НОТЫ БОГА
ТАЙНАЯ МУЗЫКА БИБЛИИ
Слова Библии — это слова Бога. И если в этих словах скрыта музыка, то ее автором должен быть Бог!
Эту книгу можно положить на любую книжную полку с надписью «музыка», «философия», «мистика» или «религия». Она вобрала в себя много интересного. Включая античное учение о Музыке Сфер и средневековую Каббалу. С одной только целью. На основе сделанного ее автором сенсационного открытия доказать, что Бог – Музыкант!
Коротко это открытие формулируется так: «Если 22 буквы еврейского алфавита написать по кругу и посчитать интервалы между ними, то окажется, что все кратчайшие расстояния между этими буквами будут точно соответствовать 12 нотам музыкального звукоряда».
Теперь, прочитав эту книгу, любой музыкант сможет, как будто натягивая между буквами струны, перевести слова Библии в музыкальные звуки и сыграть их, как нотную партитуру. Например, слова пророка Исайи на церковном органе, Плач Иеремии на скрипке, Песню Песней на флейте, Псалмы на виолончели или на фортепьяно – слова из книги Екклесиаст.
Я где-то читал, что у нас в мозгу есть зона, отвечающая за восприятие музыки. И если эта зона была атрофирована или повреждена, то тогда даже самую красивую музыку мы будем воспринимать как шум. Или как пошутил Генрих Гейне – «самый дорогостоящий шум». Психологи называют это состояние – «амузией». Что-то подобное было у Зигмунда Фрейда. Он сам утверждал, что в детстве игрою на фортепьяно его родная сестра отравляла ему жизнь.
Но я уверен, что в нашем мозгу есть, так же, зона, отвечающая за восприятие Бога. И эти зоны находятся рядом. Или совпадают. Во всяком случае, среди великих музыкантов никогда не было атеистов. В отличие от последователей Фрейда, который, как известно в Бога не верил. Не зря апостол Павел в своем послании «К Римлянам» говорил, что «вера от слышания».
Девизом творчества Баха было: «Только для Бога». Шнитке, как-то признался: «Мои идеи не от меня». Малер, окончив одну из своих симфоний, заявил: «Это не я пишу музыку, это ее пишут мною». В конце жизни, приступая к работе над своей грандиозной ораторией «Сотворение Мира», старик Гайдн с большим трудом опустился на колени и, положив руку на Библию, попросил помощи у Творца. К сожалению, даже не подозревая, что и ее можно сыграть, как нотную партитуру.
Конечно, звучит это странно. Ведь все привыкли, что Библию можно только читать. Что ее первые слова: «Вначале сотворил Бог небо и землю» сегодня можно перевести с древнееврейского языка на любой существующий в мире язык. В том числе на язык папуасов, пигмеев или жителей каких-нибудь затерянных в океане кокосовых островов. Но никто и никогда даже представить себе не мог, что эти слова можно перевести в музыкальные звуки.
Часть I. Вершина Искушений.
«Истоки музыки далеко в прошлом. Она возникает из меры и имеет корнем Великое Единство. Великое Единство родит два полюса. Два полюса родят силу Темного и Светлого». Люй Бу Вэй
Знаменитый французский художник Клод Моне как-то признался, что заглянул в тайну творения, наблюдая, как исчезает свет и появляется тень на лице умирающей жены. Ее смерть потрясла его и как будто толкнула к самому краю пропасти. Там он увидел борьбу света и тьмы, и где-то очень глубоко на самом дне подсознания прикоснулся к тайне творения.
Я думаю в жизни каждого творческого человека: писателя, художника, музыканта или поэта должна быть такая минута, когда какая-то неведомая сила как будто отрывает его от суеты, толкает к самому краю пропасти, заставляя его смотреть в темноту или слушать тишину.
Каждый из них по-разному называет эту минуту. Моментом истины, переоценкой ценностей, прикосновением ангела или дыханием Творца. Название значения не имеет. Важно лишь то, что с этой минуты полностью меняется их жизнь. Они начинают думать и чувствовать по-другому. В них пробуждается творческий Дух.
Это очень болезненный процесс. Только бездарности и дилетанты считают, что творчество всегда сопровождает радость или восторг. Нет! Настоящий творческий акт связан с тайной творения и иногда его сопровождает не радость и не восторг, а страх. Страх перед изначальной творческой силой, которую мы называем одним словом. Бог!
Чаще всего мы вкладываем в это понятие все, что нам заблагорассудится. Все, что мы не знаем или хотели бы знать. Мы называем Бога – Источником Света. И тут же погружаем Его в непроглядную тьму. Мы говорим о Нем, что Он – Единый. И сразу делим на много частей. Мы всю жизнь ищем дорогу к Нему. И, в конце концов, не решаемся сделать даже шаг.
У писателя Франца Кафки есть небольшой рассказ о том, как человек очень долго стоит перед открытой дверью и боится в нее войти. Наконец, эта дверь закрывается и тот, кто ее охранял, говорит ему, что эта дверь была открыта именно для него. Большинство людей боятся войти в эту открытую для них дверь. И их останавливает не разум и не скрытая в подсознании интуиция, а самый обыкновенный животный инстинкт.
Он помогает им выжить, но мешает им жить. Он спасает их животную сущность, но губит их творческую личность. Ту самую личность, которая была создана по образу и подобию Творца не для того чтобы есть, пить и спать, а для того чтобы думать, чувствовать и творить.
Есть старая индийская сказка. По лесу шли четверо священников. Браминов. Они увидали кости льва. Первый их собрал. Второй одел мясом и шкурой. Третий их оживил. Четвертый залез на дерево. Лев съел первых троих, а четвертого не заметил.
Конечно, можно по-разному трактовать эту сказку. С одной стороны, посмеяться над глупостью первых трех браминов и похвалить мудрость четвертого. С другой стороны, если воспринимать эту сказку как аллегорию, где лев это Бог, то вывод можно сделать совершенно иной.
Одних Бог мучает и разрывает на части, потому что они ищут дорогу к Нему. Других просто не замечает. Одни сквозь страх, боль и страдания чувствуют что живут. Другие, как это принято говорить – только существуют. Жизнь одних наполнена тайной. В жизни других никакой тайны нет.
Эйнштейн утверждал, что прикосновения к тайне творения – это самое сильное из всех человеческих чувств и тот, кто с ним незнаком абсолютно бессмысленно пожил свою жизнь. Своему сыну он как-то сказал, что взрослые люди чаще всего не задумываются о происхождении самых элементарных вещей, потому что думали о них в детстве.
Но те, кто в детстве развивались интеллектуально медленно, иногда в зрелом возрасте задавали себе какой-нибудь детский вопрос и находили на него совершенно не детский ответ. Например: «Что такое пространство и время?» «Свет и тьма?» «Тишина и звук?» «Или музыкальный звук?»
В детстве меня не учили играть. Считали, что у меня отсутствует музыкальный слух. И о происхождении музыкальных звуков я в детстве совершенно не думал. Прошло много лет, и однажды ночью на вершине горы Искушений в Иудейской пустыне в полной тишине я услышал странную музыку и после этого решил, заглянуть в тайну творения с помощью музыкальных звуков.
Но это было не размышление о сущности Бытия. Это было очень сильное душевное потрясение, в результате которого я понял, что музыка – это не просто красивое сочетание звуков, искусственно созданных человеком. Там на вершине горы, буквально у самого края пропасти, я понял, что музыка – это источник огромной творческой силы, которая существует и действует в нашем мире совершенно независимо от воли и желания человека.
С тех пор моя жизнь изменилась. Я спустился вниз и решил доказать, что Бог – Музыкант! Но прежде чем рассказать, что из этого вышло, я дожжен объяснить, как я – человек, не веривший, ни в бога, ни в черта оказался ночью на вершине горы в Иудейской пустыне в том самом месте, где Иисуса искушал сатана.
К сожалению, большинство людей представляют себе, как выглядит это место благодаря картине Ивана Крамского «Христос в каменной пустыне». Хотя, в принципе, это неважно. Каждый великий художник имеет полное право представлять себе библейские пейзажи в тех формах и в тех красках, в каких это может ему позволить его богатое воображение.
Я бы, конечно, изобразил это место иначе. Но, во-первых, я не художник, а во-вторых, мое воображение тут не причем. Я видел это место собственными глазами. Это на самом деле абсолютно голая, выжженная солнцем пустыня. Но не равнина, как это показано на картине у Крамского, а вершина горы. Горы, которая подобно голодному пустынному стервятнику нависла над высушенным, как египетская мумия, телом разрушенного Иерихона.
В одной из Иерусалимских библиотек я, как-то прочитал о двух версиях происхождения этого слова. Первая из них утверждала, что оно связанно с ивритским словом «яреах» и в буквальном смысле значит – «луна». Так как в этом месте еще задолго до прихода израильтян процветал древний языческий культ лунной богини. Согласно второй версии, название этого города происходит от западно-семитского «реах» – «благоухание». Возможно, потому что в его окрестностях еще десять тысяч лет назад выращивали пряности. И есть даже мнение, что Древний Иерихон был родиной хурмы.
Но начну я свой рассказ о том, где, когда и при каких удивительных обстоятельствах мне пришла в голову мысль, что в словах Библии есть музыка, не с Иерихона. И даже не с Ближнего, а с Дальнего Востока. И для этого вначале мысленно перенесясь на 2200 лет назад в Древний Китай. Во времена легендарного императора Ши Хуан Ди. Того самого китайского императора, который приказал своему народу построить огромную Китайскую стену и уничтожить все древние книги.
Даже для экзотического Востока с его Чингисханами и Тамерланами этот Ши Хуан Ди был очень странная личность. Он был хорошо образован. Много читал. Изучал математику, философию и астрономию. По ночам наблюдал за движением звезд. И жил во дворце, где было столько же комнат, сколько дней в году.
Каждый день он переходил из одной комнаты в другую, считая, что смерть не сможет проникнуть в созданный им замкнутый мир. Он мечтал жить вечно. И для этого решил окружить свою огромную империю высокой каменной стеною. Запретил своим слугам даже говорить о смерти. Изгнал свою мать. И чтобы окончательно забыть о прошлом приказал сжечь все старые книги.
Его воины рвали священные книги и бросали в огонь. Они убивали тех, кто переписывал книги и на их могилах выращивали дыни. Они клеймили раскаленным железом тех, кто прятал книги, и заставляли их строить Великую Китайскую стену. Это длилось одиннадцать лет. Затем император умер. По иронии судьбы его убили собственные слуги. Когда он спал, они влили ему в ухо быстродействующий яд.
После его смерти книги попытались восстановить. По кускам обгоревших страниц, по воспоминаниям старцев китайцы буквально из пепла пытались возродить свою древнюю литературу. Но при этом, из года в год продолжали строить свою огромную Китайскую стену.
Философ Фридрих Гегель как-то сказал, что история повторяется дважды. Первый раз в виде трагедии, второй в виде фарса. И если он прав, то сожжение книг и постройка огромной Китайской стены, это по сути дела – один большой исторический фарс. Ведь еще за тысячу лет до этого очень далеко на западе от Китая еврейский народ, вышедший из пустыни, уже разрушил знаменитую Иерихонскую стену и написал Священную книгу.
Позже, приблизительно через полторы тысячи лет, эту книгу назвали «Библией». Что по-гречески значит – «Книги». И еще через полторы тысячи лет, частично или полностью, перевели на все существующие языки. Так что если бы сегодня все эти издания можно было бы собрать вместе и положить на одну большую книжную полку, то эта библейская книжная полка по длине превзошла бы даже Великую Китайскую стену.
Что же касается разрушения Иерихонской стены, то об этом в Библии сказано, что древние египтяне заставляли сынов Израилевых строить стены: «и делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами». Но евреи вышли из Египта, прошли Синайскую пустыню, перешли через реку Иордан и, по приказу Всевышнего, совершенно невероятным образом разрушили неприступную стену самого древнего города на Земле.
В Библии эта история описана, как явное чудо. В ней сказано, что, сразу после смерти пророка Моисея, Господь призвал его ближайшего помощника — Иисуса Навина и сказал ему, что он обязательно должен разрушить Иерихон и самым подробным образом объяснил ему, как именно это сделать.
В той части христианской Библии, которая называется «Книга Иисуса Навина» очень четко написано, что Бог ему приказал: «Пойдите вокруг города все способные к войне, и обходите город однажды в день, и это делай шесть дней; А семь священников пусть несут семь труб юбилейных перед ковчегом, а в седьмой день обойдите вокруг города семь раз, и священники пусть трубят трубами».
Иисус Навин сделал все, как повелел ему Бог. Он собрал священников и приказал им «трубить трубами», а народу сказал: «не восклицайте, и не давайте слышать голоса, и чтобы слово не выходило из уст ваших до того дня, доколе я не скажу вам: воскликните!»
И когда в седьмой день в седьмой раз священники затрубили трубами, Иисус крикнул народу: «Воскликните!» И «воскликнул народ громким голосом, и обрушилась стена города до своего основания».
Впервые об этом чуде я услышал, когда мне было лет семь или восемь. Тогда на гастроли в СССР приехал знаменитый американский певец Дин Рид. Он спел много хороших песен и среди них была песня под названием «Иерихон». Но в Библии о нем я тогда не смог прочитать. В Советском Союзе эта книга была фактически запрещена. В то время там тоже строили высокие стены и жгли священные книги, а народу говорили, что Бога – нет, что религия – обман, что Библия – это старые еврейские сказки. И, что мои далекие предки громкими звуками только пугали мирных жителей Иерихона.
С тех пор прошло больше пятидесяти лет. За это время я объездил почти весь Ближний и Дальний Восток. От Турции и Египта до Сингапура. И от Японии и Кореи до Цейлона. И когда приехал в Израиль, то, прежде всего, захотел собственными глазами увидеть развалины Древнего Иерихона.
В путеводителе я прочитал, что этот город находится на востоке от Иерусалима в Иорданской долине в самом глубоком месте на поверхности Земли. Что к нему ведет дорога через пустыню. Что по ней ходили еще пророки. И что если быстро идти, то за один день ее можно пройти пешком. Ехать в машине мне не хотелось. Я внимательно изучил маршрут и по примеру средневековых паломников решил сам с Библией в руках погулять по пустыне.
Для этого я вышел из Иерусалима на рассвете, когда город еще спал. Первые солнечные лучи только-только пробивались сквозь листья Гефсиманского сада. На могильных плитах в долине Иософата еще лежал густой туман. Но колокола уже звонили над Сионом. И с Храмовой горы летела на восток утренняя молитва. Я прошел Кедронский проток, поднялся на Масличную гору, спустился вниз и вошел в Иудейскую пустыню.
За тысячи лет она совершенно не изменилась. Та же страшная жара, раскаленное солнце, бесцветное выгоревшее небо, горячий ветер и обожженные камни. Все, как во времена библейских пророков. Они уходили в эту пустыню подальше от плодородной земли с ее языческими культами и в этом безводном царстве скорпионов и змей сохраняли завет и укрепляли веру.
Вслед за пророками в эту пустыню пришли ессеи. Члены этой тайной еврейской общины носили белые одежды, верили в вечность души и ожидали прихода Спасителя. Но их мессианский дух был изгнан из пустыни короткими мечами римлян.
С тех пор через Иудейскую пустыню прошли и персы, и византийцы, и арабы, и турки, и крестоносцы, и даже монголы. Но время, солнце и ветер стерли их следы. И только иногда на моем пути посреди пустынных холмов появлялись одинокие палатки бедуинов.
Они пасли овец, варили крепкий кофе и продавали сувениры. Я не стал испытывать их гостеприимство и весь день, не останавливаясь, шел на восток.
Вначале солнце двигалось мне на встречу. Затем оно проплыло над моей головой и покатилось на запад в сторону Иерусалима, а я повернул на север и на закате добрался до источника Елисея. Там я набрал воды и увидел прямо перед собой выбитый в горе монастырь.
Я поднялся по узкой тропинке и постучал. Старый монах в черной рясе открыл мне двери. Я сказал ему, что хочу подняться на вершину горы и оттуда посмотреть на развалины Иерихона. Он мне ответил, что это опасно. Тогда я объяснил ему, что часто бываю в горах и не боюсь высоты. Но монах мне сказал, что я не правильно его понял и предложил зайти в монастырь.
Я вошел и сразу услышал, как стук моих шагов наполнил пустые кельи. Этот монах единственный обитатель монастыря отвел меня в темную пещеру. Там пахло ладаном. Тусклый свет догоравшей свечи дрожал на потрескавшейся иконе. Густая паутина мрачным орнаментом окружала сцену искушения Христа. На иконе дьявол похожий на летучую мышь протягивал голодному Иисусу кусок хлеба.
Монах рассказал мне, что Иисус поднимался на вершину этой горы сразу после крещения в реке Иордан. Что он провел там сорок дней и сорок ночей. Что там его искушал дьявол и предлагал камни превратить в хлеб.
Затем, видимо, для большей убедительности, он взял у меня из рук Библию, открыл ее на какой-то странице и показал пальцем, где нужно читать. Я подошел поближе к свече и чтобы своим дыханием не загасить ее слабый огонь, тихо прочел:
«Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».
На этой фразе монах отодвинул меня от свечи, внимательно посмотрел на меня и спросил, не боюсь ли я подниматься туда, где когда-то был сатана? Я ответил ему, что в дьявола совершенно не верю. И сам приехал из тех самых мест, где люди иногда бывают страшнее всяких чертей.
Монах спорить не стал. Он показал мне дорогу, а сам опустился на колени перед иконой, перекрестился, закрыл глаза и начал молиться. Пока он молился я тихо прошел через пещеру, поднялся по лестнице, открыл небольшую дверь, подошел к самому краю пропасти, посмотрел вниз и увидел там настоящий библейскую картину.
Лучи заходящего солнца подчеркивали ее суровые тона. Серые вечерние тени скользили по голым скалам Иудейских гор, падали на развалины Иерихона, ползли через Иорданскую долину и тонули в мутной воде Мертвого моря. В это же самое время небо на востоке темнело, и душная Аравийская ночь медленно спускалась по крутым склонам с вершин Моава. Она заполнила долину, накрыла развалины Иерихона и подобралась к стенам монастыря.
Я повернул назад. Но дверь в монастырь оказалась закрытой. Я стучал, кричал, звал монаха. Он не появлялся. Наступило время вечерней молитвы. И старик или не слышал, или делал вид, что не слышит мой крик.
Оставаться на краю обрыва было опасно. В темноте я мог упасть со скалы. Недолго думая, я осторожно поднялся на вершину горы. Сел на теплые камни. И, чтобы как-то заполнить время, стал вспоминать все, что знаю об этом месте.
Прежде всего, я вспомнил, что в Библии сказано, что где-то там прямо напротив меня, по другую сторону реки Иордан с вершины горы Нево пророк Моисей перед смертью смотрел сюда – на Святую Землю. Что именно здесь из Иорданской долины взлетел в небо Илья Пророк. И что внизу у подножья горы его друг и соратник пророк Елисей каким-то чудесным образом очистил отравленный источник.
Затем я вспомнил, что чуть дальше – за Иерихоном у реки Иордан проповедовал Иоанн Креститель. И что в самом Иерихоне в страшных муках заживо съеденный червями скончался царь Ирод. И что за долго до этого, именно здесь евреи перешли реку Иордан и громкими звуками разрушили Иерихонские стены. После чего, как сказано в Библии их предводитель Иисус Навин поклялся и сказал: «Проклят перед Господом тот, кто восставит и построит город, сей Иерихон, на первенце своем он положит основание его и на младшем своем поставит врата его».
Я где-то читал, что это предсказание сбылось через четыреста лет во времена царя Ахава, когда этот город стал центром магии и колдовства. Что за его высокими стенами жрецы-идолопоклонники стали приносить в жертву маленьких детей. Что они клали им в рот какие-то золотые пластины с тайными знаками, отрывали им головы, сушили их на солнце и закапывали под городскими стенами, пытаясь таким ужасным способом защитить себя от врагов. Но магия не помола и город еще раз был полностью разрушен.
Я снова посмотрел вниз – туда, где лежали развалины Иерихона. Но ничего не увидел. Ночь уже поднялась на вершину горы и, извиваясь бесшумной змеей, ползла по пустыне. Я еще долго смотрел ей вслед и, наконец, вспомнил, что, по словам монаха, именно сюда – на вершину этой горы вслед за Иисусом Христом приходил сатана.
Нельзя сказать, чтобы я в дьявола совершенно не верил. Нет! Конечно, во что-то я все-таки верил. Но это что-то воспринимал не как реальное, а как какое-то мифическое существо. Но одно дело, когда тебе говорят, что это нереальное, мифическое существо было где-то там далеко в Иудейской пустыне. И совершенно другое дело, когда тебе точно указывают место, где именно был сатана.
Приятного тут мало. Особенно если учесть, что на этом самом месте тебе придется провести целую ночь. Да еще в темноте. Да еще среди тех самых камней, которые если их потрогать руками, в самом деле, напоминают теплый, только что испеченный хлеб. Попробуй в этом случае не думать о сатане. Хочешь ты этого или нет, ты начнешь вспоминать все, что о нем читал или слышал.
Например, то, что написано в Библии. Что он враг человеческий. Князь мира сего. Падший ангел. Злой дух. Что еще до своего падения он ненавидел людей и клеветал на них перед Богом. Что это он совратил Адама и Еву. Мучил праведного Иова. И был сброшен архангелом Михаилом в огненное озеро на тысячу лет.
Из других книг я знал, что слово «сатан» в переводе с древнееврейского языка значит – «противник». Что «диаболос» – это по-гречески «клеветник». Что Вельзевул… Точнее сказать Бааль Зебуб – «повелитель мух». Азазель – дух пустыни. В буквальном смысле дикий козел. Мефистофель. Мефис – распространитель. Тофель – греха. Люцифер – с латинского языка переводиться, как «несущий свет». Так древние римляне называли планету Венера.
Кроме того, я так же, где-то читал что «обезьяною Бога» называл дьявола святой Августин. Что с его точки зрения, он был, есть и всегда будет первопричиной всякого зла. Поэтому живший еще в III веке нашей эры христианский философ и мученик Ориген в VI веке был признан еретиком только за то, что позволил себе утверждать, что в самом конце времен сатана непременно примирится с Богом.
Тем не менее, это не помешало через семьсот лет другому католическому святому и философу Фоме Аквинскому создать целую теорию оправдывающую существование сатаны. Согласно этой теории, зло позволяет выше ценить добро. И как лев питается ослом, так и добро питается злом.
Но больше всего внимания дьяволу уделил отец Реформации Мартин Лютер. Его противники даже подсчитали, что в своем катехизисе он упоминает имя Бога 63 раза, тогда как имя врага человеческого – 67 раз. Да и сам он не раз утверждал, что к нему приходил сатана. Что он собственными глазами видел, как дьявол грызет орехи и бросает скорлупу на его постель.
И однажды, когда дьявол стал отвлекать его от перевода Библии на немецкий язык, он бросил в него чернильницу. Оставшееся после этого темное пятно на штукатурке в его келье последователи Лютер стали считать священным и по кусочкам выскоблили на память.
Но больше всего о дьяволе я, конечно, читал не в религиозной, а в художественной литературе. Например, в стихах: у Мильтона в «Потерянном рае», у Гете в «Фаусте», у Байрона в «Каине». В прозе о нем написали: Анатоль Франс, Томас Манн, Гофман, Брюсов, Булгаков, Гоголь и Достоевский.
Поэтому, сидя на вершине этой горы, я легко мог представить себе дьявола таким, каким он был показан, у Федора Михайловича в «Братьях Карамазовых». Этаким мелким чиновником, мечтающим воплотиться в теле богатой купчихи. Или таким, каким он описан Николаем Васильевичем в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Мерзким существом. С рогами, с копытами и длинным хвостом.
Я, так же, легко мог вообразить себе гордого, мрачного, ненавидящего весь человеческий род Байроновского Люцифера. Или злого шутника Мефистофеля, которого Гете изобразил не только шутом и слугою Фауста, но даже блохастым псом.
Но лучше всего я мог представить себе главного героя «Демона» Лермонтова. Во-первых, потому что много раз видел его на картинах Михаила Врубеля, а во-вторых, потому что вступление к этой поэме я еще в школе выучил наизусть.
Короче говоря, благодаря такой прекрасной литературе я мог представить себе дьявола практически во всех его видах. Но представлять себе реального сатану, пришедшего вслед за Иисусом сюда – на вершину этой горы, мне, честно говоря, совсем не хотелось. Потому что с наступлением ночи на вершине этой горы стало совершенно темно. И в этой кромешной темноте, человеку с таким, как у меня богатым воображением, могло бы померещиться все что угодно.
Поэтому я решил лечь спать. Опустился я на теплые камни и положил под голову Библию, даже не подозревая, что это вроде бы совершенно незначительное действие всего лишь через несколько часов спасет мою жизнь.
Заснул я мгновенно. Весь день я был на ногах и страшно устал. Мне даже что-то приснилось. Что именно я не помню. Помню лишь то, что когда я проснулся, огромная круглая луна висела прямо над моей головой и освещала те самые камни, о которых две тысячи лет спорили Иисус с сатаной.
В лунном свете они стали выглядеть совершенно иначе. Днем согретые солнечными лучами они были выкрашены в красно-желто-коричневые тона, а сейчас все как один имели какой-то жуткий то ли темно-синий, то ли темно-зеленый цвет.
Смотреть на них было не слишком приятно. Они вызывали чувство подобное тошноте. Но не физической, а если можно так выразиться, душевной. Что-то подобное начинаешь испытывать, когда идешь один по темному лесу или погружаешься в море на большую глубину. Хотя я читал, что бывают такие места, которые при всем своем обычном ничем непримечательном виде тоже внушают людям похожую неприязнь.
В одном из писем к жене Лев Толстой рассказал о таком месте. В нем не было ничего особенного. Это была обыкновенная комната, в которой писатель провел только одну ночь. Но в течение этой ночи он чуть не сошел с ума. Он пишет, что страшно устал, что у него ничего не болело, что ему очень хотелось спать. И вдруг на него нашла какая-то тоска, непонятный ужас, необъяснимый страх. Подобного мучительного чувства он раньше не испытывал никогда.
Позже в своей незаконченной повести «Записки сумасшедшего» он попытался развить эту тему и показать состояние человека страдающего клаустрофобией. Боязнью замкнутого пространства. Но страх, о котором я говорю, не был клаустрофобией. Это был так называемый – панический страх.
Когда-то давно в горах Греции существовал Дельфийский оракул. Это было священное место, куда греки приходили, чтобы узнать свою судьбу. Но непрошеных гостей там принимали плохо. Согласно древней легенде, это место охранял похожий на дьявола козлоногий бог Пан. Он насылал на излишне любопытных гостей такой необъяснимый ужас, что они вначале бежали сломя голову, а затем без всяких видимых причин топились в горных реках или сбрасывались со скал.
В молодости в Третьяковской галерее я видел еще одну картину Врубеля, которую он назвал «Пан». На этой картине древнегреческий бог лесов, гор и полей не выглядит слишком страшным. Скорее печальным. Но позже я выяснил, что именно во время работы над этой картиной ее автора сошел с ума. И даже попытался несколько раз закончить жизнь самоубийством.
Возможно, это только случайное совпадение. И Пан – это всего лишь миф. Легенда. Вымысел. Но, но поверьте мне, не миф, не легенда и не вымысел сам панический страх! Он существует. И описать его может лишь тот, кто его испытал. Его вообще очень сложно описать простыми словами.
Вначале он медленно вползает в тебя. Пронизывает все твое тело. Забирается в самые потаенные, в самые сокровенные участки души и затем, как будто выворачивает ее наизнанку. Ты начинаешь чувствовать внутри себя какую-то жуткую ничем незаполненную пустоту. Начинаешь понимать всю бессмысленность собственной жизни. Всю ее мелочность и суету.
Тебе хочется громко кричать. И ты, наверное, громко кричишь. Но при этом сам себя совершенно не слышишь. Вокруг тебя образуется тишина. Это очень страшная, кошмарная я бы даже сказал потусторонняя тишина. Она на тебя давит. Тебе становится трудно дышать. Ты хочешь вырваться из ее крепких объятий и убежать. И если тебе повезет, и ты чудом останешься жив, то тогда навсегда, до конца своих дней ты будешь помнить и этот ужас, и эту кошмарную тишину.
Я не знаю, происходит ли это со всеми, кто испытывал панический страх или только мне так «повезло». Но я абсолютно уверен, что там, на вершине этой горы я услышал самую настоящую дьявольскую тишину. Нет, неправильно! Я ее не услышал. Я ее почувствовал. Почувствовал каждой клеткой своего тела. Каждой частицей своей вывернутой на изнанку души.
Попробую объяснить это иначе. Один знакомый психолог как-то показал мне, как он выразился – психологический фокус. Он поставил передо мной зеркало и сказал, чтобы я смотрел прямо в него, а затем спросил: Что это зеркало сейчас отражает? Я ответил ему, что оно отражает меня. Тогда он повернул его в противоположную от меня сторону и задал тот же самый вопрос. На этот раз, я сказал ему, что сейчас оно отражает стену.
В ответ он улыбнулся мне мефистофелевской улыбкой и заявил, что сейчас это зеркало ничего не отражает. Потому что для того чтобы оно хоть что-нибудь отражало одной стены не достаточно. Нужен еще чей-нибудь взгляд!
Вся наша жизнь, хотим мы этого или нет, происходит на глазах у других людей. Нас постоянно видят и мы к этому привыкли. Выглядеть хорошо в чужих глазах, быть умными, красивыми, талантливыми, так или иначе, становится целью всей нашей жизни. Даже богатство, по сути, нам нужно для того чтобы на нас обращало внимание как можно больше людей.
Что-то подобное происходит и с нашей внутренней жизнью. Мы также хотим быть умными и красивыми перед собой. Любим мы себя или нет? Довольны мы собой или нет? Это не важно! Важно лишь то, что мы все равно постоянно думаем о себе. И, словно в зеркале, день за днем, наблюдая за каждым своим движением.
У религиозных людей та же проблема. Но они еще этого верят, что на них смотрит Бог. Так что, если хорошо разобраться, вся наша жизнь – материальная, психическая и духовная, как бы отражается в зеркалах. И в этих зеркалах постоянно присутствует, чей бы то ни было взгляд. Чужой. Наш собственный. Или взгляд Бога.
И вдруг эти зеркала разбиваются или отворачиваются от тебя. И ты остаешься совершенно один. Сам по себе. На тебя больше никто не смотрит. Весь смысл твоей жизни исчез. Тебе больше незачем жить. Вот тогда-то тебе и становится страшно. Очень страшно. Это и есть панический страх. В Библии он называется «страхом Господним». Это страх от того, что от тебя отворачивается даже Бог.
В этом случае не помогут никакие молитвы. Ты можешь молиться сколько угодно. Все твои просьбы к Богу тут же поглощаются тишиной. Они становятся тяжелыми от прилипшего к ним страха. И вместо того чтобы с легкостью лететь вверх, они с грохотом падают вниз. Но ты этот грохот не слышишь. Ты полностью поглощен тишиной. И спасти тебя может лишь чудо. И это чудо со мною произошло!
Конечно, я понимаю, что чудо доказать невозможно. На эту тему было написано огромное количество книг. И самая известная из них «Жизнь Иисуса». На страницах этой книги, когда-то очень популярный французский писатель Эрнест Ренан на примере истории воскрешения Лазаря объясняет, почему с его точки зрения никто, никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет доказать истинность произошедшего с ним чуда.
Он пишет, что если завтра появится какой-нибудь человек и заявит, что может воскресить мертвеца, то для проверки этого факта нужно будет назначить комиссию. Эта комиссия сама выберет труп. Убедится в том, что перед нею мертвец. Определит зал, где должно будет произойти обещанное чудо и примет необходимые меры, чтобы предотвратить жульничество или обман.
И если в такой обстановке воскрешение все же произойдет, то тогда чудотворец должен будет сделать то же самое, но уже при совершенно других обстоятельствах. В другом помещении и над другими трупами. В конце концов, Ренан заявляет, что теоретически чудеса может быть и возможны, но практически, ни одно из чудес до сих пор не произошло в присутствии компетентных людей.
Что же касается библейских чудес, то они, как правило, происходили на глазах у суеверной толпы. И поэтому. с точки зрения известного писателя, вполне могли быть следствием самого обыкновенного гипноза или игрою не в меру разыгравшегося воображения.
Само собой разумеется, что после таких аргументов, я не стану ничего доказывать. Хотите – верьте! Хотите – нет! Пусть те, кто хотят, сочтут меня сумасшедшим. На это я отвечу словами из книги того же Ренана.
«На Востоке сумасшедший – привилегированное существо. Его приглашают к себе на совещание даже министры. Его слушают. Его спрашивают. Потому, что считают его существом более близким к Богу. Так как предполагают – раз его личный разум погас, то через него может говорить высший разум.
Например, Колумб открывал Америку, исходя из ложных идей. Ньютон считал свое истолкование Апокалипсиса более важным занятием, чем изучение физики. И можно ли поставить, какого-нибудь посредственного человека выше Франциска Ассизского, святого Бернара, Жанны Д’арк или Лютера, только потому, что у него нет никаких заблуждений».
При желании этот список можно продолжить. Например, великий итальянский ученный Джероламо Кардано, оставивший значительный след в истории таких наук, как алгебра, механика и медицина, искренне верил, что все его гениальные идеи пришли к нему из Высших Миров.
Что же касается основоположника космонавтики Константина Эдуардовича Циолковского, то он, совершенно не стесняясь своих ученых коллег, во всеуслышание заявлял, что схемы его межпланетных ракет ему принесли ангелы. И делали они это для того чтобы будущие поколения могли перевозить на другие планеты своих мертвецов.
Нет! Я не шучу. Этот великий ученный был последователем русского философа-космиста Николая Федорова. Автора уже давно забытой книги «Философия общего дела». Так вот общим для всех делом этот философ считал воскрешение мертвецов. И не духовном. В самом настоящем – в физическом теле. И это за сто с лишним лет до клонирования!
Кроме того, хочу напомнить, чем заканчиваются роман «Братья Карамазовы». Самая знаменитая книга еще одного последователя философа Федорова. Великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского. Он заканчивается разговором одного из главных героев о воскрешении мертвых. Той самой финальной сценой, которая, по словам Альберта Эйнштейна, дала ему больше идей, чем любой научный трактат.
Биографы Эйнштейна, например, считали, что влияние, которое эта сцена оказала на мировоззрение этого великого ученого можно сравнить разве что с игрой гениального скрипача Иегуди Менухина, услышав которого Эйнштейн заявил, что теперь он точно знает, что Бог существует! И я абсолютно уверен, что это не было кокетство с его стороны. Потому что чудо, о котором говорю, тоже, было связано с музыкой.
В тот самый момент, когда под действием панического страха я уже собрался бежать сломя голову, по камням в лунном свете, мой взгляд неожиданно упал на лежащую рядом Библию. Не думая ни о чем, я взял ее в руки и, как будто защищаясь от страха, закрыл ею лицо. По лицу потекли слезы. Со стороны это было похоже на рыдание ребенка оставшегося без конфет. Но может быть впервые в жизни, я не думал, на что это было похоже и как это выглядело со стороны.
Впервые в жизни я был самим собой. Не человеком, постоянно оглядывающимся по сторонам и пытающимся ответить на вопрос, а что обо мне скажут другие. Впервые в жизни я был тем, кто есть на самом деле. Одиноким, опрокинутым в страх тишины человеком, прижимающим к мокрому заплаканному лицу единственное, что у него осталось в этой жизни – старую карманную Библию.
И в этот момент… в этот самый момент я услышал музыку. Да музыку! Именно музыку! Я не мог ошибиться. Это была самая настоящая музыка! В ней были скрипки, валторны, ударные и колокола. Особенно громко звучали колокола. Их мощный звон разрывал скованный тишиной воздух, проникал в мое сердце и вытеснял из него страх.
Я не верил собственным ушам! И может быть в другое время или в другом месте я бы решил, что эта музыка мне просто приснилась. Но ночью, на вершине горы, в Иудейской пустыне, недалеко от разрушенного звуками Иерихона, я неожиданно подумал: Если Бог – Музыкант? Тогда Библия — Ноты!
Эта странная мысль, так увлекла меня и так захватила все мое внимание, что я даже не заметил, как прошла ночь, а затем и наступило утро. И только, когда солнце поднялось над вершинами Моава, я снова увидел Мертвое море, Иорданскую долину, развалины Иерихона, стены монастыря и над ними колокол. Я бросил в него камень. Монах услышал звон и открыл мне двери.
Я спустился вниз и рассказал ему о том, что со мною произошло. Он снова внимательно посмотрел на меня, затем на вершину горы и сказал: «Библия – это откровение Божие. В ней отражен весь созданный Богом мир. И если твоя душа ищет в нем музыку, то в Библии она ее непременно найдет».
Но искать мне было не нужно. Все что нужно было найти, я нашел еще там на вершине горы. Именно там мне пришла в голову мысль написать буквы по кругу и посчитать растения между ними. Поэтому, вернувшись в Иерусалим, я открыл Библию и, как будто натягивая между буквами струны, последовательно буква за буквой стал переводить ее слова в музыкальные звуки.
И пусть музыканты шутят, что тот, кто поздно начинает учиться играть, только на том свете даст свой первый концерт. Со мною все было иначе. Свой первый концерт я дал еще на Земле. В самом центре Иерусалима. На вершине горы Сион. В нескольких шагах от могилы царя Давида. В величественном соборе Дормицион. В присутствии большого числа людей я сыграл свою первую музыку.
Хотя если быть точным, не совсем музыку и не совсем свою. Впервые в истории я сыграл Библию, как нотную партитуру. Сыграл весь первый день творения, как постепенно набирающие силы музыкальные звуки, которые, как будто пробиваясь сквозь первозданный хаос с раскатами грома и завыванием ветра, ритмически сопровождается звоном колоколов.
При этом я не изменил ни одной ноты, ни одной буквы. Я только перед тем как взять первую ноту попросил всех, кто пришел меня послушать, всего лишь на минуту закрыть глаза и, затаив дыхание, представить себе, что мира еще нет. Что все еще впереди. Что все еще в самом начале. Что еще не было первого слова. Что только сейчас прозвучат первые звуки. И они впервые в жизни услышат, как Бог создал небо и землю на самом красивом из всех существующих языков. На языке музыкальных нот.
Часть II. Книга Творения.
Часть III. Музыка Сфер.
Часть IV. Метафизика Звуков.
Часть V. Музыкальная Каббала.
Любой музыкант и тем более композитор хорошо знает, что сочинителем музыки может считаться лишь тот, является автором ее нот. И чтобы он с этими нотами дальше не делал, как бы их не играл, кому бы их не дарил – они будут принадлежать только ему.
Например, «Крейцерова соната»?
Вначале она была посвящена первому ее исполнителю – скрипачу-мулату Джорджу Бриджтауэру. Затем другому скрипачу, дирижеру и венскому композитору – Рудольфу Крейцеру. С момента написания ее почти двести лет в самых разных вариациях играли дести тысяч людей. Но единственным ее автором был, есть и будет только Бетховен.
Так чья же Тайная Музыка Библии?
С точки зрения любого верующего человека, это музыка Бога! Потому, что изначально она была написанная не простым, а Божественным языком. Языком, который в отличие от всех других языков был создан не как средство общения между людьми, а как средство общения между Богом и человеком. Именно этим языком Бог говорил с Моисеем в Синайской пустыне. Этим языком Он описал ему сотворение мира. Словами этого языка, как сказано в Библии, Бог из хаоса создал наш мир. «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет!»
Следовательно, слова Библии – это слова Бога. И если в этих словах скрыты ноты, то это «Ноты Бога». И автором Тайной Музыки Библии должен быть Бог!
Источник