Тема: Немного о Листе и его этюде «Un Sospiro»
Опции темы
Поиск по теме
Немного о Листе и его этюде «Un Sospiro»
Хотелось бы сказать несколько слов о композиторском, исполнительском и человеческом облике Франца Листа.
В истории музыки трудно найти человека более открытого, более эрудированного и благородного, чем Франц Лист. Трудно перечислить всех талантливых и гениально одаренных музыкантов, которым Лист своим огромным авторитетом помог в признании — от наших Глинки, Алябьева, Бородина, Зилоти до Грига, Вагнера и замечательного американского композитора Макдоуэлла.
Самые талантливые пианисты со всего мира — из Европы, из Америки — мечтали учиться у великого мастера. Но попасть в ученики к Листу было очень трудно, не помогали никакие рекомендательные письма королей и королев. Когда Лист прослушивал очередного претендента в ученики, наивысшая степень его недовольства и презрения выражалась словами: «Вам надо учиться в консерватории». Лист считал консерватории средоточием пошлости, дурного вкуса и бездуховности. К своим ученикам Лист относился, как к родным детям, и, при своих весьма скромных доходах, никогда не брал с них платы за обучение — так же, как и его великий учитель Антонио Сальери, незаслуженно опозоренный Пушкиным. Часто Лист даже сам оплачивал расходы своих учеников. Об этом пишет в своих воспоминаниях его любимый русский ученик А.И.Зилоти, профессор московской консерватории, двоюродный брат и учитель С.В.Рахманинова. Зилоти писал, что тот, кто не видел Листа и не общался с ним, не может составить себе представление о необыкновенной душевной красоте, обаянии и благородстве этой личности. Зилоти благодарит судьбу за счастье встречи с Листом. А надо сказать, что до этого Зилоти учился не у кого-нибудь, а у самого Н.Г.Рубинштейна.
Трагедия жизненного пути Листа заключалась в том, что, признавая его величайшим пианистом, современная ему, так сказать, музыкальная общественность весьма скептически относилась к Листу — композитору. В этом была одна из причин того, что Лист оставил свою блистательную концертную деятельность в пору ее наивысшего расцвета и замкнулся в своем композиторском творчестве, в своих учениках, в религии. Лист был очень религиозен и ежедневно утром молился в церкви.
Эта трагическая коллизия жизни Листа получила свое отражение и в его дружбе с Шопеном. Как известно, дружба обычно бывает асимметричной. Так и в этом случае. Лист восхищался музыкой Шопена, преклонялся перед его гением, написал о нем восторженную книгу и всячески проповедовал его музыку — прежде всего, своим собственным блистательным исполнением, которому Шопен нередко завидовал. Например, он писал в одном из писем, что хотел бы играть свои этюды, как Лист. Вместе с тем Шопен, хотя и посвятил Листу и его жене Мари Д’Агу свои бессмертные этюды, всегда относился к Листу с лёгкой иронией и не очень ценил его сочинения, намекая на их внешнюю, показную экзальтацию. Возможно, Шопен был иногда прав, но надо учесть и то, что, при всей своей гениальной одарённости, он был очень замкнутым и, в какой-то степени, не то что ограниченным, но довольно малоэрудированным музыкантом. Например, общеизвестно, что он не знал многих чуждых ему по духу поздних сонат Бетховена, не рекомендовал своим ученикам играть замечательные произведения Мендельсона и Шумана, например, «Карнавал». Не захотел встретиться с гениальным Михаилом Глинкой — а, наверное, эти два великих музыканта нашли бы, что поиграть друг другу и о чём поговорить, тем более, что Глинка прекрасно знал французский (впрочем, возможно, здесь сыграла роль неприязнь поляков к русским после подавления польского восстания). Как писал советский пианист Натан Перельман, «Шопен боялся открытого моря музыки». А по отношению к Листу невозможно даже предположить нечто подобное — он был одним из самых образованных, эрудированных, благородных и открытых музыкантов своего времени, притягивавшим к себе всё новое и прогрессивное, что появлялось в музыке. (Хотя, между прочим, скорее именно Шопен получил систематическое общее и музыкальное образование, а Лист был в значительной степени самоучкой.)
Время давно решило спор о ценности композиторского наследия Листа. Не все, но многие произведения Листа, наряду с произведениями великого Шопена, навечно вошли, как принято говорить, в сокровищницу мирового музыкального искусства. Это тот вовсе не обязательный для истории музыки случай, когда в музыке отразились обаяние, душевная красота, человеческое достоинство и благородство её автора.
Послушаем одно из замечательных произведений Листа — его концертный этюд ре бемоль мажор с несколько загадочным подзаголовком «Вздох» («Un Sospiro»), посвящённый дорогому для автора человеку — дяде Эдуарду. Лист любил давать свом произведениям программные названия.
Впервые мне довелось услышать этот этюд в детстве, в старом (кажется, немецком) кинофильме «Письмо незнакомки» по бессмертной новелле Стефана Цвейга, где периодически возобновляющаяся мелодия этого этюда служит своеобразным, скромным и грациозным, как негасимая свеча, музыкальным символом-рефреном вечной любви, преодолевающей одиночество, годы и саму смерть. Этюд полон необыкновенной красоты, грации, благородного пафоса. Всё это как-то переплетается то нежными, то горячими волнами эмоций, связано поэтической декламацией и патетикой. Завершается этюд мягким и одновременно торжественным заключением, в духе характерных для Листа античных ассоциаций — как будто сама Эолова арфа даёт отдохновение прекрасным пережитым страстям.
Наверное, символично, что именно этим этюдом Листа завершил своё последнее концертное выступление смертельно больной Сергей Васильевич Рахманинов. И, чтобы не заканчивать на этой печальной ноте, вспомним еще рассказ А.К. Глазунова об исполнении этого этюда, переданный молодым другом композитора пианистом В.В.Софроницким, учившимся в Петроградской консерватории, где Глазунов был директором. В юности Глазунову посчастливилось побывать в гостях у самого Листа и услышать этот этюд в божественном исполнении автора. Память об авторском исполнении этого этюда осталась у Глазунова на всю жизнь; он говорил, что руки Листа не играли, а как бы парили над клавиатурой, создавая необыкновенно прекрасную волшебную ауру.
Послушаем этот этюд в «классическом», на мой взгляд, исполнении замечательного чилийского пианиста Клаудио Аррау, учившегося, между прочим, у последнего ученика Листа — Мартина Краузе. (Аррау использует в некоторых местах несколько непривычные варианты листовских каденций.)
И ещё одно исполнение — прелестной тайваньской пианистки Су Тин Чен. Судя по весьма сдержанному приёму, тайбейские слушатели явно недооценили её нежную, грациозную и романтичную интерпретацию:
Ответ: Немного о Листе и его этюде «Un Sospiro»
Хотелось бы сказать несколько слов о композиторском, исполнительском и человеческом облике Франца Листа.
В истории музыки трудно найти человека более открытого, более эрудированного и благородного, чем Франц Лист. Трудно перечислить всех талантливых и гениально одаренных музыкантов, которым Лист своим огромным авторитетом помог в признании — от наших Глинки, Алябьева, Бородина, Зилоти до Грига, Вагнера и замечательного американского композитора Макдоуэлла.
Самые талантливые пианисты со всего мира — из Европы, из Америки — мечтали учиться у великого мастера. Но попасть в ученики к Листу было очень трудно, не помогали никакие рекомендательные письма королей и королев. Когда Лист прослушивал очередного претендента в ученики, наивысшая степень его недовольства и презрения выражалась словами: «Вам надо учиться в консерватории». Лист считал консерватории средоточием пошлости, дурного вкуса и бездуховности. К своим ученикам Лист относился, как к родным детям, и, при своих весьма скромных доходах, никогда не брал с них платы за обучение — так же, как и его великий учитель Антонио Сальери, незаслуженно опозоренный Пушкиным. Часто Лист даже сам оплачивал расходы своих учеников. Об этом пишет в своих воспоминаниях его любимый русский ученик А.И.Зилоти, профессор московской консерватории, двоюродный брат и учитель С.В.Рахманинова. Зилоти писал, что тот, кто не видел Листа и не общался с ним, не может составить себе представление о необыкновенной душевной красоте, обаянии и благородстве этой личности. Зилоти благодарит судьбу за счастье встречи с Листом. А надо сказать, что до этого Зилоти учился не у кого-нибудь, а у самого Н.Г.Рубинштейна.
Трагедия жизненного пути Листа заключалась в том, что, признавая его величайшим пианистом, современная ему, так сказать, музыкальная общественность весьма скептически относилась к Листу — композитору. В этом была одна из причин того, что Лист оставил свою блистательную концертную деятельность в пору ее наивысшего расцвета и замкнулся в своем композиторском творчестве, в своих учениках, в религии. Лист был очень религиозен и ежедневно утром молился в церкви.
Эта трагическая коллизия жизни Листа получила свое отражение и в его дружбе с Шопеном. Как известно, дружба обычно бывает асимметричной. Так и в этом случае. Лист восхищался музыкой Шопена, преклонялся перед его гением, написал о нем восторженную книгу и всячески проповедовал его музыку — прежде всего, своим собственным блистательным исполнением, которому Шопен нередко завидовал. Например, он писал в одном из писем, что хотел бы играть свои этюды, как Лист. Вместе с тем Шопен, хотя и посвятил Листу и его жене Мари Д’Агу свои бессмертные этюды, всегда относился к Листу с лёгкой иронией и не очень ценил его сочинения, намекая на их внешнюю, показную экзальтацию. Возможно, Шопен был иногда прав, но надо учесть и то, что, при всей своей гениальной одарённости, он был очень замкнутым и, в какой-то степени, не то что ограниченным, но довольно малоэрудированным музыкантом. Например, общеизвестно, что он не знал многих чуждых ему по духу поздних сонат Бетховена, не рекомендовал своим ученикам играть замечательные произведения Мендельсона и Шумана, например, «Карнавал». Не захотел встретиться с гениальным Михаилом Глинкой — а, наверное, эти два великих музыканта нашли бы, что поиграть друг другу и о чём поговорить, тем более, что Глинка прекрасно знал французский (впрочем, возможно, здесь сыграла роль неприязнь поляков к русским после подавления польского восстания). Как писал советский пианист Натан Перельман, «Шопен боялся открытого моря музыки». А по отношению к Листу невозможно даже предположить нечто подобное — он был одним из самых образованных, эрудированных, благородных и открытых музыкантов своего времени, притягивавшим к себе всё новое и прогрессивное, что появлялось в музыке. (Хотя, между прочим, скорее именно Шопен получил систематическое общее и музыкальное образование, а Лист был в значительной степени самоучкой.)
Время давно решило спор о ценности композиторского наследия Листа. Не все, но многие произведения Листа, наряду с произведениями великого Шопена, навечно вошли, как принято говорить, в сокровищницу мирового музыкального искусства. Это тот вовсе не обязательный для истории музыки случай, когда в музыке отразились обаяние, душевная красота, человеческое достоинство и благородство её автора.
Послушаем одно из замечательных произведений Листа — его концертный этюд ре бемоль мажор с несколько загадочным подзаголовком «Вздох» («Un Sospiro»), посвящённый дорогому для автора человеку — дяде Эдуарду. Лист любил давать свом произведениям программные названия.
Впервые мне довелось услышать этот этюд в детстве, в старом (кажется, немецком) кинофильме «Письмо незнакомки» по бессмертной новелле Стефана Цвейга, где периодически возобновляющаяся мелодия этого этюда служит своеобразным, скромным и грациозным, как негасимая свеча, музыкальным символом-рефреном вечной любви, преодолевающей одиночество, годы и саму смерть. Этюд полон необыкновенной красоты, грации, благородного пафоса. Всё это как-то переплетается то нежными, то горячими волнами эмоций, связано поэтической декламацией и патетикой. Завершается этюд мягким и одновременно торжественным заключением, в духе характерных для Листа античных ассоциаций — как будто сама Эолова арфа даёт отдохновение прекрасным пережитым страстям.
Наверное, символично, что именно этим этюдом Листа завершил своё последнее концертное выступление смертельно больной Сергей Васильевич Рахманинов. И, чтобы не заканчивать на этой печальной ноте, вспомним еще рассказ А.К. Глазунова об исполнении этого этюда, переданный молодым другом композитора пианистом В.В.Софроницким, учившимся в Петроградской консерватории, где Глазунов был директором. В юности Глазунову посчастливилось побывать в гостях у самого Листа и услышать этот этюд в божественном исполнении автора. Память об авторском исполнении этого этюда осталась у Глазунова на всю жизнь; он говорил, что руки Листа не играли, а как бы парили над клавиатурой, создавая необыкновенно прекрасную волшебную ауру.
Послушаем этот этюд в «классическом», на мой взгляд, исполнении замечательного чилийского пианиста Клаудио Аррау, учившегося, между прочим, у последнего ученика Листа — Мартина Краузе. (Аррау использует в некоторых местах несколько непривычные варианты листовских каденций.)
И ещё одно исполнение — прелестной тайваньской пианистки Су Тин Чен. Судя по весьма сдержанному приёму, тайбейские слушатели явно недооценили её нежную, грациозную и романтичную интерпретацию:
Лист один из любимейших моих композиторов. Насчёт его личности: да он был крайне энергичной, «гипертимной» личностью, очень разносторонним, многогранным, но не столь уж безупречным. Ему не чужд был показной пафос. Например, был такой случай: он играл какой-то очередной бравурный парафраз, руки метались по клавиатуре, на лице было выражение такого патетического напряжения! И вот он, как вы думаете что? Лист падает в обморок! Да, такое было. Говорят, что его «эффекты» распространялись не только в виде виртуозной техники, но и в виде эпотажа, порою эксцентрики. Он купался в своей славе, жить без неё не мог. Да, он помогал другим композиторам пробить себе дорогу, но никогда и никому бы не позволил отобрать у себя свой кусок славы. Он даже не целовал дамам руки — дамы целовали руки ему. У него в жизни бывали депрессивные эпизоды, когда он записался в монахи. Шувалов вообще считает его аффективным психопатом. Конечно, это не умоляет его таланта, но позволяет посмотреть на него с ещё одной стороны. 
Источник
Скачать бесплатно ноты и партитуры по запросу:
Этюд Liszt Un Sospiro
Перевод: Лист, Франц. Концертные этюды .
Перевод: Лист Ференц (1811 — 1886) ГЕРМАНИЯ. Лист — Три этюда -де-концертных каприсов Три Поэтический.
Перевод: Этюд в Db. Этюд в Db. Ференц Лист. Метод фортепиано ноты. Продвинутый. Очень продвинутый уровень. Композиторы Ференца Листа.
Перевод: Этюд в дБ мажор. Этюд в дБ мажор. Ференц Лист. Метод фортепиано ноты. Piano Solo ноты. Продвинутый. Piano Solo.
Перевод: Ференц Лист. Концерт Этюды No.3. Концерт Этюды No.3. Ноты. Piano Solo. Ференц Лист. Ференца Листа Вздох.
Перевод: Un Sospiro составлены Ференца Листа. Ференц Лист. Piano Solo ноты. Промежуточный. 1811-1886. Аранжировка Рут Левин.
Перевод: Un Sospiro составлены Ференца Листа. Ференц Лист. Piano Solo ноты. Продвинутый. 1811-1886. Под редакцией Мориса Hinson.
Перевод: Празднуйте Скарлатти, том II. Концертный этюд , №. 3, Un Sospiro , С. 144. Ференц Лист. Piano Solo ноты. Промежуточный.
Перевод: Фортепианной музыки Ференца Листа — Том 1. Трансцендентальная Этюд № 10. Трансцендентальная Этюд No.10. Ференц Лист.
Перевод: Празднуйте Листа. Концертный этюд , №. 3, Un Sospiro , С. 144. Ференц Лист. Piano Solo ноты. Промежуточный. 1811-1886.
Перевод: 6 Паганини Этюды . 5 Концертные этюды . Три концертных этюда . Три концертных этюда . Три концертных этюда .
Источник