Люка Дебарг: о чём говорят и о чём молчат, и зря
08.07.2016 4 комментария Просмотры: 298
Этот текст обязан своим появлением статье “Феномен Дебарга”.
Статья эта, при всей доброжелательности её к пианисту, оставляет внимательного читателя неудовлетворенным: некоторые эпитеты, приложенные к музыкальным понятиям, в ней такие странные, что создается впечатление, будто автор не совсем представляет себе, о чём говорит.
Прежде чем начать, оглядимся вокруг: а что вообще пишут о Дебарге? Пишут ли? Прошёл год после конкурса Чайковского, за который он сыграл много концертов и выпустил диск. Он продолжает быть на виду и собирать залы – так какова же реакция?
Вот он приехал в очередной раз в Россию с четырьмя концертами, в июне 2016. Рейд по медиа-пространству показывает, однако, что, при всей любви к нему нашей публики, за границей пишут больше: больше по объему и качественней по содержанию.
Помимо рецензий на диск, которых столько, что группы поклонников в соцсетях махнули рукой на то, чтобы всё перевести, отзывы в прессе удивляют российского читателя, во-первых, оперативностью: не успел Дебарг вернуться во Францию и сыграть два концерта (на фестивалях в рихтеровском Туре и в окрестностях Женевы), как чуть ли не на следующий день появились рецензии.
Во-вторых, это не отписки! Там читаешь важные вещи, по которым видно, что авторы дают себе труд переплавить эмоции во что-то осмысленное: то укажут, что Дебарг – несравненный музыкальный рассказчик, то впервые произнесут в его адрес слово “аналитичность”.
А как у нас? Рецензий на диск, вышедший в марте, по сию пору ноль. Июньских концертов было четыре, отзывов в прессе появилось два. Оперативностью при этом могут похвастаться пермские журналисты (Дебарг играл на дягилевском фестивале), но, к сожалению, за содержание им нельзя поставить пятерку. Эпитеты там ещё более странные, чем в “Феномене Дебарга”, зато написано очень восторженно. Если прогуляться по соцсетям, впечатление будет более отрадное: народ не молчит, комментариев много.
Обращает на себя внимание одновременно и профессиональный, и эмоциональный отзыв пользователя фейсбука из Петербурга, где автор говорит собственно о содержании дебарговского концерта и находит неизбитые выражения, чтобы это описать.
Кое-что разбросано по форумам. Любопытно проследить при этом, за что Дебарга хвалят. Теперь, когда уже прошла оторопь от самого его появления – что в нём ценят те, кто продолжает его ценить?
Не перестают говорить о гипнотическом воздействии: его игра уносит – часто это приходится читать – в другую реальность. “Не от этого мира”, “он играет о другом”. Говорят о зримости образов (“как фильм смотришь”), о сверхпонятности и одухотворенности музыкального жеста, о необычном – мягком и длинном – звучании рояля в кантилене, о редкой способности слышать и доносить до публики всю музыкальную ткань, разделять её на такие ясные пласты, что иногда слушателям чудится, будто ещё и третья рука играет.
В недавней женевской рецензии появилось выражение “пламенная виртуозность” (наряду с такой же интересной “хирургической”). Из совсем новых мотивов – западная критика заговорила об остром ощущении архитектоники (в сонате Листа). И, наконец, “аналитичность”, на которой хочется остановиться подольше.
В оригинале автор рецензии применил это слово к эпизоду фугато в той же сонате Листа, что вышло довольно туманно, но всё же знаменателен сам факт. Хвалили за вдохновение-красоту-импровизационность, но за аналитичность? ещё никогда. Жаль, автор не уточнил, что он имел в виду. Согласившись, тем не менее, с этим наблюдением, попробуем объяснить, как мы это понимаем. Для этого придется обратиться к сонате Моцарта К.310 (или №8 ля минор), сыгранной 18 июня в Москве и через четыре дня в Петербурге.
Моцарт для музыкантов – как Пушкин для словесников: одновременно и предмет всеобщего поклонения, окруженный атмосферой академизма (культ текста, наличие традиции исполнения/понимания, тома исследовательской литературы), и, с другой стороны, почти для всякого, имеющего слух и привычку слушать классику, это предмет личного отношения – обязательно есть несколько любимых сонат или хотя бы частей, перед их обаянием невозможно устоять, так упоительно они красивы.
Чуть ли не каждый лелеет свою собственную дорогую мечту о том, как это должно быть. Оттого пианист, вынесший сонату Моцарта на эстраду, рискует не угодить никому. Оттого же их почти не слышно на конкурсных прослушиваниях: если нужна классическая соната, то скорее будут играть Гайдна или Бетховена. И даже не потому, что, как принято говорить, “в Моцарте негде спрятаться”: Гайдн писал не менее прозрачно. Слишком высоко напряжение, слишком недосягаем идеал.
Интересно, что подумал бы об этой ситуации сам Моцарт. Тихие музыковеды в книгах говорят нам о том, что клавирные сонаты, может быть, вовсе и не предназначались для сцены.
“…На больших публичных академиях Моцарт, если и играл соло – без сопровождения оркестра – то, как правило, импровизировал: либо вариации, либо нечто вроде фантазии. Сонаты писались в первую очередь для изданий и предназначались для домашнего музицирования многочисленным любителям игры на инструменте, или в качестве инструктивных пьес, создаваемых педагогом-виртуозом для своих учеников.
Сходу оценить композиционное мастерство в сонате мог только коллега-профессионал, поэтому если их и исполняли в концерте, то в узком кругу, среди своих” (Луцкер, Сусидко, “Моцарт и его время”).
Доменико Скарлатти, чей клавирный стиль считается предшественником венского классического, тот и вообще называл свои сонаты “экзерсисами”.
Для Дебарга концерт – это рассказ, как мы уже имели возможность выяснить в марте.
Сонату Моцарта, раз уж теперь всё-таки принято играть это со сцены, он тоже включает в ткань повествования. После Скарлатти, чистого и благоуханного в своих экзерсисах, как в первый день творения, и перед страшным Листом. Именно в Моцарте на питерском концерте прошла в первый раз трещина через мироздание. Прямой катастрофы там не происходит, катастрофа просто невидимо окружает всё, наполняя сам воздух смятением.
“Первая трагическая соната у Моцарта”,
– говорит нам другой музыковед, почтенный Герман Аберт.
Её любят. Так же как любят и говорить о том, что “сами её играли в школе”, текст всем известен, вместе с его казусом первых двух тактов, когда и в первом и втором стоят два одинаковых форшлага, а в музыку эта одинаковость как бы не лезет – один просится из-за такта, а второй в долю.
А у Дебарга получается! Получается их выровнять, и звучит это так естественно, будто иначе и нельзя, второй форшлаг у него как бы зеркальное отражение первого, только первый восходит, а второй нисходит, и от этого создается впечатление “качелей”, замкнутого пространства, между крайними точками которого мечется тема, не находя выхода. Аккорды с секундами в левой руке в это время рявкают по-органному (приводя на память, между прочим, только что прозвучавшие почти такие же кластеры в Скарлатти К.141), невидимая сила гонит тему вперед, сметая её попытку остановиться и перевести дух.
В остановке, в рефлексирующих вздохах, мелодия доходит до фа второй октавы, обнимая тем самым ту самую уменьшенную септиму, за которую автору этих строк так досталось в фейсбуке в связи с мартовским концертом.
Второе предложение, всё возвращается на круги своя, Моцарт то ли нечаянно, то ли нарочно, загадав загадку на двести лет вперед, превращает форшлаг в восьмушку… одновременно в мелодии появляется си-бемоль, Дебарг переключает освещение, воздух становится мягче, и мы отклоняемся в ре минор, впервые вырвавшись за пределы круга, очерченного в первых двух тактах.
Что это, если не аналитичность? Когда человек смотрит в ноты и видит, что, собственно, там написано. Только перед нами была не диссертация, а живая музыка, несущаяся, как будто в паруса ей дует ветер, наполненная трепетом… этот концерт так и запомнился ощущением воздуха, дыхания, упругой музыкальной материи. Неожиданным выходом на поверхность некоего пульсирующего нерва в крохотной связке между главной и побочной, в ледяном сквозняке до минора (приехать из ля минора в ближайший до мажор через дикий до минор – это только Моцарт мог придумать), и этот до минор явился тем волшебным импульсом, от которого шестнадцатые в этой сонате начали свой почти двухстраничный непрерывный бег.
“В побочной партии виртуозность достигает размаха, который никогда до сих пор нельзя было даже предположить у Моцарта,
– пишет обстоятельный Аберт, в который раз восхищая умением музыковедов бесстрастно говорить о страстном (о, эта специфическая стыдливость!),
то, что при этом развитии чувство не становится внешним, показным, доказывает уже излюбленный моцартовский ритм, который у него постоянно обозначает величайшее возбуждение: четыре восьмушки и четверть”.
Всё это мы и слышали прямо перед собой, как ожившую картину. Своеобразные волны летящей горизонтали, которые создал Дебарг в этой побочной, не похожи более ни на кого – он, кажется, один так умеет, и язык здесь умолкает – и это не штампованный эвфемизм для выражения восхищения, а констатация того факта, что всё же не всё можно вербализовать.
Это тот случай, когда лучше всего слушать вместе и переглядываться – то от одного, то от другого. Да что сказать! У него даже когда в репризе те самые шестнадцатые в своем беге вдруг спускаются и касаются контральтового до первой октавы – даже это – событие, ты ловишь вдруг себя на том, что никогда не подозревал, как красив этот неожиданный поворот.
Уменьшенный квинтсекстаккорд в разработке в левой руке оказывается ударом там-тама, выпускающим на поверхность самых мрачных подземных духов… в басу гудят и крутятся вихри, но катастрофы, как уже было сказано, не происходит.
Не произошло её и во второй части, хотя там в середине был момент, когда мироздание покачнулось и начало осыпаться, но пианист, он же демиург этого призрачного мира, остановил осыпь железной рукой. Всё ещё случится во втором отделении, в Листе… Финал, то ли бег от чего-то, то ли задыхающийся рассказ, с “диким и дерзким”, как пишет всё тот же Аберт, концом.
Это то, что касается смысла происходившего. К воплощению, справедливости ради, кое-где можно было придраться, в первой части иногда реял легкий призрак загона, но даже было любопытно отслеживать, как Дебарг с этим справляется, сводя время опять воедино: щелчок, как захлестнувшаяся петля – было такое место в репризе. Однако, всё же опасно.
Восторженные отзывы о сонате Листа можно при желании прочесть в том же фейсбуке, а сейчас у автора исчерпался лимит букв и сил. До новых встреч!
Источник
Люка Дебарг (фортепиано, Франция)
Молодой французский пианист Люка Дебарг в 2015 году стал сенсацией в мире музыки. Лауреата XV Международного конкурса имени П.И. Чайковского назвали феноменом, а его игру — новым художественным явлением.
«Со времени появления Гленна Гульда в Москве и победы Вана Клиберна на Конкурсе Чайковского, никогда зарубежный пианист не вызывал такого ажиотажа» — Оливье Беллами, «The Huffington Post». «Это своего рода гений, просто гений» — Борис Березовский.
Люка Дебарг из Парижа. Родился в 1990 году. Он необычный пианист. Начал играть довольно поздно, в 11 лет, а профессиональным музыкантом решил стать лишь в 20-летнем возрасте, за 4 года до конкурса. Решающую роль в этом сыграла его встреча в 2011 году с известным педагогом Реной Шерешевской, выпускницей Московской консерватории (класс профессора Льва Власенко), которая приняла его в свой класс в Высшую Парижскую музыкальную школу имени Альфреда Корто.
Люка Дебарг вошел в историю конкурса Чайковского, поразив всех блестящими выступлениями и творческими интерпретациями. Уже после первого тура он привлёк внимание жюри и взыскательной московской публики своей музыкальной индивидуальностью. А то, что произошло сразу после второго тура, стало незабываемым событием. По регламенту участники не могут выходить на поклоны. После того, как сыграл Люка Дебарг, овации длились 10 минут, пока не выключили свет в зале. Его не хотели отпускать. Он покорил публику, влюбил её в себя и совершенно заслуженно стал финалистом конкурса. Люка Дебарг — единственный из всех участников удостоился престижной премии Ассоциации музыкальных критиков как «музыкант, чьи выступления на конкурсе стали заметным художественным явлением».
После успеха на конкурсе Дебарга начали приглашать выступать в лучших залах мира. Он играет с такими дирижёрами, как Валерий Гергиев, Андрей Борейко, Михаил Плетнёв, Владимир Спиваков, Ютака Садо, Туган Сохиев, Владимир Федосеев, в камерных ансамблях – с Гидоном Кремером, Жанин Янсен, Мартином Фростом. Продолжает работать с Реной Шерешевской в аспирантуре в той же школе, пишет музыку, обладает огромным репертуаром, отлично знает поэзию, литературу и историю искусства.
Осенью 2017 года состоялась премьера документального фильма, выпущенного компанией Bel Air (режиссер Мартан Мирабель), в котором прослежен путь пианиста с момента его успеха на Конкурсе имени Чайковского.
| п | в | с | ч | п | с | в |
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | |
| 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 |
| 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |
| 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 |
| 28 | 29 | 30 |
Уважаемые слушатели! Ознакомьтесь с процедурой возврата билетов на концерты, отменённые в связи с об.
Источник
Персоны
Люка Дебарг
Биография
«Ни один иностранный пианист не вызывал подобного безумия с тех пор, как Гленн Гульд посетил Москву, а Ван Клиберн выиграл Конкурс Чайковского в разгар холодной войны.» – THE HUFFINGTON POST «Искусство Люки Дебарга выходит далеко за пределы мастерства фортепианной игры, скорее, это – подлинная философия звука.» – LE DEVOIR Невероятный музыкальный дар, артистизм, художественное видение и творческая свобода Люки Дебарга открылись публике в 2015 году: пианист стал единственным участником Международного конкурса им. П.И. Чайковского в Москве, чьи выступления были отмечены специальным призом Ассоциации музыкальных критиков Москвы.
Сегодня Люка регулярно сотрудничает с ведущими оркестрами и выступает в самых престижных залах мира, включая Карнеги-холл и Кеннеди-центр, Бенаройя-холл в Сиэтле, Джордан Холл в Бостоне и и Театр Сандерса, Дом музыки в Монреале, Королевскую музыкальную консерваторию в Торонто, Театр на Елисейских полях и Парижскую филармонию, Лондонский Уигмор-Холл и Королевский фестивальный зал, Берлинскую филармонию, Концертгебау в Амстердаме, концертные залы Токио, Пекина, Шанхая, Тайбэя, Сеула и, конечно же, легендарный Большой зал Консерватории имени Чайковского в Москве и Концертный зал Мариинского театра в Санкт-Петербурге.
Люка Дебарг сотрудничает с Валерием Гергиевым, Михаилом Плетневым, Владимиром Юровским, Андреем Борейко, Ютака Садой, Туганом Сохиевым, Владимиром Федосеевым, Бертраном де Бийи. Среди его партнеров по камерной музыке – Гидон Кремер, Жанин Янсен и Мартин Фрост. Его путь к успеху был весьма необычным. Открыв для себя классическую музыку в возрасте десяти лет, будущий музыкант переключил свое внимание на литературу и философию, и позже получил степень бакалавра искусств в одном из университетов Парижа. Встреча с знаменитым педагогом Реной Шерешевской стала поворотным моментом в его жизни: ее видение и наставничество вдохновили Люку на преданность классической музыке на всю жизнь.
Сочетая в себе художественную бескомпромиссность и природный магнетизм, Люка Дебарг черпает вдохновение из литературы, живописи, кино, джаза, и создает очень личную интерпретацию репертуара, выбираемого с предельной тщательностью. Хотя классический фортепианный репертуар занимает в его творчестве центральное место, пианист стремится представлять произведения и менее известных композиторов, таких как Кароль Шимановский, Николай Метнер или Милош Магин. Значительную часть своего времени Люка посвящает композиции. Он автор более двадцати сочинений для фортепиано соло и камерного ансамбля. В их число входит концертино «Orpheo di camera» для фортепиано, ударных и струнного оркестра. Мировая премьера этого произведения состоялась с камерным оркестром «Кремерата Балтика» в 2017 году. Позднее в том же году под эгидой фонда Луи Виттона в Париже публика впервые услышала его Фортепианное трио. В настоящее время артист работает над созданием камерной оперы для своего постоянного творческого партнера, оркестра «Кремерата Балтика». В основе сюжета – тема самоубийства с врачебной помощью.
Звукозаписывающая компания Sony Classical выпустила пять альбомов Люки Дебарга с музыкой Скарлатти, Баха, Бетховена, Шуберта, Шопена, Листа, Равеля, Метнера и Шимановского. Его последний альбом, который вышел в конце 2019 года, – монументальная четырехтомная дань Доменико Скарлатти. Альбом был высоко оценен The New York Times и выбран NPR в числе «10 альбомов классической музыки, с которых стоит начать новое десятилетие». Прорыв Люки Дебарга на конкурсе имени Чайковского в Москве лег в основу документального фильма «Все ради музыки» («Tout à la musique») режиссера Мартана Мирабеля. Фильм был показан на Международном кинофестивале в Биаррице в 2018 году.
Источник