Денис Мацуев: «То, что я стал музыкантом, – дело счастливого случая»
Имя Дениса Мацуева — виртуозного пианиста и композитора — прочно закрепилось в списке знаменитостей музыкального олимпа. Его знают не только как исполнителя классической музыки, но и как первоклассного джазового музыканта. 38-летний Денис Мацуев — желанный гость лучших филармонических и крупнейших концертных залов наравне с Лорином Маазелем и Юрием Темиркановым, Валерием Гергиевым и Владимиром Спиваковым.
Благодаря футболу стал музыкантом…
— Денис, Вы родились в семье музыкантов: мать — учитель музыки, отец — пианист и композитор. Повлияли ли они на выбор Вашей будущей профессии или вопрос был решён, так сказать, на генетическом уровне?
— Я был нормальным ребёнком и где-то до 15 лет о музыке думал совсем не в первую очередь. Был заядлым спортсменом. Мне всегда нравились простые мальчишеские затеи. Целыми днями пропадал во дворе: летом и осенью играл в футбол, зимой — в хоккей. Родители меня никогда не заставляли заниматься музыкой. Я делал это, когда хотел: учил новые произведения, участвовал в концертах.
То, что я стал музыкантом, — дело счастливого случая. У меня должен был состояться концерт в филармонии, и на этот же день во дворе был запланирован футбольный матч. Я был капитаном команды, так что решил в концерте не участвовать – футбол важнее. Но отцу всё же удалось меня переубедить. Мы выиграли футбольный матч, и затем я сыграл «Прелюдию» Рахманинова в филармонии. Мне назначили стипендию фонда «Новые имена» и пригласили учиться в Москву. Я не хотел уезжать, мне было прекрасно и в Иркутске. Но родители «подкупили» меня возможностью смотреть все матчи моего любимого «Спартака» вживую, на стадионе. Так всё и решилось. Можно сказать, что благодаря футболу я и стал музыкантом.
— Немало известных ныне музыкантов прославились с раннего детства. Это и Евгений Кисин, и Вадим Репин, и Максим Венгеров. Можно ли Вас также причислить к ряду вундеркиндов?
— Меня считали в детстве вундеркиндом. Но я никогда не чувствовал себя особенным. Я понимал, что мне какие-то вещи давались легко. Например, я мог быстро выучить любое произведение за два-три дня, мог с лёгкостью подобрать любую мелодию. Это от папы, от мамы, от бабушек и дедушек, которые играли на разных музыкальных инструментах. Я любил выступать и ненавидел заниматься. Я играл на фортепиано, пел, при этом пародируя голоса, играл на аккордеоне, гитаре, скрипке, показывал спектакли. Именно тогда я начал чувствовать, что у меня получается захватить внимание аудитории и что мне это нравится. Это был потрясающий ключ к женским сердцам: когда на уроке музыки я садился за фортепиано, девочки сразу окружали меня, и я играл всё, что они просили. Я был героем…
Живое существо – инструмент
— Сколько Вам было лет, когда состоялось первое знакомство с пианино? Какой марки оно было и на каком инструменте Вы предпочитаете играть сегодня?
— Мне рассказывали, что в возрасте трёх лет. Я этого не помню, конечно. Я подошёл к пианино и сыграл одним пальцем тему «Прогноз погоды» программы «Время». Это было пианино марки «Тюмень». Оно было очень большое, чёрное, которое до сих пор, слава богу, сохранилось. Мало того, я на нём занимался вплоть до конкурса Чайковского, моего победного, в 1998 году. И когда японцы, приехавшие снимать обо мне фильм после конкурса, увидели, на чём я занимался, они были страшно удивлены и думали, что я их обманываю. Когда я выиграл конкурс Чайковского, «Ямаха» выбрала меня своим лицом.
Что касается современных роялей, то их качество оставляет желать лучшего. Нужно ехать выбирать, и, дай бог, один из 25 будет пригодным для исполнения. Это ужасно. До войны было совсем другое отношение к изготовлению роялей. Персональное и штучное. Сейчас их поставили на поток, штампуют, как мебель. Кроме того, нужно помнить, что в отличие от скрипки рояль чем старше, тем хуже. Но бывают исключения. Мне посчастливилось несколько раз играть на рояле Рахманинова в его имении в Швейцарии. Там я записывал пластинку с его неизвестными произведениями. Рояль уникальный, он до сих пор поёт: в верхнем регистре у него звук человеческого голоса, а басы бархатные. Таких «Стенвеев» сейчас уже не делают. Вообще, инструмент — это живое существо. Он реагирует на погоду, на разных музыкантов, к нему нужно пристраиваться, с ним нужно разговаривать. Между нами бывают и истерики, и безумства, и страсть.
И тогда «проснулся знаменитым»
— Русская фортепианная школа известна всему миру. Можно ли сказать, что Вы являетесь её преемником?
— Конечно. А если говорить конкретно, то по педагогам у меня слияние трёх разных московских школ. В Иркутске я занимался с Любовью Николаевной Семенцовой, которая училась в Московской консерватории у Натансона, мой первый московский педагог Алексей Наседкин — ученик Нейгауза, а Доренский — это школа Гинзбурга. Считаю, что это плюс. А если говорить о направлении, то это, конечно, романтизм, здесь я могу процитировать Рихтера: играть романтическую музыку — самое трудное, надо иметь очень хорошую форму во всех смыслах, и внутреннюю, душевную, и физическую, и делать это надо в том возрасте, когда ты можешь это делать.
— В 1998 году после победы на XI Международном конкурсе имени Чайковского Вы «проснулись знаменитым». В своё время этот конкурс открыл миру имена Вана Клиберна и Владимира Ашкенази, Владимира Крайнева и Михаила Плетнёва… Были ли Вы подготовлены к такому успеху и как относитесь к мировому признанию?
— Когда я победил, я, конечно, долгое время не понимал, что произошло. Это было как во сне. Тогда состав участников был один из самых сильных за всю историю конкурса. Шесть-семь пианистов всерьёз претендовали на первую премию. Поэтому здесь момент удачи сыграл роль. Испытание было серьёзное, но по большому счёту главная волна известности пришла года через четыре после конкурса. Когда я приезжал в великие столицы, в великие залы, люди приходили не на Мацуева, а на победителя конкурса Чайковского.
Возможно, если бы не мои родители, всё было бы по-другому. Но они у меня потрясающие люди, и именно благодаря им я научился относиться к любому состоянию и статусу с иронией, будь то слава или безвестность. На самом деле, конечно, не всё так гладко и просто было, как кажется со стороны. Но ощущение поддержки моей команды, семьи, сочетание чувства юмора с оптимистичным взглядом на жизнь позволили мне остаться таким же, как раньше.
«Зажигая» звезды
— Начиная с 2004 года Вы регулярно проводите фестиваль «Звёзды на Байкале» в родном Иркутске. Много ли звёзд уже удалось «зажечь»?
— Когда в 2004 году я задумывал фестиваль «Звёзды на Байкале», мне хотелось возродить творческую атмосферу в родном Иркутске. Сегодня фестиваль заслужил статус крупнейшего в Сибири, Иркутск уже называют сибирским Зальцбургом. Есть чем гордиться. Атмосфера уникальная, аудитория замечательная, один Байкал чего стоит! Гости из других регионов специально приезжают на наш фестиваль. Иркутяне услышали исполнение таких мировых звёзд, о которых могли раньше только мечтать: Юрия Темирканова с Академическим симфоническим оркестром, Валерия Гергиева с оркестром Мариинского театра, Владимира Спивакова с «Виртуозами Москвы» и НФОР, Владимира Федосеева с БСО, Юрия Башмета с «Солистами Москвы», Квартет имени Бородина, Виктора Третьякова, Вадима Репина, Елену Образцову и многих других выдающихся музыкантов. Нельзя также забывать и про «крещендовцев», без которых немыслим этот праздник музыки.
За билетами на фестиваль «Звёзды на Байкале» очередь занимают с полпятого утра. И кто бы ни приехал — звезда мировой музыки или начинающий солист, — это всегда аншлаги. Кстати, кроме Иркутска в прошлом году возникли два моих новых проекта — конкурс в Астане и конкурс Sberbank Debut в Киеве, благодаря им уже сформировалась совершенно новая фантастическая команда молодых музыкантов.
…и бушующие эмоции
— В прессе просачивалась информация, что «жертвами» Вашего темперамента не раз становились инструменты. Насколько вам удаётся сдерживать эмоции на сцене, и как Вы с этим справляетесь?
— Кто-то назвал мой стиль игры хулиганским. Но если играешь концерт Рахманинова, то как же без бушующих эмоций? Концерт — это страсть, которой нужно отдаться полностью. Это смесь эмоционального заряда иногда с юмором, иногда с деликатностью и тонкостью, ведь играть громко и энергично — это не главное, нюансы донести можно на тишайшем пиано.
Мой природный темперамент всё равно время от времени прорывается наружу. Не скрою, в разные периоды времени меня сдерживали многие мои педагоги, начиная с моего папы, который после каждого концерта мне говорит всё, что он думает по поводу моего исполнения, и я прислушиваюсь в первую очередь к нему. Затем Любовь Николаевна Семенцова, Алексей Аркадьевич Наседкин, Валерий Владимирович Пясецкий и, конечно, Сергей Леонидович Доренский, который стал моим вторым папой, сдерживал и сдерживает до сих пор. Я считаю, что если ты взялся за такие произведения, как Третий концерт Рахманинова, Первый концерт Чайковского, Седьмая соната Прокофьева, Вторая соната Рахманинова, то без темперамента, без эмоций, без внутренней стихии и бури, которая у тебя есть, не выходи на сцену. Я думаю, что образ, который ты замыслил до выхода на сцену, должен отразиться в этих произведениях именно на сцене. И для меня без эмоций искусства не существует.
О личном
— Вы ведёте очень насыщенный образ жизни. Где и как отдыхаете?
— По-разному. В основном в Иркутске, на Байкал езжу. Байкал — это особое место. Если человек побывал там, он хочет туда вернуться. Тем более я прожил там 15 лет. Оттуда идёт энергетика невероятная. У меня был период, когда я любил ездить с друзьями на разные курорты, посещал ночные клубы, но сейчас хочется уединения, потому что, вы понимаете, каждый день я вижу огромное количество новых лиц, каждый день приходится общаться с очень многими людьми, и от этого очень устаёшь. На Байкале мы встречаемся с моими друзьями детства. Идём в баню на берегу озера, и там я забываю обо всём на свете, по-настоящему отдыхаю.
— Зачастую мужчинам свойственно искать в своей избраннице черты характера и внешнее сходство с матерью. Какие качества Вы цените в женщине и почему?
— Мои мама и бабушка для меня — эталон высшей грации. А образ идеальной для меня девушки постоянно меняется. Я человек влюбчивый. Но точно могу сказать, мой идеал — не топ-модель. Потому что внешние параметры вообще никакого значения не имеют. Самое главное — чтобы это был самодостаточный человек. Не хочу, чтобы моя избранница принесла себя в жертву, как многие жёны великих людей. Я бы хотел, чтобы у неё были возможность и желание заниматься своим любимым делом. Должны быть обоюдный интерес к жизни друг друга и взаимные уступки.
— Вы входите в список завидных женихов России. Насколько велики шансы, что в ближайшее время Денис Мацуев покинет его ряды?
— Такое нельзя планировать. Когда-то это произойдёт. И это случится, может быть, даже в самое ближайшее время. Это же как импровизация, как вдохновение, как полёт, химия такая: либо она есть, либо её нет. Пока все мои любовные романы всегда заканчивались большой дружбой. Я страшно влюбчивый человек, сейчас нахожусь в таком романтическом состоянии и не хочу его пока менять.
Источник
Денис Мацуев: «У нас на всю страну всего три настройщика!»
Известный пианист лично выбрал рояль для фестиваля «Белая сирень»
. Знаменитый рахманиновский форум «Белая сирень» в Казани (на который в этом году съезжаются ведущие пианисты Денис Мацуев, Александр Торадзе, Вадим Руденко, дирижер Кен-Дэвид Мазур, хор Конторовича) еще до своего открытия преподнес неожиданный сюрприз: специально под фестиваль для Госоркестра РТ был приобретен замечательный концертный «Стейнвей», причем, выбирал его лично Денис Мацуев, которой вскоре опробует 6-миллионное чудо Первым концертом Рахманинова.
Фото: Сергей Николаев
Это не первое инструментальное обновление Госоркестра РТ: некоторое время назад маэстро Сладковский (главный дирижер) со своим концертмейстером выезжал в Кремону для выбора новых скрипок. И вот теперь оркестр получил и рояль, что само по себе очень стимулирует приезжающих к Александру Сладковскому мировых пианистических звезд. Ну а Денис Мацуев поделился с «МК» проблемной стороной вопроса.
— Итак, как вы выбирали рояль для Госоркестра РТ?
— Вот подсчитал, что за последние года два для разных филармоний и концертных залов я выбрал около сорока новых «Стейнвеев». Рассказываю принцип: для начала, чтобы рояль купить, надо убедить в важности этого шага региональные власти. Это задача №1. Потому что в последние годы люди, увы, играли черт знает на чем.
— И вот вы идете к губернатору.
— Ну да, тот дает распоряжение, изыскивают немаленькие средства, потому что рояли такого класса стоят уже под 8 миллионов рублей в связи с подорожанием евро. Далее я иду либо на фабрику в Гамбурге, либо в московский офис, куда также привозят инструменты из Гамбурга. Наугад брать рояль нельзя, могут прислать не очень удачный. Я что имею ввиду — у каждого инструмента есть свой персональный тембр, окрас. Ведь, покупая рояль, я прекрасно знаю — для какого города его беру. Для какого зала.
— То есть рояль должен сочетаться с залом?
— А как же? Я в каждом зале играл, знаю акустические особенности. И тут выбор — брать либо яркий инструмент, либо более матовый. С залами-то в России тоже не самая сладкая ситуация, вы понимаете.
— А что касается конкретного случая со Сладковским?
— Мы очень дружим с Александром, я чем могу — помогаю (и «Белая сирень» зарождалась при моем участии), совершенно очевидно, что его Госоркестр РТ сделал за последнее время огромный скачок. Коллектив на подъеме, и это здорово. Равно как и сам фестиваль, куда приезжают ведущие мировые солисты. Для Сладковского я выбирал рояль в Москве (он только пришел из Гамбурга). Но ведь здесь какая проблема появляется? (Я не о Сладковском говорю, у них-то все хорошо будет). Вот приезжает в региональную филармонию этот король фортепиано за восемь миллионов. И начинаются сплошные проблемы, еще более ужасающие, чем поиск денег: как содержать рояль? Где помещения? Где настройщики?
— Неужто мало настройщиков?
— У нас в стране настройщики отсутствуют вообще! В огромной России всего 3-5 настройщиков высокого класса! Далее. Наши залы не предусмотрены для хранения инструментов. Обычно они стоят прямо на сцене в углу, под каким-то чехлом.
— А зачехлять не надо?
— Рояль должен стоять в отдельном помещении с регулируемой температурой и влажностью! Это самое главное. В России-то перепады сумасшедшие — то жара, то холод (должно быть 42-45% влажности). А то покупаем с губернатором рояль, потом я приезжаю через год-два, — рояль не узнаю! У меня слезы на глаза наворачиваются. Он испорчен так, что у него может запросто треснуть дека, или плывет строй буквально через три минуты, как я прикоснулся к клавишам. И это трагедия, потому что при должном уходе «Стейнвей» может служить 20 лет. Так что поиск помещения и настройщика становится второй фазой операции «покупка рояля». И об этом нельзя молчать.
— Денис, вы, что называется, первым коснетесь его клавиш, исполняя Концерт Рахманинова.
— Мне всегда предоставляют эту возможность, но обязанность эта, честно говоря, не самая приятная. Почет почетом, но звук рояля должен проснуться. А это происходит не сразу. Я очень прошу Александра Сладковского, чтобы до моего концерта на «Стейнвее» позанимались молодые пианисты. Рояль должен быть разыгран. А то он только начнет просыпаться после первого концерта. это целая наука.
— Хотя на фабрике на нем играли?
— Безусловно. Но все равно он должен отстояться. А вообще это очень здорово, что пошла такая мода — приобретать рояли для регионов. Это же тонус для больших музыкантов, чтоб они приезжали в разные города. погружение в мир музыки пройдет теперь в другом состоянии, а это дорогого стоит. И я счастлив, что сыграю Первый концерт Рахманинова — один из моих самых любимых, это упоительная молодая романтика, от которой можно заплакать.
Источник