ДЫМ КОСТРА аккорды
Аккорды песни ДЫМ КОСТРА под гитару текст, слова
ДЫМ КОСТРА
(дворовый вариант)
Дым костра создает уют,
И искры гаснут в полете сами.
Пять парней о любви поют
Чуть охрипшими голосами.
Вот окончился школьный бал,
И ты позвала манящим взглядом,
И, покинув парадный зал
Мы пошли по проспекту рядом.
Твоих родителей дома нет,
Они гуляют в вечернем сквере.
Ты погасила в своей комнате свет,
И закрылись входные двери.
Но что мне делать с тобою такой?
На этот стол и на эти книжки
Упал твой лифчик голубой
И смешные твои трусишки.
Саши Пушкина бронзовый бюст
Украшают твои застежки,
И раздвинуть я боюсь
Эти загорелые под солнцем ножки.
И вот уже утро, пора вставать,
Но я не хочу, чтобы ты проснулась.
Мне так приятно с тобой лежать
И я хочу, чтобы эта ночь вернулась.
Ты еще спишь, и ты так хороша,
Боясь потревожить твой сон прекрасный,
Переступаю я, чуть дыша,
И поправляю твое школьное платье.
Приподнимаю одеяла край,
Целую теплые твои коленки:
— А ну, лентяйка, вставай давай!
Смотри, какие вкусные на вафлях пенки.
Источник
Дым костра создает уют.
Незабываемая ночь обворожит великим очарованием влекущего к себе неба и, конечно же, пронизывающим насквозь светом, притягивающих в свои владения сказочных звезд. А звезды великодушно манят, зовут, но не отдадут, не подарят, не продадут великую и сокровенную тайну – тайну вечного. Они в обязательном порядке, без всякого сомнения, украдут наши чувства, мысли, души. Украдут навсегда.
«Дым костра создает уют, искры гаснут в полете сами…» раздавалось с обрыва небольшой речушки. Искры нашего детства, огонь нашей юности, костер нашей маленькой, но большой души. Группа мальчишек и девчонок сидели вокруг ночного открытого очага, напичканного сбоку под угли картошкой. Разговаривали, смеялись, рассказывали страшилки, пели песни. Например: Леха Есенин (Есенин – деревенское прозвище) декламировал пошлые стишки вперемешку с анекдотами; Вовка Муравей (от фамилии Муравьев) плел, что в голову придет, ржа при этом, словно лошадь Пржевальского, а ведь в голову приходило только одному ему понятные вещи. Его теска бренчал на гитаре, завлекая всех известными мелодиями. Две Танюшки – хохотушки, хихикали по поводу и без повода, поглядывая то на одного, то на другого из мальчишек. Костер был разожжен на крутом берегу обрыва, хоть небольшой, но очень быстрой речушки. Песчаный скат частенько давал повод местным пацанам (да и не местным вовсе, на лето к бабушкам в деревню привезли) прыгать вниз. Сейчас даже и не верится, ведь высота трехэтажного дома. Среди подростков впервые появилась новенькая. Дед ни в какую не выпускал Ленку из дома в темень и пустоту. Именно тогда к раме окошка была прикреплена леска с гайкой на конце. Леска была протянута за дом и кто-то из юных дарований начинал за нее периодически дергать. Происходил монотонный стук, который впоследствии начинал изводить обитателей дома.
— Дед Антон, выпусти Ленку с нами на костер, — спрашивались подростки, — там же она не одна будет, вон еще сколько девчонок.
-Вот, я щас как возьму хворостину, будет вам и Ленка и пенка. Сопля, какая?!
Что ж, после этого злополучного разговора, в этот же день, как только стемнело, возник непонятный стук в окно. Проходил день, второй, дед выскакивал, каждый раз осматривая округу, но результата не было. Загадочный стук не исчезал. Вдобавок ко всему, при выходе из дома дедушка все чаще стал обнаруживать огромного гриба-дождевика, белого, как снег, вырезанного в форме человеческого черепа. Ужасающий оскал черепа постоянно напоминал о себе непосредственно на площадке колодца, стоящего напротив жилища. Наконец, сердце старого либо растаяло, либо одумалось, но как только Ленка была на свободе, то стук прекратил свое существование, причем навсегда.
— Лен, хочешь, стихи почитаю? – раздался средь общего гомона голос Есенина.
Ребята ошалелыми глазами уставились на Ленку, ведь она совсем не знала, что может отчебучить, да еще с матерком этот паршивец.
— Да, — только и ответила удивленная девчонка.
Володька, только хотел прекратить, чуть ли не начавшееся безобразие перед новым членом команды, но не успел. Леха с таким упоением выдал «Эдельвейсов» Асадова, что ненадолго наступила полная тишина, которая тут же поглотила всех и вся, прочистив навсегда мозги до самого детского конца у всех без исключения.
— Кто бы мог подумать, вот так выдал, — выдохнул Андрей (который был на год старше остальных), подкидывая очередную ветку в ненасытный огонь.
— Да-а-а, вторили остальные.
Муравей и его двоюродный брат – Сергей приоткрыли синхронно рты, да так и остались сидеть, молча некоторое время, а Люба, самая старшая и некрасивая из девочек, отвернулась в сторону, украдкой вытирая слезу. Что там, говорить, после этого случая, у молодых людей образовалась друг к другу некая симпатия. Да что там симпатия, буду откровенным – любовь. Уж первая не первая не знаю, но точно любовь. Они потом все лето в обнимку проходили, а при расставании оба плакали. На следующий год Лена не приехала. Дедушка Антон умер и дом продали. Девочку увезли на край земли.
Но, вернемся к нашему костру.
— Вот ты опять сегодня не пришла, а я так ждал, надеялся и верил… — бренчала плохо настроенная гитара. — Но зазвонят опять колокола, и ты войдешь в распахнутые двери, — подпевала удивительная публика, настроенная на самый – самый тонкий, душевный и добрый лад.
Эта ночь радостна, благостна и спокойна, а вот, что было на прошлой неделе?! В ближайший клуб завезли новую картину под названием… даже говорить страшно, но это был «ВИЙ». Клуб находился в трех километрах от родной деревни, и сеанс начинался в восемь часов вечера. Значит, назад пришлось бы идти впотьмах. Удивительное время, черт возьми, взрослые, ну ни сколько не боялись, и даже не переживали отпускать детишек одних в такую даль, да еще и в ночь.
По дороге в клуб ребята разбрелись кто куда по своим интересам, разбились по парочкам и группочкам на протяжении добрых десятков метров. На обратном же пути, когда неминуемо приближалась ночь, команда составляла единое целое. По дорожке катился плотно сформированный, дисциплинированный живой клубок, сжимающийся еще больше при каждом приближении очередных очертаний мрачноватых и жутковатых черных кустов. После того, как появилось открытое место и до деревни осталось рукой подать, мальчишки начали хорохориться и один за другим стали осмеивать героев фильма, мол, и Вий не настоящий, совсем непохожий и не страшный, а черти так себе. Но все как один умолкали, как речь заходила о летающем гробе. Муравей и Серега – два брата акробата, сославшись на то, что устали (мол, спать пойдем), свернули в сторону и побрели, сначала спокойно, а потом все более ускоряя шаг в сторону недалеко стоящего дома. Остальные ребята подошли к прогону и услышали топот, достойный мексиканских мустангов, ног своих друзей, устремившихся в обход. И вот, пожалуйста – из-за угла дома появилась белая простыня, неумело накинутая на жердину. Все, не исключая девчонок, грохнули от небывалого накатившегося смеха. Да, хотели напугать, но ничего не вышло. А ведь готовились. Простыня была похищена у бабки и спрятана еще до похода за углом в кустах. Ну, не получилось… и такое бывает. Это было на прошлой неделе, а сейчас…
На небосводе, словно цыплята из скорлупы давно уже вылупились (одна за одной), яркие звёзды, а вместе с ними выперся, словно напоказ — месяц закорюка. Полуголые кусты и деревья стояли, отбрасывая чёрные сказочные тени, которые на успокоившейся воде шевелились, выгибались, принимая причудливые формы, делая непрестанные, порой непристойные движения, наводя тем самым на некоторые мысли о вечном мироздании…
«Студентка, практикантка входила в класс не смело. Урок вела краснея как будто в первый раз. И почерком красивым отметки выводила…» — раздавалось над обрывом маленькой, но такой родной речушки, что словами высказать уж точно не возможно. Невозможно передать то биение сердца, сродни молоту древнего кузнеца. Ведь оно бьется не просто так на наковальне, а со знаковым интересом и удивительно в точку. А названия деревень какие: Сидиково – село названное по имени местной барыни, которая и купила в свое время моего прадеда кузнеца (крепостного). Больших дел мастер был кузнец. Прародители – смерды, на Дон умчались, правду искать. Из Великого Новгорода (при Иване Грозном) бежали от «хорошей жизни». Потом разбили казаков и в полон в центральную Россию угнали (поубивали, закрепостили, верить в Бога заставили…). Вот мои корни, вот мое родство, не зря меня в эти степи Донские потянуло. А ведь нигде не записывалось. Передавалось просто так из уст в уста, по наследству. Думал сказка по началу, ан нет… вижу, что нет, точно… клянусь — правда. «Ведь перед ней был первый её десятый класс» — обрывал душу Вовка, выводя в небо очередной аккорд. Да, какие деревни: Калинино, Елхово – наши души в названия вложены, а ведь бывшие охотничьи угодья графа Шереметева; Развалиха – по одним названиям можно весь путь страны нашей описать, ведь все уже было, но мы по-прежнему наступаем на те острые грабли. Названия… да названия – из этих названий вышли те, настоящие Россияне. Их гнобили, унижали, убивали, терзали вороны… Но не могли понять, палачи, что они-то, сами, без человека не проживут, именно — человека.
— А этот класс десятый, немного был моложе.
— А-а-а! Смотрите, смотрите, — полетело сквозь образовавшийся туман, в сторону деревни и… оборвалось значимой тишиной, пусть хоть на мгновенье.
Ребята встали в полный рост и будто окаменели, словно те изваяния на острове Пасхи. Все, без всякого исключения, смотрели в одну точку. Посреди деревни стояла полуразрушенная изба. Крыши у той избы не было, одни бревенчатые стены и печь, труба от которой протыкало ночное небо. Над всей деревней планировало неизвестное, не угаданное, не записанное, но своими собственными глазами видимое – никому не ведомое существо. (Его потом называли просто – белый змей). Похоже на большого лебедя, крылья небольшие расправлены в сторону, шея вытянута на несколько метров и очень короткий хвост. Вся эта громадина по размерам была больше деревенского дома, над которым и соизволила проплывать в полнейшей тишине. Подобие головы заходило за трубу, того разрушенного дома, а из-за трубы не появлялось. Через несколько минут все это странное создание полностью пропало из видимости.
— Что это, что это? — кричали хором Таньки.
Ленка схватилась обеими руками за голову, покачиваясь из стороны в сторону, словно метроном. Есенин бросился успокаивать, прижимая Ленку к себе. Муравей упал задницей на траву, раскрыв рот до полной кондиции при этом протягивая руки к небу. Андрей перекрестился и прошептал:
— Да, вот оно… Я это вижу своими собственными глазами.
А что оно, кто оно, так никто и не понял. Более получаса сидели ребята, около затухающего костра, глядели на очарованный огонь, нет-нет, да и поглядывая в ту тайную сторону. Наконец, не выдержала Люба:
— Вов, что это было?
— Не знаю, честно, — ответил он. — Наверное наша жизнь.
«Дым костра создает уют, искры гаснут в полете сами. Пять парней о любви поют, чуть охрипшими голосами». Летела вдоль реки песня той нашей жизни: дым детства, костер юности, искры памяти…
Источник