Грустный чувак с гитарой

Парень с гитарой

Какие стихи вы предпочитаете?

Стихи — Гитары пенье.

Чудесное гитры пенье,
Уносит жизнь мою туда,
Где неба синего прозренье,
Где чистота и красота!

В простотах необъятной дали,
Парит нетленная душа,
Меня сюда совсем не звали,
Но можно, хоть на миг, туда.

Где воздух напоен любовью,
Где солнце освещает путь,
Где есть оазисы забвенья,
Где можно путнику вздремнуть.

Сыграй гитара напоследок,
Прими взамен мою печаль,
Омою я слезами струны,
А ты спокойствие мне дай.

Стихи — Гитара-остров

Как янтарного острова берег,
Обечайки гитарной изгиб.
Я в звенящее чудо поверил
И в лихие шторма не погиб.

Не страшны мне ни бури, ни рифы,
Если в струнном звучанье слышны
Возле пирса гитарного грифа
Крики чаек и шелест волны.

Будто плаваю в звоне упругом,
Не беда, что аккорды просты.
Стал мне остров спасательным кругом
В море грохота и суеты.

Я хочу, чтоб гитара звучала,
Душу трогая каждой струной,
Словно жизнь без конца и начала,
И ничто не случится со мной.

Стихи — Парень, Девушка

Стихи — Парень

Стихи — Гитаре

Ах, гитара, мой дру-ууг!
Остывают колки-ии.
Я давно тебе му-уук
Не дарила с руки-ии.
Запечатала все-е
Глубоко, далеко-о.
Струн твоих только се-емь,
Сто сыграть нелегко-о.

Потерпи, не грусти-ии,
Разберусь всё равно-оо.
А пока просто сти-иих
Подарю я без но-оот.
Прикорнула в углу-у
В скромном чёрном чехле-е
На тебя я смотрю-у.
Вспоминаю строй ле-ет.

В них дарила ты мне-ее
Облегченье душе-ее
На басовой струне-ее
Замирала в туше-ее.
Подожди, верный дру-уг!
Подарю вместо му.

Стихи — Гитаре

Я в юности не пел тебе,

Но понял лишь намного позже,

Что для меня была ты больше,

Чем просто – спутница в Судьбе!
.

С тобою плакал и смеялся,

Когда казалось, что – один…

Нет! Я тебе – не Господин,

Коль – твоим пеньем наслаждался!
.

С тобою нас венчал Господь,

Чтоб не увянуть – Его Дару.

Моя любимая гитара…

Моя – Душа! Я – твоя плоть!

Стихи — Гитара

Возьму гитару звонкую,
Настрою нити струн.
С весёлой, самой тонкой я
Начну свою игру.

Невидимым комариком
Гудит, звенит струна!
Расплющенным фонариком
Висит в окне луна.

Струну затрону среднюю–
Родится звук бойчей.
Сольются с ней соседние
В один стальной ручей.

С удвоенным вниманием
Аккорды я беру…
Ура! Мои старания
Похожи на игру.

Хоть шуму и порядочно-
Басы не так слышны,
Для песни недостаточно
Ещё одной струны.

Добрался до басовой я,
И дёргаю без дум…
Бубнит.

Стихи — Гитара

Стихи — Парень словно ранет

Парень, словно ранет, соблазнил душу девки!
Несъедобными стали в округе ранетки.
Она смотрит как он наливается. Милый!
И судьба у неё, без него, ждёт могилы.
Паренёк молодой, то с одной то с другой,
Лишь с девчонкой простой он совсем никакой.

А так хочется ей ощутить эту ласку.
Только он, из парней, приглянулся ей сразу.
Разрывается сердце от бешеной страсти,
Но любимого дверца не в её пока власти.
Не пришёл ещё миг окончаний интриг.
Вырывается крик, да рыдания всхлип!

Источник

Мэйклав — о сольном альбоме, «Френдзоне», образе «грустного парня» и группе The 1975

Вокалист «Френдзоны» Глеб Мэйклав в марте выпустил альбом «Цветомузыка». Это восемь сладкоголосых песен весны и юношеской романтики, непохожих на «Бойчика» и «Бутылочку». «Афиша Daily» пообщалась с Глебом о сольной музыке, творческих вызовах и будущем «Френдзоны», группе The 1975 и образе «грустного парня». Бонус: плейлист любимой музыки от Глеба!

— Ты выпустил альбом — как ощущения?

— Да нормально. Я рад, что получилось его выпустить. Мы его достаточно спонтанно сделали. Решение было принято буквально за пару месяцев до того, как он вышел.

— Мы — это кто?

— Ну, мы с ребятами [группой «Френдзона»] обсудили и подумали: «Давай сделаем альбом».

— Пока ты писал альбом, что у тебя в жизни происходило?

— Да на самом деле ничего интересного, как и у всех в том году. Приходилось большинство времени проводить дома. Я думаю, у многих была достаточно тяжелая жизнь в 2020 году.

Я как раз занимался песнями в это время. Год был тяжелым, но сделать получилось многое. И сейчас, смотря назад, я понимаю, что год на самом деле был клевый в целом для меня. В плане творчества и собственных дел.

— Как ты встретил начало пандемии? То есть понятно: гастрольный график, концерты — и все заканчивается. Тяжело было?

— Да, было тяжело. Особенно когда всех реально запугали и люди действительно боялись выходить на улицу. Летом уже стало попроще, но вот самое тяжелое — это именно апрель–май. Было вообще очень некомфортно.

— А этот дискомфорт как‑то отразился на отношениях в группе? Просто я слышал, что у многих музыкантов во время пандемии пошли разногласия.

— Конфликты? Да нет, у нас, в принципе, не было такого. Мы все находились не вместе. Я, можно сказать, несколько месяцев никого из ребят не видел. Вика [Мэйби Бэйби, участница «Френдзоны»] застряла дома в Беларуси. Мы [с Галатом, участником «Френдзоны»] находились по своим домам и только переписывались.

— Успели соскучиться друг по другу?

— Да. И успели соскучиться по тому времени, которое наступило сейчас, когда вроде как все разрешили, открыли — и мы снова впитываем все прежние возможности.

— Как и почему ты решил записать сольный альбом?

— Это решение появилось после появления некоторых песен, которые показались нам достаточно сильными и интересными: мы уже чувствовали, что вокруг них можно собрать целый альбом. Я думаю, практически все альбомы так и делаются: появляются какие‑то песни, которые начинают вести за собой остальное творчество Первый альбом «Френдзоны» так и появился. В общем, важна всегда одна песня.

— Какая в данном случае была песня?

— «Утро». Когда мы ее сделали, всех наполнила эйфория и захотелось сделать полноценный релиз.

— Как ты понял, что написал песни не для группы, а для себя?

— У нас так повелось с самого начала группы. И Мэйби Бэйби, и я делали свои какие‑то сольные штуки, поэтому для нас это не было чем‑то новым.

— Раньше «Френдзона» была мультяшной группой. Насколько вообще — и тебе лично, и всей группе — дался выход из мультяшной вселенной в реальную жизнь? Насколько это было тяжело?

— Это не было тяжело. Просто оно происходило само собой. Не было какого‑то резкого перехода: просто мы жили, делали что‑то, и в какой‑то момент мы оказались уже вот в этой точке, когда…

— Настала пора срывать маски?

— Вы не боялись, что те люди, которые полюбили вас за построенную вами вселенную, начнут строчить в комментариях: «Верните старую «Френдзону»?

— Нет. Я, наоборот, всегда пытался двигаться в своем направлении. Было очевидно, что нам нужен какой‑то новый этап. И вот у нас он получился таким — мы просто в какой‑то степени вышли из образов. Причем мы сделали это не то чтобы намеренно. Просто оставаться в этих образах было невозможно.

— Ага. Как ты реагируешь, когда в интернете просят вернуть «Френдзону» с Кисешем-Писешем, мультяшками и так далее?

— Меня это абсолютно никак не задевает. Я понимаю, что единственный путь — двигаться дальше, несмотря ни на что, делать то, что тебе в данный момент кажется нужным делать. А пытаться угодить людям в комментариях — это путь в никуда. Всегда. На это вообще не стоит никакого внимания обращать.

— Когда ты понимаешь, что ты хочешь забрать сочиненные строчки к себе, а не в группу?

— Когда я занимался конкретно новым альбомом, я и не думал о группе, потому что это творчество было конкретно моим — и я понимал это. Тут даже не было внутренних конфликтов у меня.

Мы все понимали, чем мы в данный момент занимаемся: я делал сольный альбом, Галат помогал мне с ним. У нас был очень комфортный тандем: я что‑то показывал ему, а он помогал это отшлифовать.

— Отшлифовать — это как? Как ментор и камертон? Ты приносишь строчки и музыку, а он говорит, окей или не окей?

— Ну, да. И не только. Он помогал что‑то исправить, чтобы было окей, если что‑то не окей.

— Ага. Например?

— Он мог редактировать какие‑то строчки, чтобы они звучали красивее, но не меняли смысл в целом. Потому что именно в написании красивого, складного текста у него очень хороший и высокий скилл.

— Ты приносишь строчки и думаешь, что здесь как будто бы чего‑то не хватает, маленькой частички пазла, показываешь Володе [Галату], и он может найти эту недостающую частичку?

— Да. Конечно, одному это все это делать было бы намного сложнее. На самом деле, помогал не только он: еще звукорежиссеры и парень, с которым мы делаем инструменталы, — они тоже все внесли большой вклад в этот альбом и многое подсказали, помогли. Четыре человека, без которых ничего бы не получилось, — это я, Галат, звукорежиссер Hvy и [битмейкер, музыкант] XWinner.

— Команда по спасению мира! На сайте Rhymes Music про тебя написана такая строчка: «Самый грустный парень на районе». Согласен с такой формулировкой?

— Сейчас вряд ли актуально это выражение. Оно появилось в 2018 году, и с тех пор многое изменилось.

— А восприятие тебя как сэдбоя не напрягает? Что, грубо говоря, многие считают тебя «самым грустным парнем на районе»?

— На самом деле я давно уже живу вообще немного в другом мире в своей голове. Все эти истории, которые были когда‑то, и то, как меня воспринимают, — это меня абсолютно не волнует. Я смотрю дальше и думаю о том, что мне делать сейчас, что я хочу делать в данный момент. А это все меня не удивляет, не задевает, не волнует.

— На новом альбоме я услышал влияние твоей любимой группы The 1975 — звуки, такие характерные для Мэттью Хили: как будто бы прислушивался к их творчеству и пытался внедрить что‑то у себя. Это верное ощущение?

— Не уверен. Не было попыток снять что‑то с The 1975. Все-таки для меня это пока музыка такого уровня и масштаба, что если ты будешь пытаться делать, как они, то плохо получится. (Смеется.)

Я для себя пришел к такому выводу: чтобы инди было слушабельным, оно должно быть о-о-очень высокого уровня! Высочайшего! Для меня The 1975 — это музыка высочайшего уровня, и поэтому их хочется слушать. Инди-группы, которые чуть ниже рангом, меня никогда не цепляли. А вот попса, например, может зацепить и простенькая.

— The 1975 из локальных артистов превратились в стадионных рок-звезд. Насколько тебе самому близка эта концепция?

— В своем роде это, наверное, самая большая группа последнего десятилетия в рамках жанра.

— А ты можешь объяснить читателям, почему The 1975 — суперкрутая и важная группа последнего десятилетия?

— Любая новаторская музыка — суперинтересная и всегда становится большой. У The 1975 я слышу новаторство. По крайней мере, в первом альбоме есть «Chocolate», «Girls» — по-моему, они достаточно уникальны в своем звучании. Вот эта гитарка, которая сопровождает все эти песни! Для меня главная отличительная черта The 1975 — именно соло-гитара, которая формирует главную изюминку.

— Как ты считаешь, почему они стали настолько большими звездами?

— Не знаю, для меня это не удивительно. Большими звездами-то стать, на самом деле, очень просто: если ты делаешь качественную, оригинальную музыку.

— Я не просто так спрашиваю — просто мне кажется, что и ты, и Мэттью Хили транслируете похожий вайб: что необязательно быть бэдбоем, чтобы стать рокстар.

— Если я так выгляжу, то это прикольно.

— На том же Rhymes Music про тебя написано: «Одинокий парень с последней парты, который незаметен в школьных коридорах». Это правда было так?

— Да нет. В школе у меня, кстати, не было никогда проблем, потому что я учился в достаточно приличной школе, где все ребята были такие, как на подбор, и у меня абсолютно не было никаких школьных заварушек, драк — все обошло меня стороной. В школе была достаточно добрая атмосфера, все нормально друг с другом ладили.

— Оказывается, бывают такие школы!

— Просто я жил в маленьком городе и попал типа в гимназию. Она считалась лучшей школой города: туда шли приличные, воспитанные ребята.

— Почему ты переехал в Питер, а не в Москву? Чем Питер лучше?

— Раньше я сомнительно относился к Москве, но стоило мне побывать там весной и погулять по центру, для меня этот город открылся с новой стороны. На самом деле я не очень счастлив жить в Питере, потому что погода и постоянное мрачное небо, мне кажется, очень сильно влияют на настроение.

— А на творчество влияет?

— Скорее негативно. Мне намного проще делать что угодно — писать песни, ну, вообще, жить, — когда светит солнце

— Получается, что в Питере это делать проблематично.

— Здесь солнечных дней крайне мало, зато много осадков. Как и в Сочи .

— А я почему‑то думал, что в Сочи всегда солнце светит.

— В Сочи очень много осадков! Я часто бывал там зимой: в это время там постоянно промозгло, холодно, ветрено и дождливо

— Вот это для меня открытие! Кстати, город, который в ходе гастролей нам очень сильно запал в душу, — это Краснодар, потому что, сколько раз мы туда ни приезжали, там всегда было лето.

— Мне кажется, ты первый человек на моей памяти, которому реально понравился Краснодар, потому что мне все говорили, что Краснодар — это город шиномонтажек, пыльных дорог, старых автомобилей и вечных пробок.

— Возможно. Но блин! Я проснулся там как‑то в отеле и смотрю, за окном идет дождь. Я думаю: «Блин, холодно, мерзко на улице, как всегда. Даже в Краснодаре». Выхожу — а там тепло. Абсолютно теплый ветер, хотя идет дождь. Нет, в Краснодар мы влюблены всей группой.

— Если уж речь пошла про гастроли и концерты, можешь назвать два или три лучших концерта в своей жизни?

— Наверное, это последний концерт группы в московском «Главклубе». Я всегда, еще до «Френдзоны», мечтал там выступить — для меня это был очень значимый концерт. Все концерты в Питере у нас были всегда самые эмоциональные, душевные и приятные. Все-таки чувствуется, когда играешь в своем городе: питерские концерты больше западают в душу. Как будто бы там люди больше отрываются и веселятся. Непонятно, почему так.

— Ты не задумывался о сольных концертах?

— Посмотрим! Возможно… Я думаю, нужно еще поделать музыку, повыпускать песен — и там уже смотреть.

— У тебя вообще есть большие амбиции сольного артиста?

— Не знаю. Я бы сказал, что есть большие амбиции сделать что‑то интересное. Мне хотелось бы это сделать и с нашей группой — чтобы мы и дальше, спустя годы, так же дружно оставались все вместе. Что бы ни происходило в нашей жизни — а прошло уже почти четыре года со старта, — мы всегда оставались очень сплоченными и дружными, и это меня очень радует. И, конечно, хотелось бы в дальнейшем все равно двигаться группой.

— У тебя нет опасений, что в группе тебе станет творчески тесно?

— Ну, видишь, суть в том, что я могу делать какие‑то сольные вещи и выпускать их. В принципе, меня никто в этом не ограничивает, поэтому — нет.

— А ты не боишься, что люди, которые любят «Френдзону» и горланят «Рок-н-ролла», «Бойчика», «Бутылочку», «Кокоро», не будут готовы воспринимать сольного Мэйклава?

— Так им и не надо его воспринимать, на самом деле! Эти песни делались не для фанатов «Бойчика» — я пытался сделать песни, которые будут нравится таким людям, как я. Но сделать это, на самом деле, не так просто — я еще на пути к этому.

— Я не просто так спросил, не станет ли тебе тесно в группе. Если сравнивать твой новый альбом «Цветомузыка» и альбом «Френдзоны» «Не разлей вода», они же разные очень. И вполне возможно, что у Мэйклава появятся те слушатели, которые не захотят слушать «Френдзону», но пойдут на концерты сольного Мэйклава. Вот про это думал?

— М-м-м… Ну, видишь, суть в том, что тот же альбом «Не разлей вода» вышел почти полтора года назад, и никто ведь не знает, какой будет «Френдзона» в дальнейшем. Она же необязательно будет такой же, как и на последнем альбоме. И, скорее всего, она не будет такой.

— У вас такой творческий метод — с каждым альбомом как‑то переизобретать себя?

— На самом деле, да. Это единственный возможный путь, который только может быть. На нем, конечно, могут быть какие‑то проблемы и непонимания и временные, так сказать, проигрыши, но это — единственный путь, который в итоге может привести тебя к чему-то новому, интересному и большому. Постоянно пытаться повторять себя — это не вариант ни для кого.

— Вы не боитесь остаться заложниками прошлых образов?

— Нет. Этого мы точно не боимся, потому что мы показали всем, что будем продолжать меняться и делать то, что нам интересно в данный момент, а не пытаться угодить кому‑то из прошлого.

— Мне вот интересно, как трем людям с разным бэкграундом найти какой‑то общий творческий язык и метод? Не бывает такого, что кто‑то перетягивает больше на свою сторону? Как вы этот общий консенсус находите?

— Это бывает достаточно сложно. Чтобы найти взаимопонимание, нужно просто стараться приходить к тому, что имеет в себе сильную энергетику и не оставит равнодушным никого из нас. Как, например, было с тем же первым альбомом «Френдзоны», который сразу очень сильно — еще на уровне первых демозаписей на диктофон — сплотил нас. Все очень были заряжены, хотя мы были абсолютно разными людьми с разными музыкальными вкусами.

— Вы до сих пор очень большие друзья?

— Я думаю, мы намного больше друзья, чем были раньше. Сейчас мы вместе проводим время постоянно — с Галатом, с Викой. Видимся почти каждый день.

— Еще про альбом «Не разлей вода». У меня сложилось ощущение, что твоего влияния стало сильно больше, чем раньше.

— На самом деле странно, потому что на первом-то альбоме я тоже пел практически все припевы. Так же и в «Не разлей вода».

— Кажется, на втором альбоме больше рока появилось, песня «Рок-н-ролла», например. Или концерты, потому что ваши лайвы прям рок-рок-рок. У меня складывается такое ощущение, что это все от тебя идет. Насколько оно верное?

— Да нет, не сказал бы, что это от меня идет. Рок-составляющая, которая была на альбоме «Не разлей вода», — это не от меня. Видишь, я же на самом деле вообще не любитель рока в классическом понимании. Группы, которые я люблю, делают не такой рок. Это все скорее было поиском, мы пробовали делать разное. Суть в том, что песни «Френдзоны» никогда не были привязаны к какому‑то определенному музыкальному звучанию — их объединяла все-таки смысловая концепция.

— Коля Редькин (соведущий «Вписки», редактор The Flow. — Прим. ред.) назвал вашу музыку метапопом и писал, что вы как будто готовы под эту концепцию любой музыкальный жанр осмыслить.

— Ну, так и получилось, в принципе, — на том же первом альбоме «Френдзоны» все песни абсолютно разные по своему звучанию, но при этом, слушая его, тебе все кажется очень гармоничным.

— Слушай, а ты не боишься, что через какое‑то определенное количество времени ты просто не сможешь петь со сцены песни с первого альбома? Что они просто тебе, Вике и Володе из будущего не будут подходить…

— Нет, на самом деле, насчет первого альбома я могу сказать, что первый альбом «Френдзоны» я очень сильно уважаю и люблю и до сих пор. И песни — как раз такие, как «Бойчик» и «Девственница», — считаю, что они-то могут и спустя годы хорошо звучать. «Бойчик» — я вообще со временем начал считать ее абсолютно гениальной, что ли… В ней как будто бы, знаешь, есть стиль «Френдзоны».

— Песня, которая объясняет группу?

— Не то чтобы песня, которая объясняет группу, а как будто бы она является максимально уникальной из всего, что у нас есть. Поэтому с песнями с первого альбома у меня нет никаких проблем. Иногда, когда я его сейчас включаю, вспоминаю то время и думаю: «Блин! Это, конечно, было очень круто!»

— Через десять лет у тебя не будет никакого внутреннего конфликта при исполнении песни «Бойчик»?

— «Бойчик» — это песня, которая может пройти сквозь время и выдержать это испытание. Хотя, конечно, в моменте может так не казаться.

— Не могу не задать вопрос про Галата. С его масштабным продюсерским видением (Владимир пишет тексты для «Френдзоны» и Доры. — Прим. ред.) бывают моменты, что включается жесткая продюсерская рука, и он говорит: «Я вижу вот это вот так вот — значит, я вижу вот это вот так»? Бывают у него диктаторские замашки?

— Скорее нет, чем да. Чтобы прям так жестко, категорично…

— Значит, ваш рабочий творческий процесс выстроен максимально демократично?

— Как ты относишься к «постфрендзоновской» молодой рок-поросли? «Три дня дождя», «Папин олимпос» — вот эти вот ребята, в которых, как мне кажется, вашего влияния много.

— Я никого из этих исполнителей не слушаю, потому что рок, берущий корни от групп вроде Sum 41, не люблю. Очень многие люди думают, что на самом деле «Пошлая Молли» подхватила поп-панк-волну, и потом появились такие группы, как «Кис-Кис» или «Три дня дождя».

Но суть в том, что «Пошлая Молли» никогда не делала рок формата Sum 41. Кирилла Бледного очень уважаю, потому что «Пошлая Молли» — это новаторы, а все остальные эти группы…

— Последователи?

— А почему рок снова стал всем нужен? Почему Женя Мильковский снова супервостребован, как и десять лет назад во времена песни «Кофе — мой друг»?

— С «Нервами» действительно очень интересная история произошла, потому что я-то в школе еще фанател по ним, когда были «Батареи» и все вот эти песни. И потом я наблюдал, как на протяжении пяти или шести лет группа была вообще никому не нужна.

Мильковский все эти годы не расслаблялся и продолжал что‑то делать и выпускать — даже если это не имело никакого спроса. Но он никогда не останавливался. Ты знаешь, у него выходил альбом «Мимо Вселенной»?

— Да, знаю. (Речь идет о сайд-проекте вокалиста «Нервов» Жени Мильковского под названием «Мимо Вселенной». — Прим. ред.)

— В нем он как будто бы свежее дыхание нашел, и мне тогда эти песни зашли как «Нервы» в школьное время. Но позднее творчество тех же «Нервов» мне не нравится. В текстах очень много корявых фраз, это режет слух, и для меня немного странно, что очень многие спокойно к этому относятся и нормально воспринимают. Но, конечно, все равно Мильковского невозможно не уважать как человека, потому что его путь был невероятно тяжелым. И он выстоял, остался победителем. Это круто!

— Ты не боишься того, что ваша музыка может стать не такой востребованной, как сейчас?

— Поэтому мы и пытаемся делать что‑то новое! Именно поэтому всегда стоит думать о том, что же можно сделать интересного дальше, что вызовет такие же эмоции, — в первую очередь, у тебя — как когда‑то вызвал первый альбом «Френдзоны».

— Кто из отечественных музыкантов на тебя повлиял?

— Ну, наверное, это группа «Нервы» — десятый, одиннадцатый класс. Группа Marakesh — я, кстати, до сих пор слушаю, мне очень обидно, что у них не получилось выстрелить. Просто в отличие от Мильковского парень (Марик, вокалист Marakesh. — Прим. ред.) остановился в какой‑то момент, ушел в какие‑то странные музыкальные направления.

Marakesh — это группа, у которой есть абсолютно талантливейшие песни, они могли бы сейчас собирать если не стадионы, то «Главклуб» и «A2» точно. Но он [Марик] просто не дожал в свое время, и это очень обидно.

Источник