Кто помнит нота м

Текст песни TOTO – Помни (Артем Тото)

Плыли да по небу, да облака
В дым да в синь уходил с далека
Голову пекло нам солнце
Било лучами в глаза
Падали поломанными замки с песка
Прилив их разбил на нет и на да
Пацан просто включит поца
Затянет узла
А она просто уйдет и все
И искать ее уже не резон
Увезет ее такси колесо
В бит да в дождь, как назло
Заливает грусть, тоска, да вода
Мокли эти улицы, мок и я
Долгими гудками текст набирай
One my butiful life!

Знай! Не забыть эту ночь никогда
За луной вновь приходит луна
И тот вечер наш выпит до дна
Помнишь?
Знай! Все изменится, сменит печаль
Нам немного, но все-таки жаль
Пусть там кто-то ликует, дай знать!
Помни!

Ай канули, как в воду стены, дворы
И ты ту любовь не ищи
Потеряет время чисел my time
В долгих паузах, клавиш клик-клай
Bye, bye ну да перестань
Руки убери, отойди, отстань
Баса больше дай, пацан пой
Позабудь ее, дверь закрой
Ай знаешь ноты те, знай на ты
Вот и я тебе отойди
Речь текла тогда, ночь легла
Позабыли мы имена
А знаешь Фай
Там горит Sunshine, но ты там меня не узнай
С сердца с памяти все стирай
One my butiful life

Читайте также:  Величит душа моя господа оптина ноты для

Знай! Не забыть эту ночь никогда
За луной вновь приходит луна
И тот вечер наш выпит до дна
Помнишь?
Знай! Все изменится, сменит печаль
Нам немного, но все-таки жаль
Пусть там кто-то ликует, дай знать!
Помни!

Понравился текст песни?
Оставьте комментарий ниже

Источник

Вышел Покурить — Вопрос

Слушать Вышел Покурить — Вопрос

Слушайте Вопрос — Вышел Покурить на Яндекс.Музыке

Текст Вышел Покурить — Вопрос

Blizzard on the track

Всё, что я помню — это грязь, там нечего выкупать
Сигарета на губах, кругом идёт голова
Твоя жопа в телефоне, всё было бы хорошо
Но слёзы коснулись твоих щёк

Белый порошок, детка, ты хочешь ещё?
Я достану без проблем, но это оставит ожог
Кого ты теперь целуешь? С кем теперь я засыпаю?
Это секреты наших спален

Заставишь меня страдать?
Я готов, я привык, вокруг только пустота
Поломаю две руки, что я тебе протянул
В надежде коснуться твоих недоступных губ

Вау, Авангард может любить
Эти суки правда верят в то, что я неуязвим
99 и 9 процентов суицида
Но я поживу ещё, лишь бы тебя побесить

Я устал, мой мир погиб
Ты ушла, я был один
Я устал, мой мир погиб
Ты ушла, я был один

У меня есть один вопрос
И ты просишь дать тебе шанс
У меня есть один вопрос
Как я тебе сейчас?

У меня есть один вопрос
И ты просишь ответа поверить
У меня есть один вопрос
Как я тебе теперь?

Источник

Бездомный бродил по помойкам, не помня имени. Но однажды подойдя к особняку, кто то назвал его по имени и пустил внутрь

Место, где ночевал Композитор, было хорошим. Полуподвальное помещение с парой пока еще целых окошек под самым потолком. Здесь не гуляли сквозняки, да и народу набивалось немного. Окна выходили на восток, а потому по утрам в ясные дни солнце ласково будило, мягко проклевываясь сквозь стекла. Проснувшись, Композитор не сразу понял где он. Даже испугался немного, разглядев как следует обстановку.

Пахло неприятно. Рядом с ним на прохудившихся тонких матрасах, дырявых куртках или кусках картона спали люди. Бомжи, такие же, как и он сам. Но о том, что он теперь является человеком без определенного места жительства, Композитор вспомнил не сразу. «У тебя деменция» — было написано черным маркером на его запястье.

Композитор нахмурился, прочитав надпись, и немного испуганно стал рыться в карманах. Он не до конца понимал, что ищет, но действовал интуитивно. Словно просто знал, что должен что-то достать и что-то прочесть. В кармане старых штанов обнаружился потрепанный блокнот. Страницы были исписаны кривоватым, но знакомым почерком. Лишь спустя пару мгновений Композитор понял, что заполнил страницы самостоятельно.

Там рассказывалось о его болезни, о хороших и плохих днях, о том, как справляться со страхом, как найти ставшую родной ночлежку, если он вдруг заблудится. А потом шли воспоминания о прошлом. Некоторые из них Композитор мог припомнить самостоятельно без подсказок. Он мог точно сказать свои имя и фамилию, мог в деталях рассказать некоторые события, произошедшие с ним, когда ему было шестнадцать. Но вот о событиях последних лет в голове остались лишь отголоски.

Пока читал, то будто бы помнил, но стоило перевернуть страницу и воспоминания снова убегали из прояснившегося сознания прочь. Композитор отложил блокнот, когда пересохшее горло настойчиво потребовало хоть глоток воды. Он поднялся со своего места, скатал в тугой ком подстилку, на которой спал, собрал вещи и вышел на улицу. Заброшенное здание находилось на окраине города, но район старались развивать и перестраивать, а потому хлипкие старые постройки тут и там сменялись более новыми и свежими домами.

Композитор побрел по дворам, пытаясь найти питьевой фонтанчик или водозаборную колонку. Сознание оставалось немного мутным. Но, хоть Композитор не мог многого вспомнить и многого понять, страха почему-то не было. В блокноте была чуть ли не целая глава о том, как справиться с плохими эмоциями. Композитор невольно подумал, что раньше, наверное, действительно пугался, просыпаясь в незнакомом месте и осознавая себя никем. Но теперь он, словно не умом, а интуицией принимал самого себя и свое положение.

Возможно, его тело просто устало испытывать стресс, а потому отмело его вовсе. Он шел по улицам, совершенно не помня ни их, ни этот город в целом. Он не знал, где находится, как вообще дошел до такой жизни и почему у него нет ни семьи, ни друзей, ни дома. Но испытывал при этом не тягость и сожаления, а опьяняющее чувство свободы. Его ничто не держало, его никто не знал, его никто и ни в чем не упрекал. Хотя чутье подсказывало, что упрекнуть его можно было во многом.

Композитор наткнулся на питьевой фонтан, когда уже забыл, что искал его. Он с удовольствием напился и довольно окинул взглядом небольшую, но красивую площадь. В голове, требуя к себе внимания, пронеслись картинки того, как когда-то он шел по похожей площади с несколькими друзьями. Он помнил смех, веселые обсуждения чего-то, что только предстояло совершить. Помнил лица, голоса, но совершенно не помнил тему разговора, имена или названия улиц. Из кафешки поблизости раздалась ненавязчивая приятная музыка. Композитор расслабленно закивал головой в такт.

Он не знал даже сколько ему лет, но помнил, как в детстве у его дома собиралась компания людей, как его отец играл на гитаре, а народ задорно пел всем знакомые мотивы. Увидев свое отражение в одной из витрин, Композитор решил, что смотрит на незнакомца по ту сторону стекла. Осознав же, что растерянный взгляд принадлежит ему самому, он удивился не так потрепанной одежде и неопрятному виду, как седой бороде.

Он не чувствовал себя старым. Да, кости немного ломило. Вероятно, из-за того, что он постоянно спал на полу. Да, проблемы с памятью, вероятно, тоже были старческими. Но все же не было ощущения опытности, не чувствовал он в себе того веса прожитых лет, присущего всем старикам. Композитор сделал вывод, что ощущение глупой подростковой легкости появляется из-за того, что он просто не помнит огромные куски жизни. Решив для себя этот вопрос, он поплелся дальше по городу, ища описанное в блокноте место, где можно было раздобыть еды.

За одним из ресторанчиков рядом с мусорными баками был отдельный пакет, куда сердобольная посудомойка складывала приличные куски недоеденной еды с тарелок. Композитор уселся на деревянный ящик, валяющийся здесь же, и принялся завтракать. Он не задумывался о том, что ест в обществе крыс и тараканов. Он не знал, ел ли когда-нибудь в хороших ресторанах, были ли у него деньги, было ли у него подобие социального статуса. И вдруг в голове пронесся некий ассоциативный ряд. Причем, связанный не так с размышлениями о деньгах, как с самим словом «мусор».

Было в сознании размытое понимание, что мусор это не просто выброшенные вещи или остатки продуктов. Нет. Было что-то еще. Композитора словно осенило. Воспоминания замелькали одно за одним. Мусора. Полицейские. Как же он их ненавидел когда-то. Причем, еще до того, как стал вором. Было в его отрочестве что-то такое, что заставляло сильно недолюбливать людей в форме, но что именно Композитор припомнить не мог. Потом, когда Композитор начал воровать и даже преуспел в этом, его мнение странным образом изменилось.

Он даже начал относиться к честным полицейским с неким подобием уважения. Было ощущение, что они много лет играли в длинное бессмысленное противостояние. И в итоге система победила. Композитор вспомнил, как его арестовали, вспомнил приговор, вспомнил тюрьму. Наверное, в его блокноте что-то об этом написано, но он не дочитал утром до этого момента. А сейчас появилось странное чувство, будто все это было не с ним. Он помнил. Но даже в воспоминаниях смотрел на все не своими глазами, а будто со стороны.

Он начал размышлять о предпосылках, о том, как мальчик, поющий с родителями под гитару в детстве, стал потом преступником. Ничего путного на ум не приходило. Он забыл мотивы, забыл волнения и переживания. Помнил только факт. Он – вор, а Композитор – это не призвание, это его воровское погоняло, данное ему из-за фамилии Чайковский и из-за того, что все его ограбления проходили «как по нотам». Последние дела перед заключением Композитор проводил в составе небольшой группы самых надежных людей.

Они занимались обворовыванием зажиточных домов. Забирали деньги, ювелирные изделия, иногда картины и другие предметы, представляющие культурную ценность. Сбывали краденое через таких же проверенных надежных людей. Поднимали на этом очень хорошие деньги и жили соответственно, считались уважаемыми людьми в своем кругу. Как он в итоге оказался в тюрьме, Композитор не мог сейчас вспомнить. Сдал их кто-то или правоохранительные органы просто оказались умнее… это уже было делом десятым.

Да и не так важно это было именно сейчас, когда Композитор уже вышел, когда уже забыл нюансы, привязанности и имена доверенных лиц. Он вышел из подворотни, обогнул здание ресторанчика и снова оказался на оживленной улице. Весь тот пласт информации, что был сейчас поднят в голове, хотелось переосмыслить, но Композитор понимал, что смысла в этом не так уж и много. Ну, вспомнит он имена, погоняла и даты.

Ну, допустим, разложит по полочкам самые интересные свои дела. И что дальше? Зачем ему эта информация? Вместе с воспоминаниями о былой деятельности пришло также совершенно четкое осознание, что семьи у него не было и быть не могло. Как и друзей. Одни только подельники, но они не были теми людьми, к которым можно было бы заявиться на старости лет с просьбой о помощи, о жилье и уходе. Да и не стал бы он никогда унижаться перед теми, кто знал его прежним. Лучше уж бомжевать… Смысла вспоминать не было.

А потому Композитор углубился в куда более философские и куда более грустные размышления о том, а был ли смысл у его жизни, если сейчас даже он сам не видел смысла в собственных воспоминаниях. Вздохнув, он поправил на плече сверток с немногочисленными пожитками и снова отправился к уже знакомому питьевому фонтану. Около детской площадки Композитор замер. Почему-то именно в этом месте накатил приступ сожалений. Причем какого-то повсеместного вселенского масштаба. И чувство это не было обоснованным. Композитор почти не помнил себя ребенком и совсем не помнил своих детей, если у него таковые и имелись.

Просто стоял, смотрел на веселящийся гудящий рой мальчиков и девочек и печально вздыхал, мучительно стараясь найти в голове поводы для такого ментального состояния. Дети играли в пиратов. Они называли мальчишку постарше капитаном и носились за ним в поисках выдуманного клада. Тот, размашисто жестикулируя, указывал то на одно, то на другое место песочницы, веля откапывать золото. И банда маленьких пиратов повиновалась, стараясь искренне отыгрывать роли. Клад, сокровища, золото…

Композитор почесал дряблыми пальцами бороду и нахмурился. Мозг заработал неожиданно бодро и откликнулся на вопрос «А куда делись деньги?». Композитор четко помнил, что у него оставалась приличная сумма после грабежей. Полиция так и не нашла тогда деньги. Бывший вор был совершенно уверен, что спрятал их в надежное место. В такое, куда никто не сунулся бы на протяжении всех лет его отсидки. Значит, прямо сейчас где-то должны быть спрятаны наворованные им деньги. Но где он вспомнить не мог. Мысли формировались словно сквозь туманную утреннюю мглу.

Композитор не до конца понимал, насколько здраво он мыслит и может ли вообще сейчас размышлять хоть примерно так же, как думал тогда, много лет назад. Но надеялся, что собственное сознание еще не до конца его предало. И что все его домыслы правильные. Если верить в это, получалось, что Композитор никогда не доверил бы свои сбережения даже самым надежным людям. Потому что до конца он не доверял никому. Значит, он их куда-то спрятал. Возможно, даже закопал, как самый настоящий клад, который сейчас так усердно искали дети в песочнице. Но даже примерного месторасположения Композитор вспомнить так и не смог.

Если на все запросы о людях – родителях, подельниках, знакомых – мозг хоть как-то отзывался, то на вопросы о значимых местах отвечать отказывался напрочь. Композитор прослонялся по городу до самого вечера. Когда солнечный свет сменили уличные фонари и пестрые неоновые вывески на магазинах, он направился к своей ночлежке. По пути его поймал за руку аккуратный мужчина лет тридцати. — Здрасьте, — обратился он веселым свободным тоном, не обращаясь ни на «ты», ни на «вы».

В его тоне не было никакого уважения к гораздо более взрослому человеку. Но не из-за того, что он говорил с бомжом, а скорее просто потому, что уважительное отношение не было ему присуще вовсе. – Не хотите постричься? Совершенно бесплатно! Композитор окинул его недоверчивым взглядом, но руку одергивать не стал. — Я барбер, то есть парикмахер. У нас сейчас нет посетителей. Мы… проводим что-то вроде акции для людей с улицы, — бодро продолжил мужчина. – Мы вас и покормим.

У нас даже искупаться можно, если хотите. А все, что от вас требуется – рассказать на камеру о том, как вы оказались на улице. Какую-нибудь интересную историю. Композитор не знал таких слов, как «ролик для ютуба» и «хайп». Ему были совершенно непонятны такие термины, как привлечение новой аудитории и просмотры. А вот еда, душ и стрижка привлекали. Он не помнил, когда в последний раз нормально мылся. Но это, пожалуй, было свойственно не только ему с его деменцией, но и большинству бездомных людей.

Он кивнул и выдавил короткое «Ладно» в ответ на упрашивания молодого парикмахера. Первым делом его отправили мыться в крохотную душевую для персонала, а уже потом усадили на крутящийся стул возле зеркала. Еще один сотрудник настроил камеру и поставил большую лампу. Мужчина, приведший Композитора в парикмахерскую, выдал в объектив приветственную речь и начал задавать своему гостю наводящие вопросы, параллельно принимаясь состригать тонкие спутанные волосы.

Композитор с его рассеянным вниманием и забывчивостью подумал, что, наверное, не является идеальным представителем для проекта этих молодых людей, но искренне старался держать мысль и отвечать впопад. Он поведал им и о своем воровском прошлом, и о тюремном заключении, и о том, что после своей насыщенной и интересной жизни остался в итоге на улице никому не нужным и никем не любимым.

Ему показалось, что сотрудники слушали его с интересом. По их лицам было видно, что они даже прониклись рассказанной им историей. Ни своего имени, ни погоняла Композитор так им и не назвал. Он не стыдился и не опасался. Просто был уверен по старой памяти, что этого делать не стоит. Он так увлекся диалогом, что когда работа над его внешним видом была окончена, не сразу узнал себя в зеркале. На него смотрела сильно омоложенная версия его самого. Даже взгляд теперь казался иным.

Композитор снова ощутил себя Константином Чайковским, тем человеком, каким он был еще до того, как всерьез занялся воровством. Ему будто снова было двадцать. И он словно снова стоял перед выбором. Но перед каким именно Композитор не совсем понимал. Просто осознавал эту необходимость выбрать. «Я знаю, где находится то, что ты на самом деле ищешь!» — кричала ему в лицо красивая девушка, с чуть искаженными в порыве гнева чертами лица. Воспоминание было настолько ярким и отчетливым, что Композитор на какое-то мгновение оказался в том самом моменте.

Казалось, стоит протянуть руку и он сможет дотронуться до этой девушки, в чьих глазах было столько эмоций, столько жизни. — Извините, — потрепал его за плечо парикмахер. – Все в порядке? Мы вроде как закончили, так что… — он замялся. Композитор видел, как ему неловко выставлять на улицу гостя. — Да, я просто задумался, — кивнул бывший вор. – Спасибо, — вежливо обронил он напоследок и откланялся. Кем была девушка из столь яркого фрагмента памяти Композитор не понял, но точно осознал, что она была для него очень важным человеком.

Может, любимой, а может, сестрой. Он шел к месту, где ночевал, пытаясь догнать волшебный момент. Ему снова захотелось попасть туда, захотелось все же протянуть руку и коснуться, захотелось снова испытать те же эмоции. «Я знаю, где находится то, что ты на самом деле ищешь»… Композитору было невыносимо интересно, о чем тогда шла речь, что он ей ответил и какой эфемерный выбор сделал в том далеком прошлом, когда происходили события из воспоминаний. Хотя, кто знает? Возможно, эти воспоминания не столь давние.

Что если эта девушка и ее яростное заявление были подкинуты сознанием вдогонку к размышлениям о припрятанных деньгах? Возможно, именно эта очаровательная леди действительно знала, где находится награбленное. Композитор сел на лавочку под фонарем и достал блокнот из кармана штанов. Он описал все, что смог сегодня вспомнить, и выделил, чтоб точно заметить эту запись завтра, чтоб замечать ее каждый день. Чтоб видеть и стремиться к этому воспоминанию, к деньгам и столь желанной обеспеченной старости.

В самом конце записи Композитор сделал едва заметную приписку «Ворон», даже не понимая толком, относится она к девушке из воспоминания, к деньгам или просто к каркающим птицам, что сновали сейчас по парку в поисках крошек у скамеек. Следующее утро встретило Композитора пасмурной погодой и едва заметным запахом асфальта после дождя. Этим утром он сразу проснулся собой. Не было пустоты, не было непонимания, не было опасений.

Он ясно знал, что он бомж, ясно помнил, что был вором, что отсидел срок в тюрьме. И ясно помнил, кто такой Ворон. Хотя сначала и не понял, как важно это знание. Вчерашний день присоединился к каравану затуманенных эпизодов из жизни и если бы не пестрая запись в блокноте, Композитор и не вспомнил бы о вчерашнем просветлении. Ворон был первым и самым близким другом Константина Чайковского из воровского круга. Когда у него самого не было еще ни клички, ни опыта, Ворон уже был довольно продвинутым в сфере человеком.

Именно он познакомил восемнадцатилетнего Костю с нужными людьми, помог наладить связи и ввел его в дело. А девушка, прекрасная Олеся, была его сестрой. С ней Ворон обычно не знакомил коллег. Факт ее существования вообще был… пусть не тайной, но явно не слишком афишируемой вещью. Но с Костей Ворон ее познакомил. Потому что они действительно были друзьями. Не просто подельниками, а почти братьями. И Костя влюбился. Сразу и без оглядки. Что случилось потом, почему он перестал общаться с Вороном и каким образом разошлись их дороги с Олесей Композитор вспомнить не мог, как ни старался.

В голове снова роилось больше вопросов, чем ответов. Но Композитор чувствовал, что он на правильном пути. Была у него некая слепая уверенность в том, что Олеся что-то знает о потерянных деньгах, что вчерашнее воспоминание, столь ярко описанное в блокноте, было не случайным, что именно Олеся знает ответы на все вопросы. Как ее найти Композитор не имел ни малейшего понятия, а вот где обитает Ворон или, по крайней мере, где он обитал прежде, Костя отлично знал. Ему показалось, что навестить старого товарища – не такая уж плохая мысль. К тому же, если кому из старой компании и можно показаться на глаза в столь потрепанном жизнью виде, то только Ворону.

Он точно не осудит и не станет убивать некогда прославленного вора своей скупой жалостью. Композитор помнил, в каком городе находится. Сегодня он даже мог припомнить, как переехал сюда после смерти родителей и как остался тут навсегда, как вернулся сюда после отсидки, не желая менять место жительства. Найти Ворона большого труда не составило. Он все еще жил на той же улице, что и прежде. Только вот место захолустной хибары теперь занимал роскошный особняк.

Трехэтажное здание было скрыто наполовину высоким забором, но даже с улицы было понятно, что в доме живет не простой человек. Композитор позвонил в домофон и стал ждать ответа. — Кто? – с пренебрежительностью спросил его незнакомый голос. – Мы больным и бездомным подачек не даем, — тут же донеслось вдогонку. Константин не знал, что на него направлена камера, а потому не совсем понял, как именно в нем распознали бездомного, но все же решительно ответил волшебной говорилке: — Передайте Ворону, что к нему пришел Композитор.

Сказал это и сам поразился тому, сколько веса вдруг обрел его голос. Вот сейчас в отличие от вчерашнего дня в нем сквозили и груз прожитых лет, и тяжесть пережитых приключений. По ту сторону связи все затихло. Видимо человек, отвечающий за пропускной пункт, побежал докладывать.

— Проходите, — уже с куда большим уважением ответил голос через минуту и ворота стремительно распахнулись перед Константином.

— Композитор?! – из дома навстречу гостю вышел грузный мужчина в домашнем спортивном костюме, сжимая кулаки

То, что произошло дальше — не описать словами, поэтому смотрите продолжение ниже

Источник

Оцените статью