Громкая история фортепиано от моцарта до джаза со всеми остановками

Увлекательная история фортепиано — важнейшего инструмента, без которого невозможно представить музыку. Гениальное изобретение Бартоломео Кристофори, совершенное им в начале XVIII века, и уникальная исполнительская техника Джерри Ли Льюиса; Вольфганг Амадей Моцарт как первая фортепианная суперзвезда и гений Гленн Гульд, не любивший исполнять музыку Моцарта; Кит Эмерсон из Emerson, Lake & Palmer и вдохновлявший его финский классик Ян Сибелиус — джаз, рок и академическая музыка соседствуют в книге пианиста, композитора и музыкального критика Стюарта Исакоффа, иллюстрируя интригующую биографию фортепиано.

Стюарт Исакофф — пианист, композитор, музыкальный критик, преподаватель, основатель журнала Piano Today и постоянный автор The Wall Street Journal. Его ставшая мировом бестселлером Громкая история фортепиано — биография инструмента, без которого невозможно представить музыку. Моцарт и Бетховен встречаются здесь с Оскаром Питерсоном и Джерри Ли Льюисом и начинают говорить с читателем на универсальном языке нот и аккордов.

• Райское местечко для всех любителей фортепиано. — Booklist

• И информативно, и увлекательно. Настоятельно рекомендую. — Владимир Ашкенази

• Эта книга заставляет вас влюбляться в трехногое чудо снова и снова… — BBC Music Magazine

Источник

Громкая история фортепиано

Скачать книгу (полная версия)

О книге «Громкая история фортепиано»

Произведение было опубликовано в 2014 году издательством Corpus (АСТ). Книга входит в серию «music». На нашем сайте можно скачать бесплатно книгу «Громкая история фортепиано» в формате epub, fb2 или читать онлайн. Рейтинг книги составляет 4.34 из 5. Здесь так же можно перед прочтением обратиться к отзывам читателей, уже знакомых с книгой, и узнать их мнение. В интернет-магазине нашего партнера вы можете купить и прочитать книгу в бумажном варианте.

Мнение читателей

) В качестве современной, хм, барышни могу отметить, что занятия за фортепиано действительно вносят в жизнь строгость и ясность, а также позволяют научиться учиться чему угодно

Вполне может быть хорошим подарком для интересующихся не только музыкой, но и технической эволюцией фортепиано

От Моцарта до современного джаза со всеми остановками» — не только рассказ о рождении и взрослении музыкального инструмента, не только история развития направлений и жанров

Исакофф скрестил два стопроцентно работающих сюжета: историю вещи и биографию таланта

В оригинале — «A Natural History of the Piano», то есть подлинная, настоящая история фортепиано

Расширит кругозор не только в биографиях композиторов разных жанров, но разбудит желание услышать их произведения

Источник

Громкая история фортепиано от моцарта до джаза со всеми остановками

Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками

Моему брату, доктору Марку Исакоффу, и памяти моего учителя, сэра Роланда Ханны

Обрывая одно и берясь за другое, он перескакивал с пятого на десятое, потому что память его хранила неисчислимое множество творений и одно тотчас же ассоциировалось с другим, но главным образом потому, что он был одержим страстью сравнивать, открывать соотношения, прослеживать влияния, обнажать путаные сцепления, образующие культуру.

Глава 1. На пересечении традиций

Даже когда его уже толком не слушалось собственное тело, Оскар Питерсон (1925—2007) все равно считал фортепиано чем-то вроде спасательного круга. Главный спутник жизни, инструмент будоражил его юношеские мечты, гарантировал ему место в учебниках музыкальной истории, помогал в борьбе за расовое равноправие. Теперь, в возрасте 81 года, он, конечно, уже выглядел измученным. На сцену нью-йоркского клуба Birdland Питерсон выкатился в инвалидном кресле, после чего с видимым трудом перенес свою массивную фигуру на фортепианный стульчик — инсульт почти парализовал его ноги и левую руку.

Однако, как только клавиатура рояля оказалась в досягаемости — даже еще не усевшись удобно перед инструментом, — Питерсон взмахнул правой рукой и взял пригоршню нот; по этому сигналу басист, барабанщик и гитарист заиграли первую композицию. И зазвучал тот самый, сразу узнаваемый звук. Питерсон — этот всамделишный музыкальный колосс, опирающийся на великие традиции прошлого, но по-своему их преломляющий, по-прежнему знал, как его достичь.

На протяжении многих десятилетий исполнительское мастерство и музыкальное чутье Питерсона вызывали у остальных такой же благоговейный трепет, какой сам музыкант испытывал по отношению к своему кумиру, покойному Арту Татуму. Однажды он сравнил Татума со львом: зверем, которого ты боишься до смерти и тем не менее не можешь избежать соблазна подойти поближе, чтобы услышать, как он рычит (сходные чувства Татум вызывал и у легенд академической музыки вроде Сергея Рахманинова и Владимира Горовица, однажды сходивших на его концерт). Из-за этого вернуться после болезни к полноценной концертной деятельности Питерсону было непросто.

Стиль Питерсона всегда характеризовался скоростными, изящными, несколько «приблюзованными» мелодическими линиями, которые разбегались по клавиатуре длинными хитросплетенными фразами, образуя своего рода эпическое повествование. С другой стороны, не менее важен для него был и резкий, пылкий, отрывистый ритм. Качества, за которые его ценили, — непринужденная гибкость исполнения и четкость часового механизма — не были просто особенностями его манеры, они лежали в основе всей его творческой выразительности. Для их адекватного воплощения требовалась помимо прочего очень хорошая физическая форма.

Тем вечером 2006 года на одном из концертов тура, который окажется для Питерсона последним, порой были заметны проблески величия, не сломленного возрастом и болезнью. Но было понятно, каких усилий ему все это стоит. Впрочем, это не так уж и важно: в конце концов, игра на фортепиано была для него занятием столь же естественным, как дыхание или еда. «Это мое лекарство», — сказал Питерсон после концерта, кивнув в сторону рояля, и легкая улыбка тронула его почти неподвижные губы. Но на самом деле в ярчайшие моменты его выступления гигантский блестящий черный «Безендорфер»[2], занимавший едва ли не всю сцену в Birdland, пожалуй, означал нечто еще большее — не только спасательный круг для одного пианиста, но центр вселенной для всех собравшихся.

Подобную роль фортепиано играло последние 300 с лишним лет, заманивая меломанов то в парижские салоны послушать меланхоличные шопеновские импровизации, то в венские концертные залы оценить яростные, разрывающие струны экзерсисы Бетховена. Оно было в центре внимания на гарлемских концертах-квартирниках, где лабухи что есть силы колотили кулаками по клавишам из слоновой кости, стремясь перещеголять друг друга, и оно же дарило утешение одиноким старателям во время калифорнийской золотой лихорадки, когда блудный европейский виртуоз Анри Герц играл свои вариации на тему Oh Susannah. Фортепиано покорило даже сибирских крестьян, не слышавших ни единой классической ноты, пока русский маэстро Святослав Рихтер не приехал с гастролями в этот суровый край. И оно по-прежнему приводит в восторг толпы слушателей в концертных залах, клубах и на стадионах по всему миру.

Но фортепиано не просто инструмент. Как говорил Оливер Уэнделл Холмс, это «чудесный ящик», внутри которого не только струны с молоточками, но и надежды, желания и разочарования. Его звук переменчив, как человеческое настроение: фортепиано в равной степени могло быть атрибутом рафинированного викторианского дома и грязного, убогого новоорлеанского борделя. Оцените разброс чувств — от эйфории до тревоги и даже ужаса, — которые пианист испытывает в процессе освоения инструмента. Вот как описывала это нобелевский лауреат Эльфрида Елинек в своем романе «Пианистка»: «Она собирается со всеми силами, напрягает крылья и бросается вперед, прямо на клавиши, которые стремительно несутся ей навстречу, как земля летит навстречу терпящему катастрофу самолету. Те ноты, которые она не в состоянии взять с первого захода, она просто пропускает. Эта утонченная месть ее ничего не смыслящим в музыке мучительницам вызывает в ней слегка щекочущее удовлетворение»[3].

О жестокости фортепиано. Петр Андершевский

Когда я играю с оркестром, я часто думаю, что никогда больше не буду участвовать в подобном концерте. Слишком много творческих компромиссов! Нет уж, отныне — только сольные выступления. Когда я сталкиваюсь с одиночеством сольных концертов, с героизмом, которого требует этот жанр, и с жестокостью, которую он подразумевает, я думаю, что никогда больше не буду участвовать в подобном. Нет уж, отныне — только записи.

Когда я записываюсь, а потом переслушиваю собственные записи и чувствую, что мог сыграть лучше и что все здесь было против меня — фортепиано, микрофон, даже собственное ощущение свободы, — я думаю: никогда больше не буду записываться. Это самое жестокое. Честно говоря, величайший соблазн — бросить все, лечь навзничь и слушать биение собственного сердца, пока оно наконец не затихнет…

И тем не менее иногда мне совсем не хочется играть, но, взяв последний аккорд, я осознаю: что-то только что родилось. Что-то, находящееся за пределами моего понимания. Как будто это зал вместе со мной что-то создал. Такова жизнь. Отдавая нечто, ты всегда получаешь что-то взамен.

Из фильма Брюно Монсенжона «Петр Андершевский: беспокойный странник».

Как бы то ни было, фортепиано обладает почти мистической силой притяжения, вырабатывая у ценителей его звучания пожизненную зависимость. Это колдовство поистине необъяснимо. Даже технические работники, обслуживающие инструмент, порой кажутся приверженцами какого-то таинственного культа. «Из настройщиков получаются прекрасные мужья, — утверждает персонаж романа Дэниела Мейсона „Настройщик“. — Настройщик умеет слушать, и его прикосновения нежнее, чем у пианиста: только настройщик знает, что у пианино внутри»[4].

А внутри у пианино чудо инженерной мысли: конструкция из дерева и чугуна, молоточков и стержней общим весом почти в 1000 фунтов (каждая струна при этом может выдержать вес в 22 тонны — эквивалент пары десятков автомобилей среднего размера), и эта конструкция по велению музыканта шепчет и поет, кричит и бормочет. Звуки фортепиано покрывают весь оркестровый диапазон от самого нижнего до самого верхнего регистра. Оно удивительным образом подходит произведениям любого стиля и любой эпохи — барочным фугам, романтическим фантазиям, импрессионистским скетчам, церковным гимнам, латиноамериканским монтунос[5], джазовым ритмам и рок-н-ролльным риффам. Всю эту музыку фортепиано присваивает себе.

Источник

Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками

Стюарт Исакофф — пианист, композитор, музыкальный критик, преподаватель, основатель журнала Piano Today и постоянный автор The Wall Street Journal. Его ставшая мировом бестселлером «Громкая история фортепиано» — биография инструмента, без которого невозможно представить музыку. Моцарт и Бетховен встречаются здесь с Оскаром Питерсоном и Джерри Ли Льюисом и начинают говорить с читателем на универсальном языке нот и аккордов.

• Райское местечко для всех любителей фортепиано. — Booklist

• И информативно, и увлекательно. Настоятельно рекомендую. — Владимир Ашкенази

• Эта книга заставляет вас влюбляться в трехногое чудо снова и снова… — BBC Music Magazine

Источник

Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками

Автор:	Стюарт Исакофф
Перевод:	Лев Ганкин
Жанр:	Музыка
Серия:	Corpus
Год:	2014
ISBN:	978-5-17-082076-4

Стюарт Исакофф — пианист, композитор, музыкальный критик, преподаватель, основатель журнала Piano Today и постоянный автор The Wall Street Journal. Его ставшая мировом бестселлером «Громкая история фортепиано» — биография инструмента, без которого невозможно представить музыку. Моцарт и Бетховен встречаются здесь с Оскаром Питерсоном и Джерри Ли Льюисом и начинают говорить с читателем на универсальном языке нот и аккордов.

• Райское местечко для всех любителей фортепиано. — Booklist

• И информативно, и увлекательно. Настоятельно рекомендую. — Владимир Ашкенази

• Эта книга заставляет вас влюбляться в трехногое чудо снова и снова… — BBC Music Magazine

Даже когда его уже толком не слушалось собственное тело, Оскар Питерсон (1925—2007) все равно считал фортепиано чем-то вроде спасательного круга. Главный спутник жизни, инструмент будоражил его юношеские мечты, гарантировал ему место в учебниках музыкальной истории, помогал в борьбе за расовое равноправие. Теперь, в возрасте 81 года, он, конечно, уже выглядел измученным. На сцену нью-йоркского клуба Birdland Питерсон выкатился в инвалидном кресле, после чего с видимым трудом перенес свою массивную фигуру на фортепианный стульчик — инсульт почти парализовал его ноги и левую руку.

Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками скачать fb2, epub бесплатно

Блестящая американская писательница Донна Тартт, лауреат Пулитцеровской премии 2014 года, покорила читателей первым же своим романом «Тайная история». Книга сразу стала бестселлером. Она переведена на двадцать пять языков и продолжает расходиться многомиллионными тиражами во всем мире. Действие происходит в небольшом колледже в Вермонте, куда девятнадцатилетний Ричард Пейпен приезжает изучать древнегреческий язык. Новые друзья Ричарда — четверо молодых людей и одна девушка — умны, раскованны, богаты и так увлечены античной культурой, что рассматривают себя чуть ли не как особую касту ее хранителей. Их дружба не выдерживает, однако, натиска современного мира. В веселой и сплоченной компании происходит убийство. Пытаясь через много лет осмыслить случившееся, герой по дням воспроизводит свою студенческую жизнь, этапы отношений с однокурсниками и любимой девушкой. Под виртуозным пером Донны Тартт его исповедь превращается в захватывающий психологический триллер.

Книга молодого научного журналиста Аси Казанцевой — об «основных биологических ловушках, которые мешают нам жить счастливо и вести себя хорошо». Опираясь по большей части на авторитетные научные труды и лишь иногда — на личный опыт, автор увлекательно и доступно рассказывает, откуда берутся вредные привычки, почему в ноябре так трудно работать и какие вещества лежат в основе «химии любви».

Выпускница биофака СПбГУ Ася Казанцева — ревностный популяризатор большой науки. Она была одним из создателей программы «Прогресс» на Пятом канале и участником проекта «Наука 2.0» на телеканале Россия; ее статьи и колонки публиковались в самых разных изданиях — от «Троицкого варианта» до Men’s Health . «Как мозг заставляет нас делать глупости» — ее первая книга.

«Правда о деле Гарри Квеберта» вышла в 2012 году и сразу стала бестселлером. Едва появившись на прилавках, книга в одной только Франции разошлась огромным тиражом и была переведена на тридцать языков, а ее автор, двадцатисемилетний швейцарец Жоэль Диккер, получил Гран-при Французской академии за лучший роман и Гонкуровскую премию лицеистов.

Действие этой истории с головокружительным сюжетом и неожиданным концом происходит в США. Молодой успешный романист Маркус Гольдман мается от отсутствия вдохновения и отправляется за помощью к своему учителю, знаменитому писателю Гарри Квеберту. Однако внезапно выясняется, что помощь требуется самому Гарри, обвиненному в убийстве, которое произошло в тихом американском городке 33 года назад. Чтобы спасти Гарри от электрического стула, Маркус берется за собственное расследование и пытается распутать сложнейший клубок лжи, давно похороненных тайн и роковых случайностей. И получает тридцать один совет, как написать бестселлер.

После “Правды о деле Гарри Квеберта”, выдержавшей тираж в несколько миллионов и принесшей автору Гран-при Французской академии и Гонкуровскую премию лицеистов, новый роман тридцатилетнего швейцарца Жоэля Диккера сразу занял верхние строчки в рейтингах продаж.

В “Книге Балтиморов” Диккер вновь выводит на сцену героя своего нашумевшего бестселлера – молодого писателя Маркуса Гольдмана. В этой семейной саге с почти детективным сюжетом Маркус расследует тайны близких ему людей. С детства его восхищала богатая и успешная ветвь семейства Гольдманов из Балтимора. Сам он принадлежал к более скромным Гольдманам из Монклера, но подростком каждый год проводил каникулы в доме своего дяди, знаменитого балтиморского адвоката, вместе с двумя кузенами и девушкой, в которую все три мальчика были без памяти влюблены. Будущее виделось им в розовом свете, однако завязка страшной драмы была заложена в их историю с самого начала.

Для истории 1990-е годы в России стали эпохой Горбачева и Ельцина, которые, несмотря на свой прижизненный антагонизм, так и останутся в ней братьями-близнецами, сокрушившими советскую власть. Но для очень многих людей того поколения символом 90-х была фигура Бориса Абрамовича Березовского. Почему именно он воплотил в себе важные черты своего времени – времени становления второго российского капитализма? Этот вопрос автор книги, Петр Авен, обсуждает с двумя десятками людей, хорошо знавших Березовского в разные периоды его жизни. Среди собеседников автора – Валентин Юмашев и Александр Волошин, Михаил Фридман и Анатолий Чубайс, Сергей Доренко и Владимир Познер. У каждого из них собственная версия ответа на вопрос, почему невысокий энергичный доктор наук из академического института вдруг взлетел до статуса символа эпохи, воплотив в себе ее смелые дерзания и неприглядные падения. Жизнь Березовского окончилась трагедией, но история страны продолжается. И то, в какую сторону она повернет на следующем историческом перекрестке, зависит от ее готовности усвоить уроки, преподанные недавним прошлым.

Аньес Мартен-Люган — звезда французского романа, автор бестселлера «Счастливые люди читают книжки и пьют кофе». За первой блестящей удачей последовали и другие: «У тебя все получится, дорогая моя», «Влюбленные в книги не спят в одиночестве», «Извини, меня ждут…». В мире уже продано больше двух миллионов ее книг, переведенных на 32 языка. «Ты слышишь нашу музыку?» — история супружеской пары. Едва попав на прилавки, роман оказался в лидерах продаж. Вера и Янис прожили вместе десять лет и любят друг друга, как в первый день. У них чудесная семья, трое очаровательных детей. Их счастье притягивает людей, как магнит. У архитектора Яниса, мечтающего о собственном проектном бюро, появляется новый друг и предлагает финансовую поддержку. Это открывает Янису путь к успеху, но жизнь семьи постепенно разлаживается. Веру начинают тревожить странные совпадения. Однако такой развязки, какую заготовила на сей раз Мартен-Люган, не ожидают ни Вера, ни читатели.

Это не автобиография, а коллаж из воспоминаний, мастерски составленный корифеем детективного жанра. Джон Ле Карре в «Голубином туннеле» рассказывает не историю своей жизни, а истории из своей жизни, и их у него немало. Германия начала шестидесятых, Россия начала девяностых, беседы с Маргарет Тэтчер и Ясиром Арафатом, попытки работать со Стэнли Кубриком и Фрэнсисом Фордом Копполой, встречи со знаменитыми разведчиками и шпионами и воспоминания о родителях — об ушедшей из семьи матери и об авантюристе-отце.

В дом престарелых прибывает на торжественный обед по случаю столетия господина Карлсона местный начальник, но не любящий шумихи юбиляр в тапочках вылезает в окно и исчезает. За первый час свободы он успевает ограбить бандита-рэкетира, и теперь за стариком гонятся и полиция, и бандиты. Но Аллан Карлсон не впервые попадает в переделку и не теряет оптимизма и чувства юмора — авантюрист и специалист по бомбам и взрывам, он живет по принципу «все есть как есть, а будет как будет». Аллан не загадывает вдаль, не интересуется политикой, не ищет славы, но оказывается чуть не ключевой фигурой всех важнейших событий двадцатого века: он на короткой ноге с Трумэном, он ужинает со Сталиным, его снабжает деньгами Мао Цзэдун, к нему прислушивается Оппенгеймер. В этой очень веселой сказке для взрослых Юнас Юнассон успевает посмеяться над детективом, романом воспитания, семейной сагой, сентиментальной любовной историей и предложить свою версию истории двадцатого века, ни на секунду не прерывая захватывающего повествования с погонями, побегами и подкупами. Знаменитый режиссер комедийных сериалов Феликс Хернгрен сейчас снимает по этому роману, второй год остающемуся самой продаваемой книгой в Швеции, фильм.

Далеко не все меломаны знают, что привычный звукоряд современной фортепианной клавиатуры в свое время считался преступлением против Бога и природы, а споры о нем занимали таких философов и ученых, как Пифагор, Платон, да Винчи, Ньютон и Руссо. Начиная со времен античности и вплоть до века Просвещения соотношения между нотами музыкальной гаммы воспринимались как ключ к познанию устройства Вселенной. Автор этой книги, Стюарт Исакофф, доступно и увлекательно рассказывает о спорах и конфликтах вокруг музыкальных настроек, помещает их в контекст истории искусства, философии, религии, политики и науки. Изобретение современной системы настройки, известной как равномерная темперация, поставило под сомнение представления, незыблемые на протяжении почти двух тысячелетий – а с другой стороны, привело к появлению великой музыки Бетховена, Шуберта, Шопена, Дебюсси и других композиторов…

КЛЭПТОН ВОЗВРАЩАЕТСЯ К ПРОШЛОМУ

Ни у одного, даже самого взыскательного меломана, нет сомнений в том, что Эрик Клэптон заслужил право быть введенным в галерею классиков еще при жизни. Весной 1988 года вышел его биографический, состоящий из нескольких пластинок альбом «CROSSROADS» (перекрестки) — детальная хроника его двадцатилетней творческой деятельности. Разрушив барьер сложившихся музыкальных стереотипов, Клэптон с честью выдержал экзамен на творческую зрелость. Его последние концерты, по отзывам компетентных критиков, «превосходны, игра безукоризненно точна и артистична». В конце 1988 года в интервью Дэвиду Фрике из американского журнала «Роллинг стоун», которое мы публикуем с сокращениями, Эрик Клэптон подробно рассказал о своих музыкальных склонностях и сомнениях.

Источник