АлБар акбар! (жизнь и творчество Александра Барыкина, часть 1)
1. Незнакомая звезда
Когда в середине хмурого субботнего дня 26 марта 2011 года в лентах новостей появилось сообщение о том, что не стало Александра Барыкина, в душе у меня шевельнулось что-то вроде тоски. Мое поколение как-то резко постарело. Да, мы пережили многих своих музыкальных кумиров, героев, учителей жизни, просто единомышленников, чья музыка помогала справиться с бедами или усилить радость. Еще в 1991 году группа РАЗНЫЕ ЛЮДИ записала песню «Пусть Сегодня Никто Не Умрет», смонтированную из цитат безвременно ушедших друзей и коллег — и она уже тогда длилась мучительно долго. Но это все были смерти от свойственного молодости безрассудства. Кто-то от безысходности шагал из окна, у кого-то на бешеной скорости вышел из повиновения автомобиль, кого-то засосала наркотическая трясина. Рок-н-ролл — сам по себе экстремальная ситуация, из которой живыми выходят немногие. Даже когда в собственной постели заснул и не проснулся Егор Летов, это казалось вполне естественным и даже чуточку припозднившимся финалом жизни, превращенной в один большой непрерывный суицид. А смерть подзабытого заслуженного артиста РСФСР на больничной койке от инфаркта где-то в глубинке. Это ведь и называется, грубо говоря, «умер от старости».
А ведь те времена, когда пресса его называла «молодым певцом», пришлись на наши с вами школьные годы.
Пять лет спустя вспоминать о Барыкине и того грустнее. Всплеск интереса к его творчеству, вызванный неожиданной кончиной, быстро сошел на нет и оставил в памяти только десятка полтора телевизионных ток-шоу, в которых не было ни слова о музыке, зато очень много — о любовницах и претендентах на наследство. И останови сейчас на улице любого прохожего, спроси у него, знакомо ли ему имя нашего героя — вам в лучшем случае скажут что-то насчет букетов и программы телепередач на завтра. Это если прохожему не меньше тридцати-сорока лет. Люди же, пишущие о музыке профессионально, почему-то в отношении Барыкина тоже не так щедры на слово. Единственный из авторов книг об истории отечественной рок-музыки, кто посвятил ему отдельную большую главу, не поленившись взять большое откровенное интервью — это поэт и журналист Николай Добрюха. Как бы спорен и тенденциозен ни был его «Рок из первых рук» (М. «Молодая гвардия», 1992), как бы неоднозначно мы ни оценивали личность автора, растратившего свой талант на всякую конъюнктурщину, лишь ему одному удалось нарисовать яркий и весьма правдоподобный портрет собеседника. Все остальное — это огромное количество публикаций в прессе, не всегда компетентных и доброжелательных, и несколько энциклопедических статей, весь пафос которых сводится к следующему: как здорово все начиналось и как пошло не так после злосчастного «Букета»! Плюс огромное количество аудио- и видеоматериала, среди которого самые коварные — официальные издания, демонстрирующие такую чудовищную путаницу в датах, составах и просто обстоятельствах, упоминаемых в аннотациях, словно музыкант умышленно, по-садистски издевался над своими будущими биографами.
Итак, перед нами — легенда русского рока, чью биографию по большому счету еще никто не решился написать. Человек, работавший на сцене более сорока лет, записавший около трех десятков альбомов, но ассоциирующийся у большинства только с одной песней. Не пора ли, наконец, восстановить историческую справедливость и разобраться, кто есть кто и что к чему — раз и навсегда?
По крайней мере, в одном все справочные издания сходятся: Александр Александрович Бырыкин (именно так по паспорту!) родился 18 февраля 1952 года в поселке Берёзово Ханты-Мансийского автономного округа, куда его родители-инженеры попали по распределению сразу же после Ставропольского института. Полтора года спустя семья переехала в Люберцы. Уже тогда это была столица подмосковной гопоты — и особенно станция с характерным названием Панки, где стояли бараки, доставшиеся работягам-лимитчикам в наследство от немецких военнопленных. Уличные драки, футбол во дворе, блатные песни, услышанные от старших ребят в подворотне, — все это должно было стать самыми яркими впечатлениями детства. Но влияние семьи оказалось сильнее, и именно оно во многом определило дальнейшую судьбу мальчика. Школьные каникулы он проводил в приволжском городе Вольске у деда по материнской линии, где имел возможность приобщиться к старому фольклору и узнать об истории своего рода, в котором были и купцы, и священнослужители — в том числе, пострадавшие от советской власти. Мать же старалась приобщать Сашу с малых лет к большому искусству: «Мать у меня человек образованный, любила ходить в Большой театр, — рассказывал в интервью Н. Добрюхе Барыкин. — Благодаря ей я своими глазами и своими ушами увидел и услышал, что такое «Жизель», «Кармен» или там. «Дон-Кихот». Благодаря ей состоялось мое довольно близкое знакомство не только с оперой, но и с опереттой. Так я приобщался к большому искусству. Никогда не забуду, сколь сильный заряд получил я от неаполитанской музыки, слушая оперу «Риголетто». С детства мне полюбились итальянские мелодии. У матери были пластинки Собинова, Лемешева, Козловского. Все это слушалось вместе с матерью запоем. Мать очень любила классическую музыку. Вначале патефонную, позже еще большее удовольствие нам стал доставлять электропроигрыватель. Вначале мать слушала музыку в основном тогда, когда приходили гости, но, заметив, что и я проявляю интерес к этим прослушиваниям, она начала слушать классику со мною вдвоем. Запомнились мне эти часы с матерью. Вообще, оставшись одна, мать стала воспитывать меня в очень нормальном духе, в духе искусства».
Александра Георгиевна хотела отдать сына в балетную школу, но с сожалением узнала, что он фигурой не вышел, и ограничилась обычной музыкальной. Свой вклад в воспитание внес и довольно скоро ушедший из семьи отец. Сначала он подарил Саше балалайку, потом — мандолину и, наконец, гитару. Что оказалось очень вовремя, ибо в 1962 году из радиоприемника сквозь треск естественных и искусственно созданных помех прорвались с той стороны железного занавеса THE BEATLES. И. именно с этого момента, как правило, начинается история сознательной жизни всех рок-музыкантов, делавших первые шаги в 60-х.
Свою первую группу под названием АЛЛЕГРО Барыкин собрал из единомышленников — старшеклассников родной школы №9. Они вместе учились играть, вместе изучали новую музыку, сразу же отметив для себя в качестве образцов для подражания THE BEATLES, THE ROLLING STONES и THE BEACH BOYS, вместе пытались сочинить что-то свое — сначала по-английски, потом по-русски. Александр, уже успевший перечитать почти всю классику, включая и полузапрещенную, отсутствующую в школьной программе ее часть, даже сочинения на заданную учителями тему иногда писал в стихах и этот свой талант применял в песенном творчестве. Хороши ли были его ранние опыты в качестве поэта и композитора, неизвестно. Но факт, что перейдя на профессиональную сцену и сделавшись гораздо критичнее по отношению к себе, музыкант крайне редко будет использовать свои тексты в новых песнях. Благо, на хороших поэтов ему и без того везло. Целая библиотека от Пушкина А.С. до Пушкиной М.А.! Впрочем, самым близким по духу автором Барыкин всегда называл товарища по люберецкой школе Аркадия Славоросова. Хорошо известный в «системных» московских кругах под кличкой Гуру, разносторонне одаренный человек, умерший от лимфосаркомы в 56 лет, Аркадий оставит после себя огромное количество неопубликованной поэзии и прозы и больше всего запомнится широкой аудитории текстами нескольких песен — в том числе «Все, Что Им Нужно — Это Любовь» Кристины Орбакайте. И несколькими барыкинскими композициями, может быть, не такими яркими и популярными, но тоже очень хипповыми по духу — такими как «Джамайка» и «У Ворот».
Группа играла на местных танцплощадках, постепенно превращаясь в знаменитостей районного масштаба. А когда удалось выступить на совместном концерте с заехавшим в Люберцы АРАКСОМ, стало ясно, что пора завоевывать и центр Москвы. В 1970 году популярному у молодежи кафе «Морозко», что на «Добрынинской», как раз срочно требовались музыканты, владеющие модным биг-битовым репертуаром. Некоторое время там играл уже считавшийся легендарным коллектив ЛУЧШИЕ ГОДЫ, но он почему-то не устраивал администрацию и был вынужден уйти. Был объявлен конкурс, и выиграло его АЛЛЕГРО, оставившее далеко позади всех конкурентов. Первые три месяца работы прошли более или менее гладко. А потом публика, желающая послушать хиты Мика Джаггера живьем в максимально приближенной к оригиналу версии, повалила валом. Начались драки и прочие инциденты, приносившие больше убытков, чем доходов. И новоявленных звезд безжалостно выставили за дверь. Огорчаться же и прикидывать, куда бы еще податься, было некогда — в почтовых ящиках уже лежали повестки из военкомата.
Поначалу Александра отправили в одну из ракетных частей под Калугой, но вскоре передумали и перевели в оркестр ансамбля песни и пляски противовоздушной обороны Московского военного округа. Здесь сильно напрягаться не приходилось — знай себе репетируй песни в бодрых маршевых ритмах к очередному смотру самодеятельности, да в свободное время занимайся самообразованием. Но, видимо, даже такая служба меняет людей до неузнаваемости. Когда два года спустя АЛЛЕГРО снова собралось в своем классическом составе и решило выступать под новым, англоязычным названием РЕВАЙВЛ, никакого возрождения не получилось. Более того — все барыкинские друзья юности, включая гитариста Игоря Яблокова, басиста Александра Супрунюка и соло-гитариста Бориса Синицына, в дальнейшем проявили себя в чем угодно, но только не в музыке. Но пройдет чуть больше десяти лет — и они получат трогательный привет из прошлого в виде песни «Мы Слушали Beatles»
Плясало ли солнце, трудился ли дождь —
Нам было тогда все равно,
Мы слушали BEATLES, и радужный морж
Стучался с друзьями в окно.
Дурак на холме приглашал нас на чай,
А Люси спускалась с небес,
Все было случайно, и папа ворчал,
Не веря в случайность чудес.
О! Мы слушали BEATLES.
Мы слушали BEATLES,
Мы слушали BEATLES тогда.
По шляпкам придуманных Джоном гвоздей
Серебряный бил молоток,
Мы жаждали музыки и новостей
С далеких цветочных дорог.
И Клуб Одиноких Сердец был открыт,
К чему это нам вспоминать?
Но кто-нибудь все-таки в полночь звонит
И просит слова подсказать.
В унылой конторе, где всем дела нет,
Мерещится пенье гитар,
Там намертво кнопкой прибиты к стене
Пол, Харрисон, Леннон и Старр.
3. Рестораны, песни, пляски.
В 1973 году пришла пора определяться с профессией. Мать засунула Александра в какой-то химический институт, но тонкая творческая натура не выдержала пытки науками, к которым не лежала душа. Барыкин забрал документы и отправился в МГПИ им. Гнесиных на факультет оперного и сольного пения, где, кстати, уже учился Александр Градский. Первобытный советский рок постепенно взрослел, превращаясь в искусство профессионалов, и будущие классики тянулись к высшему образованию. Но учебу пришлось сначала отложить, а потом заниматься ею заочно, ибо надо было как-то зарабатывать на жизнь. И Барыкин стал петь в ресторанах, что стало и своеобразной проверкой на прочность, учитывая все тамошние соблазны, и еще одной школой. В начале 70-х на кабацких подмостках работало немало старых джазменов из ансамбля МЕЛОДИЯ, оркестров В. Людвиковского и О.Лундстрема, которые еще десять лет назад были востребованы везде, а теперь едва сводили концы с концами. С этими людьми можно было играть любую программу — в том числе, и не очень близкий им, но хорошо оплачиваемый посетителями заведения рок-н-ролл. И все же это были люди из другого поколения, с которыми найти полное взаимопонимание не всегда удавалось. В один прекрасный день новые коллеги решили: «Парень талантливый, но не нашего поля ягода! Сопьется еще, чего доброго!» И отправились на поклон к самым влиятельным людям тогдашнего легального шоу-бизнеса — руководителям вокально-инструментальных ансамблей, которые в основном тоже были из числа неудавшихся джазистов, только более предприимчивых и хитрых.
И вот здесь в биографии певца начинаются неувязки. В большинстве статей, в том числе и энциклопедических, сообщается, что первым ВИА, в составе которого Барыкин вышел на большую эстраду, были некие МОСКВИЧИ. Однако никаких подробностей об этом периоде, продолжавшемся три месяца, ни в одном интервью вы не найдете. Хуже того — ни разу не упоминается даже вскользь фамилия Барыкина ни в одной из самых подробных биографий МОСКВИЧЕЙ. Кстати, в столице одновременно работало целых два коллектива под таким названием. Первый — возглавляемая известным автором и исполнителем Валерием Шаповаловым бит-группа, которая играла в баре «Времена года» ЦПКиО им. Горького. Но связываться с подобной самодеятельностью значило бы менять шило на мыло. С другими же МОСКВИЧАМИ, о которых, видимо, и идет речь, ситуация обстояла куда интереснее. Ансамбль хотя и не входил в число самых раскрученных, но имел филармоническую прописку, многолетнюю историю и самую, пожалуй, мощную струнную группу в составе. В разное время здесь успел попеть будущий солист шоу-группы ДОКТОР ВАТСОН Георгий Мамиконов, Алла Пугачева и Жанна Бичевская, причем Пугачева уходила и возвращалась дважды и свой первый большой хит — «Посидим-Поокаем», с которым заняла второе место на V Всесоюзном конкурсе эстрады (1974), записала именно с МОСКВИЧАМИ. Им же композитор Давид Тухманов доверил первое исполнение песни «Как Прекрасен Этот Мир». Но ни эти, ни многие другие достижения не принесли ансамблю настоящей популярности. И главным тормозом тут, как мне кажется, выступил художественный руководитель Юлий Слободкин. Певец, скорее тяготевший к академическим жанрам — классическому романсу и русской народной песне, хозяин красивого баритона, лауреат и дипломант, он больше всего интересовался собственной персоной, своим творческим ростом, а попавший под его начало коллектив был нужен ему лишь как источник дополнительного дохода. Все концерты, как правило, строились у него по одному и тому же сценарию. Первое отделение Слободкин пел как сольный исполнитель, а во втором выходили остальные ребята и играли более современный репертуар. Естественно, роль статистов многих не устраивала, текучка царила ужасающая. Как-то от Юлия Павловича удрал весь состав, ставший знаменитым ВИА ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ. Вот и Барыкин, видимо, задержался так ненадолго, что даже вспомнить нечего.
Затем он попал к ВЕСЕЛЫМ РЕБЯТАМ, руководимым, кстати, Павлом Николаевичем Слободкиным — племянником Юлия Павловича. С этого момента дело пошло куда веселей. Поначалу Барыкин комплексовал как провинциал, попавший в компанию коренных москвичей, держался особняком, даже в гастрольном автобусе, когда все остальные соратники расслаблялись после очередного выступления, скромно сидел на заднем сидении и перебирал струны гитары. А потом началось превращение в того самого АлБара, которого знала и уважала вся столичная тусовка. Голос Александра впервые оказался запечатленным на виниле. Вокруг были такие же выходцы из андеграунда, все прекрасно понимающие с полуслова и не желающие изменять своим вкусам — клавишник Александр Буйнов и барабанщик Владимир Полонский из СКОМОРОХОВ, певец и скрипач Анатолий Алешин и певец и гитарист Александр Лерман из ВЕТРОВ ПЕРЕМЕН, басист Евгений Казанцев из НОВОГО ЭЛЕКТРОНА, трубач Александр Чиненков из АРСЕНАЛА, певец и гитарист Вячеслав Малежик из МОЗАИКИ. Все пришли со своими идеями, все пописывали песни, но Слободкин не воспринимал это все всерьез, предпочитая брать в репертуар материал у членов Союза композиторов. Музыкантам оставалось в этих жестких рамках превращать в рок то, что по определению не могло быть похоже на рок. И ведь что удивительно — очень часто все прекрасно получалось!
Первый полноценный альбом ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ «Любовь — Огромная Страна» (1974) стал примером творческого компромисса, за который потом никому не было стыдно. Без типичных штампов вокально-инструментального жанра, конечно, не обошлось. Когда в одном коллективе собирается столько людей, умеющих хорошо петь, это большая удача, но если бодрые молодые голоса чаще всего не выдают ничего, кроме радости и оптимизма, слушать их порою довольно утомительно. Содержание песен тоже не отличалось глубиной — разве что, в отличие от современных попсовых поделок, излагалось грамотным русским языком. Но аранжировки, сделанные выпускником дирижерско-хорового отделения консерватории им. П. И. Чайковского Алексеем Пузыревым, — кстати, тоже неплохим певцом и мультиинструменталистом, — сглаживали многие острые углы. И поэтому уступающая по пафосности разве что некоторым заказным творениям Олега Газманова «Это Москва» больше всего запоминается своей танцевальной легкостью, а наивные «Качели» кажутся не такими уж и детскими. Встречаются среди прочего и настоящие жемчужины. Длинную полуакустическую балладу «Я К Тебе Не Подойду» Лерман будет петь даже в 90-х, переписывая вместе с группой СВ лучшие вещи из своего раннего репертуара. И это действительно очень искренняя лирика, совмещающая в себе элементы подросткового дворового фольклора и откровенной «ливерпульщины». Яркая мелодия заглавной песни, по стилю близкой к джаз-року, поп-роковый шлягер «Отчего», несколько несуразная, но явно сделанная не без влияния SLADE «Наша Песня», наконец, две тяжелые композиции «Скорый Поезд» и «Всегда Вдали», украшенные гитарой приглашенного специально для такого случая Игоря Дегтярева. Слушаешь — и испытываешь досаду от того, что «настоящий» московский рок, не имея такой технической базы и до определенного момента вообще не заботясь о фиксации своих достижений на пленке, не оставил почти никаких звуковых артефактов. Если уж даже его суррогатный вариант звучит настолько убедительно и совсем не провинциально, то что бы мы имели, если бы тот же состав получил такие же условия для творчества, которые были у венгров, поляков или хотя бы эстонцев.
Что касается Александра Барыкина, то его на этой пластинке слышно особенно хорошо в двух вещах. Громкая и торжественная баллада Давида Тухманова «Вечная Весна» была близка скорее к традиционной эстраде и требовала настолько профессионального вокала, что из рокеров ее могли бы спеть лишь двое. Вторым теоретически мог бы быть Градский, но как раз ему произведение показалось бы слишком простым и малоинтересным. Барыкин же вытянул все необходимые ноты, несмотря на то, что стиль ему абсолютно не близок, противоречие между имиджем исполнителя и исполняемым материалом налицо. Совсем иное впечатление производит трогательный биг-битовый номер «А Мне-то Зачем». Большинство тогдашних музыкальных историй о несчастной любви напоминало «Клен» СИНЕЙ ПТИЦЫ, то есть отличалось чрезмерной слезливостью. Здесь же герой позволял себе что-то вроде иронии — хотя в жизни подобные монологи произносят обычно в состоянии шока, когда еще не осознана тяжесть потери, а дальше дело может кончиться и нервным срывом: 4. Люди в черном
Август 1979 года. Кострома. В одном из гостиничных номеров втайне от своих руководителей собрались музыканты двух случайно пересекшихся на гастролях популярных ВИА: Александр Барыкин и Евгений Казанцев из ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ и Владимир Кузьмин с Владимиром Полонским из САМОЦВЕТОВ. Все заговорщики крайне возбуждены и полны решимости. Надоело работать «на дядю», надоело сочинять «в стол», нет сил петь и играть то, к чему не лежит душа. АлБар оглядывает друзей и произносит монолог, которому суждено стать историческим: «Ребята, вот я работал в Сочи, вы работали в этих дерьмовых командах и сами уже загниваете. Конечно, в них вы заработали деньги, купили на них себе мебель, какие-нибудь там табуретки, получили квартиры, обклеились импортными обоями. Все это хорошо. Но душа-то болит! Вы же все роковые люди. У вас же у всех есть желание играть что-то лучшее. А вы здесь сидите, молчите и, с натугой улыбаясь, играете и поете какие-то «дешевые» песни. Давайте сделаем группу! Не бойтесь! Если не будет денег, я вас устрою на ресторанные халтуры. У меня «схвачены» места в нескольких фирменных ресторанах. под Москвой. В них вы будете иметь по тыще в месяц, а не по пятьсот, как в САМОЦВЕТАХ. «
Вскоре на столы Павла Слободкина и Юрия Маликова ложатся три заявления об увольнении. Полонский в последний момент не решается покинуть насиженное место и начать жизнь с чистого листа. Остальных это не останавливает. Разве в Москве больше нет хороших барабанщиков? Первоначально выбор пал на Василия Изюмченко из АРСЕНАЛА, а когда тот решил, что ему будет лучше в ПОЮЩИХ СЕРДЦАХ, его заменили на Владимира Болдырева. Человек несколько лет проработал в группе поддержки великого азербайджанского джазового виртуоза Вагифа Мустафы-заде, на фестивале «Тбилиси-78» был признан лучшим ударником, с более популярными жанрами тоже знаком — имел опыт сотрудничества с латышской группой МОДО под управлением Раймонда Паулса.
Пока Барыкин разъезжал по подмосковным кабакам и налаживал контакты с влиятельными людьми, репетиции происходили прямо на дому у Кузьмина под рояль. Программа частично была англоязычной. Совсем немного времени оставалось до московской Олимпиады, а это значит — толпы иностранцев в столице, среди которых могут оказаться и западные продюсеры. Попасться им на глаза, заключить выгодный контракт и свалить куда-нибудь подальше от Совка — в этом, собственно, и состоял тайный план музыкантов. Группу свою они решили назвать ЧЕРНЫЙ КАРНАВАЛ — как один из сборников рассказов Рэя Брэдбери, которым тогда многие зачитывались. В соответствии с выбранным романтическим имиджем даже были сделаны концертные костюмы строгого черного цвета, намекающие на некий конфликт со всем окружающим миром. Но название как-то само собой сократилось вдвое.
Директор одного из ресторанов в Салтыковке согласился принять коллектив на работу, клюнув на обещание наплыва огромного количества богатых клиентов. И не пожалел об этом. В январе 1980 года КАРНАВАЛ впервые вышел на сцену в своем классическом составе и показал, на что он способен.
Группа представляла собой действительно явление яркое и незаурядное. Мало кто так же удачно умел соединять вместе новаторство и традиционализм. Они называли свой стиль «новой волной», но на деле все обстояло куда сложнее — ведь «волна» «волне» рознь. Даже на Западе это якобы монолитное течение отражало две абсолютно несхожие тенденции. С одной стороны были группы, творчество которых вкратце можно охарактеризовать как «панки пошли расслабиться на дискотеке» — ULTRAVOX, DURAN DURAN, DEPECHE MODE, FRANKIE GOES TO HOLLYWOOD. Даже при всей своей попсовости и гламурности, они все-таки ломали стереотипы музыкального мышления и выглядели скорее гостями из будущего, чем из прошлого. А были люди типа Фила Коллинза или Брайана Ферри, которые не видели принципиального противоречия между старой и новой музыкой — но именно они почему-то очень часто оказывались в авангарде движения. КАРНАВАЛ — это тоже скорее не «новая волна», а второе дыхание рок-н-ролльного олдскула. Элементы, характерные для 70-х, в его творчестве перемешаны с самыми модными веяниями хаотично, без всякой логики, производя впечатление одновременно грубой и наивной эклектики, странное обаяние которой не сразу и уловишь. Первая же записанная группой песня — «Внезапный Тупик», например, больше всего обращает на себя внимание замысловато выстроенной партией клавишных, позаимствованной скорое из арсенала арт-рокеров. Вокальная манера Барыкина и Кузьмина тоже намного ближе к старомодному харду — она слишком экспрессивна и мужественна, слишком далека от андрогинного фальцета, превращенного «волнистами» в один из атрибутов «голубой» субкультуры. Некоторые номера в стиле реггей в концертном варианте могли превращаться в чистое диско, жесткие гитарные риффы накладывались на монотонное бормотание синтезатора, способные смягчить и приглушить любую агрессию духовые вообще первым составом не использовались. Одна из песен с законченного к середине 1981 года магнитоальбома «Супермен» — «Больше Не Встречу» вообще представляла собой чуть утяжеленную традиционную бардовскую балладу и посвящалась Владимиру Высоцкому. Автором ее, кстати, стал замечательный поэт Игорь Кохановский — один из немногих, кого Владимир Семенович сам во всеуслышание называл своим другом. («Мой друг уехал в Магадан — снимите шляпу, снимите шляпу. «). Может быть, именно по этой причине среди многочисленных песенных эпитафий лишь одна, утратив связь с личностью конкретного адресата, станет очень личной и болезненной для всех, кто когда-либо хоронил близких по духу людей:
Как мы дружили,
Как рядом шли,
Как рядом были
В любой дали —
О том сегодня
Почти невольно
Вновь я вспомнил
Наши дни,
Те наши дни.
Ушел ты утром,
Ушел в рассвет
Туда, откуда
Возврата нет.
Поверить трудно,
Не верить глупо.
Есть минуты,
Есть минуты,
Словно сон,
Нелепый сон.
Выступления КАРНАВАЛА, вопреки законам рок-концерта, начинались обычно с акустической лирики. Иногда это была «Мама» — на английском языке, почти такая, какой ее через двенадцать лет мы услышим на американском сольнике Кузьмина «Dirty Sounds». Однако публика не спешила впадать в беспробудный сон. Владимир явно претендовал на роль единственного фронтмена, по части шоу точно не имея конкурентов. Он успевал не только петь — по-хулигански, хрипло, неправильно, — но и играть на лидер-гитаре в разных эффектных позах, танцевать, бегать по залу, время от времени вооружаться то скрипкой, то флейтой, то клавишами, показывая, что и с этими инструментами справляется виртуозно. На самой ранней из известных концертных записей он вообще царит на сцене в течение целого отделения, и что ни номер — то будущая классика: «Проявленые Лица», «Лед Слезы Льет», «Делай Физзарядку!», и, конечно же, «Спортлото»! На позднейших концертах программа уже более взвешенная, более равномерно распределенная между двумя лидерами, но Барыкин почему-то почти не запоминается со своим менее взрывным темпераментом.
Мечта, связанная с покорением Запада, тем временем как будто начинает сбываться. Заглянувший в ресторан польский продюсер и представитель от фирмы «Dynacord» получил такой культурный шок, что пообещал вывезти музыкантов вместе с семьями в Западный Берлин, «нарисовав» всем необходимое количество фиктивных мужей и жен. Последними о новости услышали настоящие жены и. взбунтовались, не желая участвовать в авантюре. Их благоверным оставалось лишь смириться с судьбой и серьезно задуматься о продолжении карьеры на родине.
Вскоре КАРНАВАЛУ предложили поработать в Риге. Тоже в ресторане, но все-таки в Европе, пусть случайно и находящейся по эту сторону государственной границы. Там-то, помимо уже предсказуемых аншлагов, их ждало еще одно судьбоносное событие. Владимир Матецкий, тогда еще известный скорее не как карманный композитор Софии Ротару, а как бывший участник легендарной рок-группы УДАЧНОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ, приведя на концерт редактора фирмы «Мелодия» Владимира Рыжикова, уговорил его помочь группе с выпуском пластинки. Маленькой сорокапятки с тремя песнями: одна должна была принадлежать перу Матецкого, две других, соответственно — Барыкину и Кузьмину. Поскольку в официальной советской звукозаписи последнее слово всегда было не за исполнителями, а за редакторами и членами худсовета, Рыжикову было предоставлено не три, а целых шесть фонограмм — чтобы он сам выбрал на свое усмотрение. Тот выбрал «Внезапный Тупик», «Пустое Слово» и «Я Знаю Теперь» — действительно потенциальные шлягеры, которые уже скоро зазвучат на всех танцплощадках страны. Рыжиков вообще имел чутье на новые и громкие открытия и не раз поддерживал молодые таланты, которые становились законодателями моды на эстраде, не раз пробивал издание непроходного с идеологической точки зрения материала. Здесь он тоже постарался на славу. Даже оформление обложки пластинки оказалось необычным по стилю — утрированно-мрачные лица участников группы, преобладание черных и желтых тонов, которые очень скоро превратит в свои фирменные цвета группа КИНО. Новые романтики вышли погулять.
Вот только автором песен везде был указан либо Кузьмин, либо «Матецкий-Кузьмин», либо «Барыкин-Кузьмин». Хитроумный Кузя, оказывается, не ставя своих товарищей в известность, подсуетился и сделал так, чтобы именно его представили руководителем, видимо, компенсируя страдания от того, что вокала его почти нигде не слышно.
Этот поступок был расценен как предательство. Группа, готовившаяся к новому взлету, начала рассыпаться. Евгений Казанцев решил вдруг вернуться обратно к ВЕСЕЛЫМ РЕБЯТАМ, а Болдырев на некоторое время пристроился к московской группе СЕДЬМОЙ ОКЕАН, но, не добившись особых успехов, затем эмигрировал. Оставшиеся вдвоем Барыкин и Кузьмин еще по инерции пытались работать вместе и даже влились в состав ВИА КРАСНЫЕ МАКИ. В начале 80-х, чувствуя изменение конъюнктуры, многие филармонические ансамбли выступали своеобразными «зонтичными брендами», беря под крыло полуподпольных рокеров. Концертную программу свою он делили на два отделения — в первом шел старый, проверенный временем и винилом, любимый самыми широкими массами репертуар, во втором же, переодевшись, те же самые люди выходили на сцену уже под другим названием, и именно этого момента ждала сидевшая в зале молодежь, от которой и зависел основной заработок артистов. Руководители, не боявшиеся смелых экспериментов, рано или поздно решались выгнать всех не задействованных в рок-части ветеранов и окончательно превратить ПОЮЩИЕ СЕРДЦА в АРИЮ, а МОЛОДЫЕ ГОЛОСА — в КРУИЗ. Но бывали и случаи типа АКВАРЕЛЕЙ, чей лидер — старый джазмен и неплохой композитор Александр Тартаковский — возил с собой бригаду чуть ли не из тридцати человек. Из них на сцене появлялись лишь четверо-пятеро, а остальные, давно потерявшие спортивную форму, либо бродили по улицам, озирая окрестности, либо бухали в гостиничных номерах.
КРАСНЫЕ МАКИ представляли собой скорее содружество профессионалов, среди которых не было лишних людей: певец и гитарист Руслан Горобец, клавишник и саксофонист Юрий Чернавский, барабанщик Юрий Китаев, басист Сергей Рыжов, трубач и флейтист Павел Жагун. Они старались сделать свой стиль более современным, но чувствовали, что пик их славы уже на исходе. Сначала старались скрывать зависть к новым коллегам, затем решили действовать. И однажды Барыкину сообщили, что в КАРНАВАЛЕ он больше не нужен. Лишь давние приятели Горобец и Жагун в заговоре замечены не были и остались вместе с ним. В течение нескольких месяцев по разным городам гастролировали две разные группы с одинаковыми названиями, в свободное от творчества время выясняя отношения в суде. К счастью, Барыкин успел уже зарегистрировать свой КАРНАВАЛ в Тульской филармонии, и Кузе пришлось назвать свой квартет ДИНАМИКОМ.
И все-таки смертельными врагами они не стали, что крайне редко бывает в подобных случаях. Говорят, например, будто Александр Ситковецкий до сих пор зеленеет от злобы, если при нем упоминают имя Александра Кутикова — все никак не может простить развала группы ВИСОКОСНОЕ ЛЕТО. Уже скоро сорок лет с момента их ссоры, карьера у всех сложилось так блестяще, как вряд ли бы сложилась в случае продолжения совместной работы, — а он все обиду простить не может. Барыкин и Кузьмин приходили друг к другу на юбилейные концерты, выпускали на альбомах совместно написанные песни лишь после предварительной договоренности и старались друг о друге не говорить почти ничего плохого. «Я и не мечтал в то время, что можно играть свои песни, да еще со своим ансамблем. У Саши был удивительный заряд энергии. Навсегда ему благодарен за то, что увлек и меня настоящей работой», — скажет в августе 1986 года в интервью журналу «Студенческий Меридиан» Владимир Кузьмин.
Источник