a Mannheim Rocket, very similar to the opening of the fourth movement of Mozart’s Symphony No. 40. The second theme, in A-flat major, is accompanied by eighth-note octaves in the bass (usually with dominant harmony). There are two codettas; the first consists of a series of energetic descending scales in A-flat major, and the second is a lyrical passage marked con espressione. In this second codetta and in the second theme Beethoven makes interesting use of mode mixture as the right hand parts borrows from the parallel minor. The development opens with the initial theme, but is mostly dedicated to the second theme and its eighth-note accompaniment. The retransition to the main theme uses its sixteenth-note triplet. The recapitulation repeats the material from the exposition without much change, except that it stays in F minor throughout. There is a short coda. A tense, agitated feel is ubiquitous throughout the movement. Within the entire movement there seems to be two primary themes, with the remaining melodies simply making up the rest of score. The first theme consists of bars 1 to 8 which then repeats themselves, with very slight variations, in bars 101 to 108. It is variated in a bigger scale from bars 49 to 54. The second theme lasts from 20 to 35, and like the first theme is then restated in slight variations, in 55 to 60. It is also restated in bars 119 to 124. Adagio: Second movement.

The second movement opens with a highly-ornamented lyrical theme in 3/4 time in F major. This is followed by an more agitated transitional passage in D minor accompanied by quiet parallel thirds, followed by a passage full of thirty-second notes in C major. This leads back to a more embellished form of the F major theme, which is followed by an F major variation of the C major section. This Adagio is the earliest composition by Beethoven now in general circulation; it was adapted from the slow movement of a piano quartet from 1785.[1] Allegretto: Third movement.

The third movement, a minuet in F minor, is conventional in form. It contains two repeated sections, followed by a trio in F major in two repeated sections, after which the first minuet returns. The minuet is characterized by syncopations, dramatic pauses and sharp dynamic contrast. The trio is built around longer, more lyric phrases that pass between the right and left hands in imitative polyphony.

The fourth movement, like the first and third, is in F minor, and is built using a modified sonata form (the development is replaced by new thematic material). The exposition is accompanied by ceaseless eighth-note triplets. The first theme is based on three staccato quarter note chords. A transitional passage leads to a more lyrical but still agitated theme in C minor. The chords of the first theme return to close the exposition. Where the development would be expected to start, there is a completely new theme in A flat, with the first respite from the eighth-note triplets. This is followed by an extended retransition based on alternating motives from the first theme and the «development» theme. The recapitulation presents the first and second themes in F minor. There is no coda, only a fortissimo descending arpeggio—in eighth-note triplets — to conclude the piece.

Though this sonata is obviously an early piece, it still sounds very much like Beethoven in its driving rhythms, muscularity and overall sonic world. It is a fairly serious piece, too, but does not contain much that anyone would assess as profound or innovative. Still, it is a strong composition, even though it shows outside influences: for all the composer’s stylistic traits throughout the work, it cannot be denied that the voice of Mozart is present, most notably in the first movement. Beethoven was still evolving his style at this point in his career and had not yet even written an important work for orchestra. For whatever flaws one might point out in this composition, it nevertheless fully deserves to be in the company of the other sonatas comprising the mighty canon of 32. Beethoven dedicated this sonata to composer Joseph Haydn. A typical performance of it lasts from 16 to 20 minutes.

The first movement begins with a bouncy theme that hints at seriousness but remains rather bright and energetic. It must be noted that it seems to have been lifted from the finale of the Mozart Symphony No. 40, whose main theme only differs significantly in its key of G minor. Two more themes appear, the former a bit more serious and darker. The development section turns more intense, focusing on the drive and darker aspects of the thematic material. Ultimately this Allegretto con brio is solidly constructed, if unadventurous, and its thematic similarity to the Mozart Symphony serves in the end to illustrate the quite different ways the two composers treated the same material.

The ensuing Adagio derives its main theme from the slow movement of Beethoven’s Piano Quartet, No. 3, WoO. 36. The melody is serenely joyful in its pristine Classicism, and while it is rather simple and direct, it is also effective in capturing a mood of ecstasy and bliss.

The Menuetto third movement (Allegretto) is robust and not intended to sound danceable. It is full of color and features an attractive trio, after which the main material is reprised.

The finale (Prestissimo) may be the most Beethovenian movement here. It begins with a manic rush of energy, the theme seemingly in frantic pursuit of something elusive. The alternate subject is playful and comparatively dainty, featuring upper register sonorities that could hardly offer greater contrast. This movement is in sonata form, and so after the reappearance of the main theme, there is a quite effective development section, which ends as it sort of grows back into the recapitulation.

Источник

Фортепианные сонаты Бетховена

Бетховен никогда не мыслил свои 32 сонаты для фортепиано как единый цикл. Однако в нашем восприятии их внутренняя целостность неоспорима. Играя и слушая сонаты, мы проходим вместе с мастером долгий путь от юношеских попыток “штурмовать небеса” (выражение самого Бетховена) до мистического слияния с Богом и Космосом в заключительной части последней сонаты.

Даже для Гайдна и Моцарта жанр фортепианной сонаты не значил столь много и не превращался ни в творческую лабораторию, ни в своеобразный дневник сокровенных впечатлений и переживаний. Уникальность бетховенских сонат объясняется отчасти и тем, что, стремясь уравнять этот прежде сугубо камерный жанр с симфонией, концертом и даже музыкальной драмой, композитор почти никогда не исполнял их в открытых концертах. Фортепианные сонаты оставались для него жанром глубоко личным, обращенным не к абстрактному человечеству, а к воображаемому кругу друзей и единомышленников. Впрочем, каждый из нас вправе войти в этот круг, привнеся в восприятие бетховенских сонат что-то новое и неповторимое.

32 сонаты охватывают почти весь творческий путь мастера. Над тремя первыми сонатами (opus 2), посвященными Йозефу Гайдну, он начал работать в 1793 году, вскоре после переезда из Бонна в Вену, а две последние завершил в 1822. И если в сонатах opus 2 использованы некоторые темы из совсем ранних сочинений (трех квартетов 1785 года), то поздние имеют точки соприкосновения с Торжественной мессой (1823), которую Бетховен считал своим величайшим творением.

Первая группа сонат (№№ 1-11), созданная между 1793 и 1800 годами, чрезвычайно разнородна. Лидируют здесь “большие сонаты” (так обозначал их сам композитор), по размерам не уступающие симфониям, а по трудности превосходящие едва ли не всё, написанное тогда для фортепиано. Таковы четырехчастные циклы opus 2 (№№ 1-3), opus 7 (№ 4), opus 10 № 3 (№7), opus 22 (№11). Бетховен, завоевавший в 1790-х годах лавры лучшего пианиста Вены, заявлял о себе как о единственно достойном наследнике умершего Моцарта и стареющего Гайдна. Отсюда – дерзновенно-полемический и в то же время жизнеутверждающий дух большинства ранних сонат, мужественная виртуозность которых явно выходила за рамки возможностей тогдашних венских фортепиано с их ясным, но не сильным звуком. Впрочем, в ранних сонатах Бетховена изумляет также глубина и проникновенность медленных частей. “Уже на 28-м году жизни я был вынужден стать философом”, — сетовал позднее Бетховен, вспоминая, как начиналась его глухота, поначалу незаметная для окружающих, но окрашивавщая в трагические тона мировосприятие художника. Авторское название единственной программной сонаты этих лет (“Патетической”, № 8), говорит само за себя.

В то же время Бетховен создавал изящные миниатюры (две легкие сонаты opus 49, №№ 19 и 20), рассчитанные на девичье или дамское исполнение. Родственны им, хотя далеко не так просты, и прелестная соната № 6 (opus 10 № 2), и излучающие весеннюю свежесть сонаты №№ 9 и 10 (opus 14). В дальнейшем эта линия продолжалась в сонатах № 24 (орus 78) и № 25 (opus 79), написанных в 1809 году.

После воинствующе образцовой сонаты № 11 Бетховен заявил: “Я недоволен своими прежними работами, хочу встать на новый путь”. В сонатах 1801-1802 годов (№№ 12-18) это намерение было блистательно реализовано. Идею сонаты-симфонии сменила идея сонаты-фантазии. Две сонаты opus 27 (№№ 13 и 14) прямо обозначены “quasi una fantasia”. Однако это обозначение можно было бы предпослать и другим сонатам данного периода. Бетховен словно пытается доказать, что соната – это скорее оригинальная концепция, нежели застывшая форма, и вполне возможен цикл, открывающийся вариациями и включающий вместо традиционной медленной части строгий “Траурный марш на смерть героя” (№ 12) — или, наоборот, цикл сонаты № 14, в начале которого звучит пронзительно-исповедальное Adagio, вызвавшее у поэта-романтика Людвига Рельштаба образ ночного озера, осиянного лунным светом (отсюда – неавторское название “Лунная соната”). Совершенно лишенная драматизма соната № 13 ничуть не менее экспериментальна: это дивертисмент почти калейдоскопически меняющихся образов. Зато соната № 17 с ее трагическими монологами, диалогами и говорящими без слов речитативами близка к опере или драме. Если верить свидетельству Антона Шиндлера, Бетховен связывал содержание этой сонаты (равно как и “Аппассионаты”) с “Бурей” Шекспира, однако отказывался давать какие-либо пояснения.

Даже более традиционные сонаты этого периода необычны. Так, четырехчастная соната № 15 уже не претендует на родство с симфонией и выдержана скорее в нежных акварельных тонах (не случайно за ней закрепилось название “Пасторальная”). Бетховен очень ценил эту сонату и, по свидетельству его ученика Фердинанда Риса, особенно охотно играл сдержанно-меланхолическое Andante.

Другая четырехчастная соната, № 18, имеет уникальный цикл, в котором нет медленной части, но есть и скерцо, и менуэт. Подобное решение Бетховен повторил позднее в своей Восьмой симфонии (1813).

Кульминационным периодом творчества Бетховена считаются 1802-1812 годы, и немногочисленные сонаты этих лет также принадлежат к вершинным достижениям мастера. Такова, например, создававшаяся в 1803-1804 годах, параллельно с Героической симфонией, соната № 21 (opus 53), которую иногда называют “Авророй” (по имени богини утренней зари). Любопытно, что первоначально между первой частью и финалом помещалось прекрасное, но чрезвычайно протяженное Andante, которое Бетховен по зрелому размышлению издал в качестве отдельной пьесы (Andante favori — то есть “Любимое Andante”, WoO 57). Композитор заменил его кратким сумрачным интермеццо, соединяющим яркие “дневные” образы первой части с постепенно высветляющимися красками финала.

Полная противоположность этой лучезарной сонате – написанная в 1804-1805 годах соната № 23 (opus 57), получившая от издателей название “Аппассионата”. Это сочинение огромной трагической силы, в котором важную роль играет использованный затем в Пятой симфонии стучащий “мотив судьбы”.

Соната № 26 (opus 81-a), созданная в 1809 году – единственная из 32, имеющая подробную авторскую программу. Три ее части озаглавлены “Прощание – Разлука – Возвращение” и выглядят как автобиографический роман, повествующий о расставании, тоске и новом свидании влюбленных. Однако, согласно авторской ремарке, соната была написана “на отъезд его императорского высочества эрцгерцога Рудольфа” — ученика и мецената Бетховена, который 4 мая 1809 года был вынужден вместе с императорской семьей спешно эвакуироваться из Вены: город был обречен на осаду, обстрел и оккупацию войсками Наполеона. Помимо эрцгерцога, из Вены тогда уехали почти все близкие друзья и подруги Бетховена. Возможно, среди них была и истинная героиня этого романа в звуках.

Почти романтический характер носит и написанная в 1814 году двухчастная соната opus 90 (№ 27), посвященная графу Морицу Лихновскому, который имел смелость полюбить оперную певицу и вступить с нею в неравный брак. Согласно Шиндлеру, Бетховен определял характер смятенной первой части как “борьбу между сердцем и рассудком”, а ласковую, почти шубертовскую музыку второй сравнивал с “беседой влюбленных”.

Пять последних сонат (№№ 28-32) относятся к позднему периоду творчества Бетховена, отмеченному загадочностью содержания, необычностью форм и предельной сложностью музыкального языка. Эти очень разные сонаты объединяет еще и то, что почти все они, кроме № 28 (opus 101), написанной в 1816 году, сочинялись в расчете на виртуозные и выразительные возможности фортепиано нового типа – шестиоктавного концертного рояля английской фирмы “Бродвуд”, полученного Бетховеном в подарок от этой фирмы в 1818 году. Богатый звуковой потенциал этого инструмента наиболее полно раскрылся в грандиозной сонате opus 106 (№ 29), которую Ханс фон Бюлов сравнивал с Героической симфонией. Почему-то именно за ней закрепилось название Hammerklavier (“Соната для молоточкового фортепиано”), хотя это обозначение стоит на титульных листах всех поздних сонат.

В большинстве из них обретает новое дыхание идея сонаты-фантазии со свободно устроенным циклом и прихотливым чередованием тем. Это вызывает ассоциации с музыкой романтиков (то и дело слышится Шуман, Шопен, Вагнер, Брамс, и даже Прокофьев и Скрябин). Но Бетховен остается верен себе: его формы всегда безупречно выстроены, а концепции отражают свойственное ему позитивное мировосприятие. Распространившиеся в 1820-х годы романтические идеи разочарованности, неприкаянности и разлада с окружающим миром остались ему чужды, хотя их отзвуки можно услышать в музыке скорбного Adagio из Сонаты № 29 и страдальческого Arioso dolente из Сонаты № 31. И все же, невзирая на пережитые трагедии и катастрофы, идеалы добра и света остаются для Бетховена незыблемыми, а разум и воля помогают духу восторжествовать над страданиями и земной суетой. “Иисус и Сократ служили мне образцами”, — писал Бетховен в 1820 году. “Герой” поздних сонат – уже не победоносный воитель, а скорее творец и философ, оружие которого – всепроникающая интуиция и всеобъемлющая мысль. Недаром две из сонат (№№ 29 и 31) завершаются фугами, демонстрирующими мощь созидающего интеллекта, а другие две (№№ 30 и 32) – созерцательными вариациями, представляющими собой как бы модель мироздания в миниатюре.

Великая пианистка Мария Вениаминовна Юдина называла 32 сонаты Бетховена “Новым заветом” фортепианной музыки (“Ветхим заветом” был для нее “Хорошо темперированный клавир” Баха). Действительно, они смотрят далеко в будущее, вовсе не отрицая породивший их XVIII век. И потому каждое новое исполнение этого гигантского цикла становится событием современной культуры.

(Лариса Кириллина. Текст буклета к циклу концертов Т.А.Алиханова (Московская консерватория, 2004))

Источник