ГРУЗИНСКАЯ
Авторская песня
–
Булат Окуджава
–
–
Текст песни, аккорды, разбор
–
Музыка Б. Окуджава
–
Слова Б. Окуджава
–
_ _- рекомендуемый рисунок:
(в легкой тональности Am)
_ _ Am Dm
Виноградную косточку в теплую землю зарою,
_ _ G C E
И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
_ _ Am Dm
И друзей созову, на любовь свое сердце настрою…
_ _ E7 Am
А иначе зачем на земле этой вечной живу?
_ _ C Dm
_ Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье,
_ _ G C E
_ Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву,
_ _ Am Dm
_ Царь небесный пошлет мне прощение за прегрешенья…
_ _ E7 Am
_ А иначе зачем на земле этой вечной живу?
_ _ Am Dm
В темно-красном своем будет петь для меня моя Дали,
_ _ G C E
В черно-белом своем преклоню перед нею главу,
_ _ Am Dm
И заслушаюсь я, и умру от любви и печали…
_ _ E7 Am
А иначе зачем на земле этой вечной живу?
_ _ C Dm
_ И когда заклубится закат, по углам залетая,
_ _ G C E
_ Пусть опять и опять предо мной проплывут наяву
_ _ Am Dm
_ Синий буйвол, и белый орел, и форель золотая…
_ _ E7 Am
_ А иначе зачем на земле этой вечной живу?
Разбор песни “Грузинская” (Виноградную косточку) – Булат Окуджава
Источник
Ноты, Аккорды — Булат Окуджава — Времена не выбирают
Песенник, ноты для голоса в pdf
Песни
Булата Окуджавы
ноты для голоса, (гитара — аккорды)
«Композитор», 1991г
(pdf, 1.72 Мб)
Булат Окуджава многолик. Для кого он «дежурный по апрелю» и «часовой любви», для кого автор песни из «Белорусского вокзала» и «До свидания, мальчики», а кто-то помнит восторженные возгласы лисы Алисы и кота Базилио по поводу главной достопримечательности Страны Дураков — заповедного Поля Чудес. Все возрасты, все поколения находят у Окуджавы что-то близкое и насущное. И даже злободневное.
Булат Окуджава един и целен. Когда вслушиваешься и вдумываешься в его тексты, постепенно замечаешь то, что роднит короля сказочного и настоящего, солдата живого и бумажного, — и видишь, как вокруг всех них и каждого из нас зримо стоят три сестры: Надежда, Вера и Любовь. И под управлением последней — во имя первой — играет «маленький оркестрик».
Спустя годы после ухода поэта стало очевидно, что мир Окуджавы крупнее и объемнее того пространства «тихого голоса», в которое он сам себя то ли шутя, то ли всерьез вписывал. Это дало право, например, исследователю его поэзии Леониду Дубшану говорить об «ощутимо символическом» характере поэтической системы Окуджавы, «позволяющем вести разговор о вещах таинственных». Все же для многих из тех, кто пел его песни на кухне под гитару, мурлыкал их себе под нос, смешил ими детей и навевал меланхолию на взрослых, он остается еще-не-классиком, еще частью жизни, мотивчиком, всплывающей строчкой, лекарством — «. и боль, что скворчонком стучала в виске, стихает, стихает. «
Песенка об Арбате
Арбатский романс
Песенка о полночном троллейбусе
Песенка о бумажном солдате
Дежурный по апрелю
Песенка о пехоте
Надежды маленький оркестрик
До свидания, мальчики
Союз друзей
Пожелание друзьям
Ваше величество женщина
Прощание с новогодней елкой
Дальняя дорога
Дуэт лисы Алисы и кота Базилио
Три сестры
Живописцы
Старый пиджак
Поле чудес
Песенка старого шарманщика
А все-таки жаль
Песенка о старом, больном, усталом короле
О Володе Высоцком
Скачать ноты на песни Б. Окуджавы
Нотное издание
БУЛАТ ШАЛВОВИЧ ОКУДЖАВА
Песни
Мелодии и тексты песен, ноты для голоса, гитарные аккорды
составитель Лев Алексеевич Шилов
«Музыка», 1989г.
(pdf, 42 Мб)
I
Главная песенка
Гори, огонь, гори
Песенка об Арбате
Полночный троллейбус
Часовые любви
Веселый барабанщик
«Не тридцать лет, а триста лет.» (Московский муравей)
Дежурный по апрелю
Море Черное
Песенка о бумажном солдатике
Песенка о голубом шарике.
II
«Не верь войне, мальчишка.»
Песенка о солдатских сапогах
Песенка о Леньке Королёве
Песенка о медсестре Марии
До свидания, мальчики
Простите пехоте
«Из окон корочкой несет поджаристой.»
Песенка о Ваньке Морозове
Песенка о дураках
«Женщины-соседки, бросьте стирку и шитье.»
Песенка про черного кота
Мастер Гриша.
«Лежать бы гусаку.»
«Всю ночь кричали петухи,.»
Песенка веселого солдата
Песенка о старом, больном, усталом короле
Песенка старого шарманщика
III
Песенка об арбатских ребятах
Песенка о комсомольской богине
Сентиментальный марш
«Не клонись-ка ты, головушка.»
Ваше Величество, Женщина
Три сестры
Песенка о московском муравье
«Он наконец явился в дом.»
Вот так она любит меня
О синих маяках
Ситцевые женщины
«И когда удивительно близко.»
Эта женщина!
По Смоленской дороге
Ночной разговор
Песенка о присяге
Песенка о моей душе
Живописцы
Молитва
IV
Мартовский снег
Прощание с новогодней елкой
Лесной вальс
Песенка о моей жизни
Былое нельзя воротить
Приезжая семья фотографируется у памятника Пушкину
Пожелание друзьям
Старый флейтист
Заезжий музыкант
«Я вновь повстречался с Надеждой.»
Старый пиджак
Песенка об открытой двери
В Барабанном переулке
Грузинская песня
Песенка о дальней дороге
Прощание с Польшей
Песенка о ночной Москве
Союз друзей
Песенка о Моцарте
V
Проводы юнкеров. Из кинофильма «На ясный огонь»
Я пишу исторический роман
Старинная солдатская песня
Батальное полотно
Дерзость, или разговор перед боем
«Солнышко сияет, музыка играет.»
Два силуэта
Песенка о молодом гусаре
Мы за ценой не постоим. Из кинофильма «Белорусский вокзал»
Песня о московских ополченцах. Из кинофильма «Великая Отечественная»
Кабинеты моих друзей
О Володе Высоцком ,!)
«Как наш двор ни обижали.»
Кузнечик
«Время идет, хоть шути — не шути.»
«Витя, сыграй на гитаре.»
«Что ж вы дремлете, ребята.»
Святое воинство
VI
Арбатский романс
Плач по Арбату
Надпись на камне
Еще один романс
«Всему времечко свое.».
Первое послевоенное танго
«Быстро молодость проходит.»
Счастливый жребий
«Всё глуше музыка души.»
«Антон Палыч Чехов однажды заметил.» Из кинофильма «Из жизни начальника уголовного розыска»
Римская империя
Музыкант
Пиратская лирическая. Из кинофильма «Из жизни начальника уголовного розыска».
Мой почтальон
«В день рождения подарок»
Вилковская фантазия
Парижские фантазии
Примета
«Песенка, короткая, как жизнь сама»
Скачать ноты (песни Б. Окуджавы)
ПОЭТ И ПЕВЕЦ
Песни Булата Окуджавы вошли в нашу жизнь в конце пятидесятых годов как-то сразу и, как оказалось, надолго. Они заметно отличались и от тех, что звучали тогда в концертах, по радио, на пластинках, и от тех, что мы пели дома, когда собирались друзья и приходили гости, или когда происходило то, что называлось теперь уже полузабытым словом «вечеринка».
Как странно сознавать, что еще совсем не так давно, всего лет тридцать назад, во время домашних, семейных, дружеских торжеств мы пели сами, а не передоверяли эту многовековую, столь естественную традицию человеческого самовыражения и общения ни магнитофону, ни телевизору. Так вот, на фоне тогдашнего репертуара совершенно необычными показались нам слова и интонации, пришедшие с песнями Булата Окуджавы, уже сами эти словосочетания и образы: «Часовые любви», «Ситцевые женщины», «Мои кредиторы — молчаливые Вера, Надежда, Любовь..». Удивляла и радовала фраза о влюбленных парах на рассветных московских улицах — тихая, но убежденная: «признаю только эти войска». И совершенно непривычно, хлестко звучало сказанное о недавней войне слово «подлая» в песне, которая сразу стала одной из самых наших любимых, как и та — про взвод солдат, уходящих «в туман, в туман, в туман», и про женщин, глядящих в их «круглые затылки». Оказалось, что о Великой Отечественной и о гражданской, о «комиссарах в пыльных шлемах» и о «комсомольской богине» можно петь так, как никто до тех пор не пел.
Оказалось, что обыденное может мгновенно превратиться в сказочное, что к женщине подобает обращаться «Ваше величество» и что для песни (да песня ли это?) иногда достаточно всего четырех строк:
В саду Нескучном тишина, Встает рассвет светло и строго. А женщину зовут Дорога. Какая дальняя она..
Но дело даже не в отдельных, сравнительно необычных образах и словосочетаниях, дело в том, что сами эти песни были «совсем другие». Не только по словам, не только по мелодии, но, прежде всего, по тону, по интонации. Это была интонация беседы, дружеского обращения. В отличие от песен, звучавших тогда по радио, они была адресованы не столько всем вместе, сколько каждому в отдельности, тому, кто сидит напротив за столом или рядом на скамейке городского сквера. Причем с каждым устанавливался как бы двусторонний душевный контакт. Шла беседа, длился разговор, переходя из песни в песню.
Внешне это свойство стихов и песен Окуджавы проявлялось в их негромкости, он не столько пел, сколько напевал ноты; в таких речевых оборотах, как «мой дорогой», «а мы с тобой, брат», «извините», «знаете», «пожалуйста» — словечках, казалось бы, необязательных, и даже, как утверждал один из особенно суровых критиков Окуджавы, «совершенно лишних». Но именно так, может быть, и возникала в песенном диалоге со слушателем столь дефицитная, столь желанная, столь необходимая в переломное время второй половины пятидесятых годов атмосфера искреннего человеческого внимания, общения и взаимопонимания.
Рядом с Окуджавой (нет, как я теперь вспоминаю, даже несколько раньше) зазвучали с магнитофонных лент голоса Михаила Анчарова, Ады Якушевой, Юрия Визбора, несколько позже Юлия Кима, Новеллы Матвеевой, Александра Галича. Песни Новеллы Матвеевой некоторое время находились для меня и моих друзей в одном ряду с песнями Окуджавы, а потом отодвинулись на какой-то более дальний план. Их поэтические и музыкальные достоинства чрезвычайно высоки и почти для всех очевидны. Но они были для нас (скажу осторожнее: для меня) в большей степени искусством, а песни Окуджавы — в ббльшей степени жизнью. И не так уж неправ был тот критик, который однажды высокомерно изрек: «Песни Окуджавы — явление быта, а не искусства». Только он это говорил со знаком минус, а время показало, что говорить об этом надо со знаком плюс. И, конечно, не только «быт» имея в виду. Но и быт тоже. Несомненно. Ведь тогда, в начале «магнитофонной эры», очень многие покупали магнитофон именно для того, чтобы слушать у себя дома «бардов». И прежде всего — Окуджаву.
Потребность в жанре, который позже назовут «авторской песней», оказалась чрезвычайно велика. Ведь, как справедливо заметил уже в 1967 году композитор В. Гаврилин, «от профессионалов ускользнул целый мир человеческих чувств, целая сложившаяся в обществе психология». Вот это и пыталась уловить — то более, то менее успешно — «авторская песня». Термин этот появился много позднее, и, как известно, связан он, прежде всего, с творчеством Владимира Высоцкого. Но само это явление (эстрадный исполнитель поэтического произведения, им же самим положенного на музыку), столь широко распространенное, например, во Франции, было давно известно в русской культуре, стоит вспомнить хотя бы песни Александра Вертинского. Окуджава не изобрел новый жанр, как это показалось некоторым его современникам, но уже широко бытующую, прежде всего, в студенческой среде «авторскую песню», (которая так тогда еще не называлась) поднял сразу на несколько порядков, на иной уровень, тем самым переведя ее в некое новое качество.
Причем, как оказалось, это относится не только к текстам его песен, но и к их мелодиям, и его удивительно искреннему и проникновенному исполнению, к его столь богатому тембровыми оттенками голосу, гибкому, выразительному, так много говорящему слушателю не только о том, что поется, но и о том, кто поет. Вероятно, поэтому так много людей, никогда не видевших поэта воочию, а лишь слушавших его песни на магнитофонных лентах, считают себя как бы лично знакомыми с Булатом Окуджавой и лично ему обязанными за совет, за помощь и поддержку..
Разумеется, все эти размышления о том, чем же песни Окуджавы так уж отличны от многих других «профессиональных» и «самодеятельных», возникли у нас уже потом. А тогда, в конце пятидесятых годов, когда мы их услышали, они, при всей своей необычности, были восприняты как нечто вполне естественное, нам по праву принадлежащее и только по какому-то недоразумению ранее неизвестное. Ожидание чего-то подобного песням Окуджавы, закономерность их появления, мгновенное, естественное вхождение в культурный обиход того времени афористически точно выразил годы спустя Давид Самойлов:
Былым защитникам державы, Нам не хватало Окуджавы.
А так как и для радио, и «Мелодии», и Мосэстрады эти песий оказались в те годы весьма непривычными и даже неприемлемыми, большинство слушателей впервые знакомилось с ними в «магнитофонном исполнении».
Стремительное распространение окуджавовских магнитозаписей по всей стране, а вскоре за ее пределами — беспрецедентно и, несомненно, когда-нибудь будет специально отмечено в соответствующих разделах истории «магнитофонной литературы». Но уже и теперь очевидно, что именно соответствие этих песен определенной общественной потребности, а не только «веяниям моды», как казалось когда-то многим критикам,
обусловило их необычайную популярность. И, конечно, прежде всего, то, что эти песий, совершенные в поэтическом, весьма своеобразные в музыкальном отношении, неотразимо обаятельны в авторском исполнении.
Когда во всех концах державы, Магнитной лентой шелестя, Возникли песни Окуджавы, Страна влюбилась в них, хотя Какая брань, какие клички Тем песням выпали в свой срок..— свидетельствовал позже поэт Юрий Ряшенцев. «Страна влюбилась» в эти песни, прежде всего, потому, что они были добры, мужественны, красивы. Но именно они и вызвали такую сокрушительную критику, какой не подвергался ни один из «предшественников» Булата Окуджавы.
В середине шестидесятых годов — после града уничижительных статей с издевательскими заголовками, вроде «Цена шумного успеха», «Ловцы дешевой славы» и т. п.— он перестал писать песни, выступать с ними и целиком ушел в работу над исторической прозой. Но широчайшее распространение его магнитофонных записей сделало даже не очень заметным многолетний отход поэта от концертной деятель-нности.. За это время им был написан роман о декабристах «Бедный Авросимов» и сатирическая повесть «Похождения Шилова», связанная с одним из эпизодов жизни Льва Толстого. Обе книги заинтересовали и читателей и критику, но не имели и десятой доли того успеха, который несколько лет назад принесли их автору его песни.
Что же такое было в этих песнях, что вызывало столь радостное принятие одних и яростное негодование других?
Теперь, ровно через три десятилетия после того, как они зазвучали, мы можем спокойно и внимательно вслушаться в их мелодии, вдуматься в текст, описать историю их создания, проследить развитие и чередование тем, приблизиться к пониманию того явления, которое представляют из себя песни Булата Окуджавы. (Фонд его магнито-записей в Государственном литературном музее уже насчитывает 287 ед. хранения и составляет 160 часов звучания). Он начал сочинять песни в конце пятидесятых годов, как бы случайно, когда однажды вечером, желая развлечь и позабавить своих друзей, он исполнил в компании молодых московских поэтов под первый же подвернувшийся, довольно разухабистый мотивчик шутливое стихотворение о Ваньке Морозове и о циркачке, которая «по проволке ходила, махала белою рукой». Так как песня вызвала бурное и общее одобрение друзей, Окуджава за несколько дней написал еще несколько. Легкость и естественность и как бы «нечаянность» их появления удивила его самого. Позже он не раз говорил, что одним из самых счастливых дней своей жизни считает тот, когда обнаружил, что может писать песни.
Внимательно всматриваясь в биографию Окуджавы, мы можем теперь понять, что его «внезапное» и довольно «позднее» увлечение песенным творчеством (ему было уже «сильно за тридцать») не случайно. Судьба этого человека, никогда не учившегося музыке, тем не менее, складывалась так, что его детство и юность оказались интенсивно насыщенными самыми разнообразными музыкальными и звуковыми впечатлениями.
..В раннем детстве, месяцами живя то в Москве с родителями, то в Грузии с бабушкой-армянкой, мальчик говорил по-грузинским и по-армянски. Потом случилось так, что долгие годы ни по-грузински, ни по-армянски говорить не приходилось. Знание слов и грамматики ушло, но чувство этих звучных языков осталось в глубине памяти, там же, где запечатлелось грузинское многоголосье, протяжные русские народные песни, слышанные в раннем детстве от московской няни, «своеобразная музыка арбатского двора»..
..В 1937 году его отец, видный партийный работник, был арестован и вскоре расстрелян. Мать сослана в один из карагандинских лагерей. Тринадцатилетнего мальчика родственникам удалось спрятать и тем самым спасти -от детского дома, куда было положено «сдавать» детей «врагов народа». Только через полтора года он смог вернуться в родной арбатский двор, продолжать учебу в московской школе. Из девятого класса ушел на войну. Был минометчиком, связистом и взводным запевалой.
Много позже, уже во второй половине пятидесятых годов, Окуджава познакомился с большим знатоком русских частушек, поэтом Виктором Боковым, который великолепно их исполнял, аккомпанируя себе на балалайке.
«Он мне пел громадное количество частушек, и среди них —- каждая де’сятая — гениальная»,— вспоминал поэт.
А некоторое «музыкальное образование» Булат Окуджава получил в первые-послевоенные годы, когда переслушал в Тбилисском театре все оперы, «раз по тридцать каждую».
«..Тбилиси того времени,— рассказывал он в одном из интервью 1984 года,—был таким поразительным городом, где каждый считал своим долгом ходить в оперу и на концерты — слушать хорошую музыку. Это было как бы обязательным, и опера тогда была студентам вполне доступной. Я учился на филологическом факультете Тбилисского Университета, и иногда мы с друзьями ходили в оперу, как ходили дворяне Петербурга в XIX веке: на особенно любимые арии.
Днем созванивались, узнавали — что сегодня идет? — Сегодня «Аида».
Хорошо, идем на второй акт. И мы шли и слушали. На галерку всегда можно было купить билет, всё было совершенно демократично».
Тогда же, в студенческие годы, он с успехом пел романсы в дружеском и семейном кругу. Один знакомый, хорошо игравший на мандолине, показал ему «три гитарных аккорда», и этим его музыкальные познания продолжительное время и ограничивались, пока — как не без улыбки вспоминал Окуджава — кто-то не научил его еще трем..
..Хронологию ранних песен Окуджавы установить довольно трудно: сам автор не всегда может их точно датировать (тем более, что между сочинением стихов и музыки, как правило, проходило какое-то, иногда довольно значительное, время), а сохранившиеся «первые» магнитофонные пленки чаще всего не имеют дат. Но, во всяком случае, можно с достаточным основанием полагать, что в 1959 году уже существовало около трех десятков песен, что некоторые из них были написаны еще до «Ваньки Морозова», что кроме прекрасного «московского цикла» («Последний троллейбус», «Часовые любви», «Ах, Арбат мой, Арбат», «Во дворе, где каждый вечер») уже были песни о войне («Вы слышите, грохочут сапоги», «Не верь войне, мальчишка», «Ах, война, что ж ты сделала, подлая»).
«Московский цикл» складывался как бы в полемике с двумя совершенно различными, но достаточно значительными музыкальными явлениями. Во-первых, с преобладающими в то время «гимническими» песнями о Москве, а вторым импульсом для создания «московского цикла» оказались для Окуджавы, как это ни странно., песни французских певцов о Париже. Ему показалось обидным, что нет таких же интимных, «домашних» песен о его Москве, городе, с которым он считал себя столь родственно связанным, улицы и переулки которого любил не меньше, чем парижане — Большие бульвары. И вот, столь различные музыкальные впечатления, сталкиваясь, и, то споря, то переплетаясь, давали нечто совершенно новое, пусть отдаленно и напоминавшее что-то уже слышанное раньше, но совершенно переосмысленное и «пересоставленное», свое.
Главное, что спасало в этих случаях, а подчас делало эти песни особенно привлекательными для слушателей, было совершенно органичное единство стихов, музыки и исполнения. Вероятно, имея в виду именно это качество песен Окуджавы, Д. Шостакович и выразил однажды сомнение в надобности создания профессиональными композиторами новых мелодий на тексты уже существующих песен Окуджавы.
В конце пятидесятых были написаны Окуджавой и песни о «комиссарах в пыльных шлемах», среди которых и та, что опубликована лишь недавно, в 1987-ом («О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой»). И песни-зарисовки, типа, «Из окон корочкой несет поджаристой» (которую цитирует режиссер Кира Муратова в кинофильме «Короткие встречи»), и, наконец, «Песенка о голубом шарике» и «Песенка о Надежде Черновой»,— совсем не такие уж простые, какими они могли показаться на первый взгляд.
Вот с этим репертуаром в 1959 году Окуджава и вышел на «широкую» публику, но по-прежнему его песенное творчество было принципиально ориентировано именно на интимное, дружеское общение. Не случайно в одном интервью, вспоминая тот период, поэт говорил, что прежде всего хотелось ему написать такую песню, «чтобы друзья, сидевшие за столом, согласно закивали головами..»
Лавинообразно нараставший успех первых же публичных выступлений, возможно, способствовал сравнительно быстрому созданию новых песен, которые становились всё более сложными и интересными по музыкальной структуре. К маршевым ритмам («Встань пораньше, встань пораньше», «Вы слышите, грохочут сапоги», «Надежда, я вернусь тогда»), к песням в форме вальса («Песенка о синих маяках»), присоединяются широко распевные, мелодически достаточно сложные («Он, наконец, явился в дом») и песни-романсы, например, «Песенка об открытой двери». В дальнейшем его песенном творчестве появятся и такие, довольно развитые по построению мелодии, как, например, в песнях «Каких присяг я не давал», «Как наш двор ни обижали», но наиболее характерной стороной его мелодического дарования будет именно изысканная простота. На приемах, близких русской народной песенности, в частности, на лексических и мелЪдических повторах строит Окуджава такие песни, как «Ты в чем виновата», «Море Черное», «Горит пламя, не чадит», пытается свести городской романс до размера четырехстрочной частушки («В саду Нескучном тишина»). В 1960 году пишет «Песенку про Черного Кота», озорную, с очень четким ритмом, и грустно-философско-ироническую балладу в стиле Беранже «Старый пиджак». Ирония, часто и самоирония, будут присутствовать и в ряде других «песенок», гармонично уравновешивая несколько непривычное для песни, столь откровенное выражение авторского чувства.
В начале шестидесятых годов репертуар поэта-певца пополнялся довольно стремительно и к концу шестьдесят второго года содержал уже около пятидесяти песен. Среди них были уже и такие интересные и по образной системе и по мелодии, как «Лесной вальс».
..В 1962 году Окуджава уходит из «Литературной газеты», в редакции которой он проработал несколько лет, и целиком отдается стихотворному и песенному творчеству. Много выступает. К этому времени относится одна из известнейших песен Окуджавы — «Песенка старого шарманщика», которая, как мне кажется, лучше других помогает понять первостепенную важность авторской интонации его песенно-исполнительского творчества.
Дело в том, что мелодико-ритмическую основу этой песни составляет знаменитая шарманочная «Разлука, ты разлука». Авторство же Булата Окуджавы и его замечательное исполнительское умение проявляются в той виртуозности, с которой он чуть-чуть (но очень определенно и отчетливо) видоизменяет и ярко стилизует общеизвестную мелодию. Подчеркивая визгливый, вскрикивающий звук шарманки, он создает смешной, нелепый и, как оказывается в его трактовке,— трагичный образ «вечного шарманщика». Почти не переступая явно обозначенных границ «чужой» мелодии, Булат Окуджава предлагает совершенно «свою» песню со столь характерным именно для его творчества сочетанием шутливой маскарадное с серьезным разговором о судьбе художника, исповедальными интонациями дружеской беседы. На подобных контрастах строятся и такие его остросоциальные песни, как «Песенка веселого солдата» и уже упоминавшаяся «Песенка про Черного Кота».
Усложняются и делаются всё более интересными и выразительными песни Окуджавы шестьдесят третьего — шестьдесят четвертого годов «Молитва* («Пока Земля еще вертится..»), «Мартовский снег» («На арбатском дворе и веселье и смех..»).
Потом наступает длительная пауза. За всю вторую половину шестидесятых годов родилось только пять-шесть песен. Все они были весьма оригинальны и очень красивы своими мелодиями, иногда достаточно сложными («Синяя крона», «Моцарт»), но чаще — изысканно-простыми («Грузинская песня», «Старинная студенческая»). И, наконец, в 1970 году появилась одна из самых знаменитых — «Мы за ценой не постоим», написанная (что для творческой практики Булата Окуджавы большая редкость) по заказу киностудии.
Песню к кинофильму «Белорусский вокзал» заказал ему не только как поэту, но и как бывшему фронтовику, солдату-минометчику, режиссер Андрей Смирнов. Он просил написать песню, которую бы пели в фильме тоже бывшие фронтовики, и притом такую, «чтобы это была песня, как бы ими самими сочиненная». И вот эта песня, которая по первоначальному замыслу режиссера должна была украсить, сделать более достоверной сцену встречи фронтовых друзей, сама стала одним из главных действующих лиц фильма.
Большой творческой удачей представляется мне и еще одна «военная» песня Окуджавы, написанная для другого кинофильма в 1975 году. Она тоже стилизована, и тоже так мастерски, что ни у кого не возникает сомнений в ее подлинности. И хотя сам автор назвал ее «Песня о московских ополченцах», она уже не раз и не два появлялась на пластинках под примечательно измененным названием «Песня московских ополченцев». Простая, мужественная, она, мне думается, так и уйдет к нашим потомкам не только художественным, но и документальным памятником погибшим под Москвой.
Примечательно, что создатели фильма, и прежде всего, автор сценария Константин Симонов, просили Окуджаву озвучить эту песню своим голосом. Здесь мы подходим к чрезвычайно существенному вопросу песенного творчества Булата Окуджавы и его слушательского восприятия: единству текста, мелодии, ритма, голоса, аккомпанемента.
Теперь уже ясно, что многие резко критические, подчас уничижительные характеристики, даваемые песням Окуджавы, проистекали именно из попыток расчленить нерасчленимое, оценивать одно без учета другого. Только поняв, что большинство песен Булата Окуджавы, так же, как и песни Владимира Высоцкого, во всей полноте их замысла, тонкости оттенков и глубине трактовки могут быть восприняты наиболее полно именно и только в авторском исполнении, мы, наконец, приблизимся к отгадке их феноменальной популярности.
Не менее важно понять отличие песен Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого от моря «самодеятельной песни», отличия, на котором оба автора-исполнителя в разное время и в разных формах, но одинаково категорично настаивали. По-видимому, дело тут прежде всего в том, что и Окуджава, и Высоцкий, и, например, Новелла Матвеева — авторы таких стихотворно-музыкальных произведений, которые выражают характер-судьбу, создают свой самобытный художественный мир, законченную систему образов, несут определенную нравственную концепцию, а не только рисуют отдельные, более или менее интересные, трогательные или забавные людские черты и житейские ситуации.
Участники движения самодеятельной песни (которое само по себе, несомненно, значительное социальное и художественное явление), совершенно правомерно ориенти-10 руются в своем творчестве на «бардов-основоположников». И все же никакие частные художественные удачи того или иного представителя этого движения не могут стереть незримой, но определенной грани, отделяющей песни Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого от произведений большинства участников этого движения. И, пожалуй, пока еще никому из современных его участников не удалось начать так ярко, произвести столь ошеломляющее впечатление, так заворожить слушателей, как это сделал первыми же своими «песенками» Булат Окуджава в конце пятидесятых годов.
..Для песенного творчества Окуджавы семидесятых годов характерны такие исторические фантазии, как «Сумерки. Природа..» (1973), стилизации старинных «солдатских» и «офицерских» песен. А в его замечательном романсе «В моей душе запечатлен портрет одной прекрасной дамы» запечатлен и душевный опыт работы над исторической прозой,— романами «Путешествие дилетантов»и «Свидание с Бонапартом» (1983 г.). По-своему примечательна (как возвращение к образной символике ранних песен) вальсообразная, напоминающая о духовых оркестрах давних лет «Я вновь повстречался с Надеждой».
В начале восьмидесятых годов появляются такие шедевры, как «О Володе Высоцком», пронзительно исповедальные «Всё глуше музыка души», «Пускай моя любовь, как мир, стара», щемящие сердце песни о друзьях, погибших на войне («Всему времечко свое» и «Первое послевоенное танго»). Очень своеобразна вносящая нечто новое и в образную систему поэтики и в мелодику Окуджавы песня «Парижские фантазии». Выразительны и красивы «В день рождения подарок» и «Песенка, короткая как жизнь сама», одновременно напоминающие нам «прежнего» Окуджаву и раскрывающие новые его композиторские возможности.
Наконец, очень значительными представляются такие песни последних лет, как остросоциальная «Я выселен с Арбата» и особенно антивоенная «Если ворон в вышине». Используя простонародные обороты и словечки в русле старинной фольклорной песни, автор, вместе с тем говорит в ней об одной из самых жгучих проблем современности.
Песни Булата Окуджавы получили ныне бесспорное и широкое признание. Их влияние можно проследить не только в творчестве многих «самодеятельных» авторов, но и в произведениях некоторых профессионалов — от откровенного и несколько комичного подражания до более отдаленных и сложных аналогий.
У Булата Окуджавы давно уже сложилась определенная, довольно обширная и, как мне кажется, относительно стабильная аудитория. (Общий тираж его авторских пластинок только в нашей стране подходит ко второму миллиону). Разумеется, его песни нравятся далеко не всем. Но уж тот, кто их полюбит, тот навсегда встанет под их знамена. И дело здесь не только в поэтических и музыкальных достоинствах. Дело, как мне представляется, в том, что эти песни создают целый художественный мир,— очень определенный, в каком-то отношении даже несколько замкнутый, но необычайно привлекательный. Некий полусказочный город, в котором дома не имеют замков, по главной улице которого «прогуливаются» и Александр Сергеевич, и Ленька Королев, и «ситцевые женщины», «в Барабанном переулке барабанщицы живут», а во дворах, «пыля», кружатся пары, и «заезжий музыкант целуется с трубою», и Моцарт играет «на маленькой скрипке». По бульварам этого царства-государства кружит синий троллейбус, а медсестра Мария стала министром здравоохранения, и это ее портреты висят в «кабинетах друзей»..
Подобная лента сюжетов и действующих лиц песен Окуджавы раскручивается весело и бесконечно. Этот мир, по своей отчетливости подобный «Гринландии» Александра Грина, легко доступен каждому, он радостно принимает тебя и лечит, и радует, и успокаивает, и бодрит.
Нарядный, на первый взгляд пестрый внешний ряд образной системы этих песен давал основания некоторым поверхностным критикам считать Окуджаву только «неисправимым романтиком». Но, внимательно вслушиваясь в его песни, в их грусть и тревогу, слыша подчас и боль и издевку, нельзя ограничиться этим приблизительным определением. Булат Окуджава постоянен не только в своих привязанностях, но и в своей неприязни. Рядом с трогательным «бумажным солдатиком» существуют в его песнях и образы опасных для нашего общества «дураков», которые, как известно, «любят собираться в стаю», и «оккупантов», у которых «хозяйская походка, надменные уста», и целая «Римская империя времени упадка», в которой узнаются до боли знакомые всем нам черты «видимости полного порядка».
Ирония, то открыто, то уходя в подтекст, в интонацию, в какое-нибудь словечко или междометие,— непременный, почти постоянный, существеннейший компонент песен нашего поэта.
Настойчиво и последовательно, но никогда не впадая в дидактичность, Окуджава внушает нам простые истины о любви, вере, дружбе, братстве, верности, милосердии.. Он делает это чаще всего очень деликатно, мягко: «Я потом, что непонятно, объясню», а иногда категорично: «Мы за ценой не постоим!», «Перед вами пусть встают прошлого примеры!»,— но почти всегда с улыбкой, когда с дружеской, а иногда с привкусом грусти и горечи: «Тем более, что жизнь короткая такая..», «Заледенела роза и облетела вся».
Большинство песен Окуджавы, даже те, что внешне бесхитростны, такие, например, как «Солнышко сияет, музыка играет», имеют весьма глубокий смысл, отдельные строки дают возможность нескольких толкований. Однако глубокий подтекст, иносказательность, метафоричность, иногда не очень простая символика, расплывчатость картины, мерцание образа и другие достаточно сложные приемы, характерные для поэтики Окуджавы, определяющие своеобразие его песенных стихов, казалось бы, обращенных к сравнительно узкому кругу ценителей поэтического слова, отнюдь не препятствует быстрому распространению песен, их устойчивой популярности, их долгожительству.
Это обстоятельство, а также такие примечательные особенности песен Окуджавы, как афористичность многих его строк, опора на фольклорные ритмы позволяют приблизить некоторые из них к народным. Приблизить, но отнюдь не отождествить. Ибо не менее характерный чертой песенного творчества Булата Окуджавы является его ярко выраженная личностность, качество, закономерно отсутствующее в народной песне.
Такое совершенно необычное сочетание качеств народной песни и свойств сугубо индивидуальной лирической поэзии, включающей очень субъективные и сложные приемы современной поэтики, во многом и определяет своеобразие песенного дарования Булата Окуджавы.
Теперь, когда улеглись страсти, бушевавшие четверть века назад вокруг этого имени, и когда уже десятки песен Окуджавы прозвучали с экранов кино и телевидения, записаны на грампластинки, вошли в спектакли и радиопередачи, стали совершенно несомненны и их музыкальные достоинства, высокий уровень мелодического и исполнительского дара Булата Окуджавы. Еще для многих необычного, но уже почти для всех очевидного.
Совсем не случайным представляется то обстоятельство, что песни Булата Окуджавы имеют большой успех и за рубежами нашей страны — в Польше, Югославии, Болгарии, ГДР, Японии, ФРГ, во Франции, то есть, у иноязычного слушателя, который воспринимает прежде всего их мелодии.
В 1985 году Булату Окуджаве был присужден приз «Золотая гитара» на фестивале в Сан-Ремо (Италия).
Одним из свидетельств всё ширящегося признания, теперь уже не только слушателей-любителей, но и профессионалов, является и выход этой книги, в которой 12 представлена более ста песен теперь уже всемирно известного поэта-певца-композитора. Вероятно, этот сборник будет интересен не только профессионалам (многие из этих песен уже давно вошли в репертуар таких певцов и актеров, как И. Кобзон, Т. Доронина, Г. Великаном, Ж. Бичевская; особенно интересно, как мне кажется, поют их Елена Камбурова, Татьяна и Сергей Никитины).
Давно уже замечена и такая примечательная особенность нот Булата Окуджавы: они не столько «концертные», «общие», сколько «бытовые», «личные»: мы их не только любим слушать, но и сами напеваем, совершенно не стесняясь своих скромных голосовых данных или даже полного их отсутствия. Эти песни, как удачно сказал однажды кинорежиссер Эльдар Рязанов, «уже входят в состав нашей души».
..Какой-то особой магией обладают иные словосочетания стихов и песен Булата Окуджавы. Не так-то просто подчас определить, в чем же состоит их привлекательность, почему все чаще возникают они, особенно в последние годы, на газетных и журнальных страницах в качестве заголовков статей и заметок самых разных авторов. В Литературном музее собрана уже целая коллекция вырезок с названиями типа «Возьмемся за руки, друзья!», «Мы за ценой не постоим!», «До свидания, мальчики», «Пусть будет дверь открыта», «Давайте понимать друг друга с полуслова..» ДАВАЙТЕ! Эти добрые слова, конечно же, близки и дороги всем, кто ценит подлинное человеческое общение, которому так верно служит хорошая песня.
Источник