Настасья хрущева русские прописи ноты

Хрущёва Н. Русские тупики. Для ф-но

Больше изданий в каталоге товаров

Автор полностью: Настасья Алексеевна Хрущёва Объём в стр.: 16 Название полностью: Русские тупики. Для фортепиано

Настасья Хрущёва (р. 1987) — композитор, пианистка, музыковед. Кандидат искусствоведения, доцент кафедры истории зарубежной музыки Санкт-Петербургской государственной консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова. Член Союза композиторов Санкт-Петербурга.

Лауреат Молодежной премии Правительства Санкт-Петербурга (2012). Победитель композиторского конкурса «Пифийские игры» (проект «Инте­ресное кино», 2014). Лауреат Санкт-Петербургской театральной премии «Прорыв» (2015), спецпремии культурного центра «ЗИЛ» (Москва, 2016).

Симфоническая музыка Настасьи Хрущёвой исполнялась такими дирижерами как Фабио Мастранджело, Федор Леднев, Илья Иофф, Алим Шахмаметьев, Алексей Ньяга, Михаил Агрест.

Автор музыки к двадцати пяти драматическим спектаклям, среди которых постановки Валерия Фокина, Андрея Могучего, Виктора Рыжакова, Александра Артемова.

Источник

Настасья Хрущева

• Записи Настасьи
• Поиск

Настасья Хрущева запись закреплена

мы с Иванушкой вдвоем
и попьем, и поблюем
в простыне поскачем
а потом поплачем

«неприятные тексты» теперь на ОЗОНе:

Настасья Хрущева запись закреплена

Настасья Хрущева запись закреплена

MAWAHEB x SOUNDUP: music of oasis

Музыка Ближнего Востока немыслима без дарбуки — ее характерный стук (чередование глухих ударов «дум» и звонких «тек») составляет ритмическую основу произведений из Катара, Египта, Турции и других стран. Как показывают старинные фрески и рельефы, прототипы дарбуки использовались ещё в Древнем Египте и Месопотамии — их нетрудно узнать по характерной кубкообразной форме.
Показать полностью. В XIX веке инструмент впервые прозвучал в европейской классической музыке — в «Троянцах» Гектора Берлиоза, композитора, вообще с интересом относившегося к экзотическим для Европы музыкальным традициям.

Конструкция дарбуки формально довольно проста: деревянный корпус с двумя отверстиями разного диаметра — более крупное верхнее обтягивается козлиной или рыбьей кожей (сегодня, разумеется, вместо этих материалов часто используется металл и пластик). Тем не менее, внутри инструмента образуется интересный акустический эффект, называемый резонансом Гельмгольца — низкие частоты даже при легком ударе о мембрану звучат гулко и выразительно. А техники игры на дарбуке поистине неисчислимы: звук меняется в зависимости от силы и направления ударов, от того, какой частью ладони их производить, и не только.

MAWAHEB x SOUNDUP: music of oasis
4 июня, 20:00
Государственная академическая капелла
Санкт-Петербург, наб. реки Мойки, дом 20
Билеты: https://bit.ly/2R7wj4M

*** иллюстрация SMR kandil ***

Настасья Хрущева запись закреплена

ClassicalMusicNews.Ru

Композитор, перешедшая на темную сторону минимализма, рассказала в интервью Денису Бояринову о лучшем способе быть в метамодерне, войнах композиторов и «русских тупиках».

Настасья Хрущева обновила фотографию на странице:

Настасья Хрущева запись закреплена

MAWAHEB x SOUNDUP: music of oasis

Владимир Мартынов своим существованием опровергает им же придуманный и много раз озвученный философский тезис о том, что время композиторов прошло. И противоречие здесь — лишь кажущееся.
Показать полностью. Мартынов разделяет фигуру композитора и феномен самой музыки, говорит о возвращении музыкального искусства в «дородовое», архаическое состояние, еще заметное в неевропейских музыкальных практиках: там работают силы куда более масштабные, чем сочинитель-индивидуум, относящий себя к направлению или школе. Что ничуть не отрицает энциклопедического мартыновского знаточества: в любом его произведении слышен и крупнейший знаток старинной музыки, и своеобразный неоромантик, словом, человек, знакомый с духом и буквой самых разнообразных жанров и традиций — тот, кто постиг историю музыки и нашёл в ней свое собственное место.

Каждое сочинение Мартынова, таким образом, — это осознанный конструкторский проект, и произведения под названием «Аравийское видение тамплиера», премьера которого пройдет в рамках MAWAHEB x SOUND UP: music of oasis, это тоже касается в полной мере. Его инструментальный состав включает уд — инструмент, в котором для композитора воплощается душа арабской культуры. При этом уд — родственник лютне и теорбе, то есть он тесно связан и с европейской музыкальной традицией. Логично, что с его помощью оказывается рассказан сюжет о христианском рыцаре на Святой земле, узревшем в пустынном мираже лик Богородицы. Отсылки к Римскому-Корсакову и вообще к ориентализму русской композиторской школы, разумеется, входят в правила игры.

MAWAHEB x SOUNDUP: music of oasis
4 июня, 20:00
Государственная академическая капелла
Санкт-Петербург, наб. реки Мойки, дом 20
Билеты: https://bit.ly/3tWCVQF
Владимир Иванович Мартынов

Настасья Хрущева запись закреплена

Никита Качаев

Настасья Хрущева запись закреплена

Настасья Хрущева запись закреплена

Алексей Боловлёнков

5 песен, расположенных по кругу (21.05.2021)

Тесто, Лес, Сад, Пожар, Боги.

1
Показать полностью.
Давайте мы замесим тесто
Оно не выразит протеста
Давайте встанем в этот круг
Который нам конечно друг
Который нам конечно друг

Давайте мы замесим тесто
Оно не выразит протеста
Давайте встанем в этот круг
Который нам конечно друг
Который нам конечно друг

Заметим как стоит телёнок
Укутан в множество пелёнок
Как будто просится в тюрьму
Пронзительно мычит «му-му»,
Пронзительно мычит «му-му»

Давайте мы замесим тесто
Оно не выразит протеста
Давайте встанем в этот круг
Который нам конечно друг
Который нам конечно друг

2
Тёмный лес игра в лошадки
Мир погрязнет в беспорядке
Мы в каптёрке и на тёрке
Трём картошку на плиту
Собираем по иголке
Мировой сезон в лапту

Волк играет на гармошке
Заяц дует на трубе
Уплетает он ватрушки
И завидует судьбе
Ох судьба, судьба, судьба
Нету времени, судьба,
Нету времени, судьба.

Все недели пролетели
И осталась тишина
Может в марте и в апреле
Засиделась у окна.
Мы попросимся наружу
В уголке трясётся ужас
Вспоминаем день четверг,
Быстро движемся наверх,
Наверху хохочут птицы,
Громко слышится набат
На глазах у всех ресницы
Видно каждый будет рад.

Расплескались небеса
Словно мёртвая лиса
Я лежал в своей кровати
Я смотрел на тишину
Как пришёл освободитель
Будто страшный предводитель
Время движется назад,
Посажу зелёный сад.

3 (Введенский)
Хорошо сидеть в саду
Улыбаясь на звезду
И подсчитывать в уме
Сколько нас умрёт к зиме
И внимая стуку птиц
Звуку человечьих лиц
И звериному рычанью
Встать, побегать на прощанье

Дивно стоя на заре
Думать о земной коре
Пусть она черна шершава
Но страшна её держава
Воздух тут, он стар и сед
Здравствуй воздух мой сосед
Я обнимаю высоту
Я вижу бога за версту.

4
Три лилии стоят в саду,
Три лилии горят,
Три лилии горят в бреду
И что-то говорят.
Три лилии горят в саду
И что-то говорят.

Давно я знаю этот сад,
могу пойти вперёд,
И я уже иду вперёд,
и я иду назад,
хожу, хожу, вперёд-назад,
как в клетке леопард.

ведь в этом я живу саду,
ведь я и есть тот сад
как бросить самый страшный сад
зачем идти назад
зачем идти вперёд, когда
вокруг прекрасный сад.

зачем сворачивать, когда
вокруг пылает сад?
и пусть огнём оно горит,
И пламя — этот сад.
Когда вокруг пылает сад,
зачем его бросать?
Когда вокруг пылает сад,
зачем его бросать?

5
Так что мы поняли в итоге?
Кругом возможно смотрят боги.
Тут временной отрезок треть,
А вот на радости смотреть
А вот на радости смотреть

Не очень в общем интересно
Становится довольно тесно
Мы станем на земле лежать
Но быстро мыслями бежать.
Но быстро мыслями бежать.

И происходит превращенье
Возможно как круговращенье
Мы станем на земле лежать
Но быстро мыслями бежать.
Но быстро мыслями бежать.

Источник

Настасья Хрущева:
Представляю, как буду перформить в совсем глубокой старости

В московском зале «Зарядье» 31 октября в рамках цикла Союза композиторов «Я – композитор!» состоится концерт Настасьи Хрущевой, одной из самых ярких представительниц поколения миллениалов в российской музыке. При этом она не только композитор, но и драматург, пианист, музыковед, автор исследования-манифеста «Метамодерн в музыке и вокруг нее».

Сергей Уваров (СУ) обсудил с Настасьей Хрущевой (НХ) не только ее будущее выступление, но и прошлые творческие кризисы, а также русскую попсу, молодежный мат и Чебурашку в постапокалипсисе.

СУ В первом отделении концерта ты выступишь в непривычном для тебя амплуа пианистки, причем будешь играть не свою музыку, а чужую – Метнера, Чайковского, Красавина. Почему ты решилась на этот шаг?

НХ Да, с 2013 года я вообще не играю не свою музыку, это связано с желанием полностью контролировать происходящее на сцене. Решилась, потому что, во-первых, это предложили организаторы, во-вторых, чем дальше я пишу свою музыку, тем меньше она мне кажется своей. В этом смысле не будет никакого стилистического диссонанса между реальными фрагментами из Метнера, Чайковского и Красавина и моими «русскими тупиками» – лабиринтами псевдоцитат из русской музыки XIX–XX веков.

СУ Почему завершает программу Концерт Вивальди? В анонсе сказано, что ты раскроешь секрет во время мероприятия. Но, может быть, намекнешь читателям, что общего между тобой и итальянцем XVIII века?

НХ «Вивальдиевские» повторы родственны репетитивной технике ХХ века. Вот и хотелось солнечному барочному «минимализму» противопоставить свой его «сорт» – упаднический и сентиментальный.

СУ В своем творчестве ты работаешь с банальностью и пошлостью. Как думаешь, много ли зрителей понимают, что это, условно говоря, художественный концепт? Сколько слоев они считывают?

НХ Уверена, что я пишу предельно понятно для всех. И уж точно мне не требуются никакие «школы современного слушателя» или что-то вроде того, чтобы объяснить, как нужно слушать мою музыку. Сейчас приходит время, когда массовое сознание элитаризуется. Какие-нибудь ютуб-каналы или инстаграмы с миллионами подписчиков могут быть достаточно изысканными, тонкими, если анализировать их с точки зрения эстетики. Но и любое по-настоящему актуальное искусство работает сегодня с максимально широкой аудиторией и действует на большинство.

СУ В прошлом сезоне спектакль Александра Артёмова «Фразы простых людей» с твоей музыкой был номинирован на «Золотую Маску». Весь текст там был построен на фразах, которые вне художественного контекста воспринимаются как дикая пошлость. Причем пошлость двух планов: это, во-первых, связанное с сексом и, во-вторых, обескураживающе примитивное, убогое. Что такое пошлость для тебя?

НХ Это честное продолжение традиций второго авангарда. И еще когда автор пытается показать свой профессионализм. Вот это для меня пошлость. А в остальном – мне кажется, метамодерн перемалывает все явления культуры, и мы уже можем работать с чем угодно. Уже нет, например, «плохих» и «хороших» стихов – даже самое банальное, слабое или, наоборот, истертое от всеобщего употребления стихотворение может быть «повернуто» в красоту: если прочитать его отстраненно или с постиронической нежностью.

СУ Если в музыкальном произведении сегодня прозвучит какой-то невообразимый кластер с сонорными эффектами, это будет пошлостью?

НХ Все зависит от контекста. Думаю, даже наследующую традиции второго авангарда музыку сегодня можно погрузить в такой контекст, где она перестанет быть пошлостью. Но мне это сложно представить.

СУ А мат – это пошлость? Я имею в виду не тот мат, который в художественном творчестве, в частности, во«Фразах простых людей», а тот, который звучит на улице. Вы с Артёмовым ведь как бы «апроприируете» его. Но где граница между пошлостью художественной и пошлостью в традиционном отрицательном понимании?

НХ Обрати внимание на мат, которым говорят современные подростки. Они могут матом сказать все что угодно. Это не грубость, это очень мягкий, лиричный мат. Я бы сказала, это язык нежности. Если ты почитаешь различные подростковые паблики, то увидишь, что мат абсолютно потерял свою окраску – это уже не обсценная, не низкопробная лексика. Понятно, что интеллектуалы тоже всегда говорили матом, но сейчас он стал массовым языком и способом изощряться в остроумии. Он уже не «приправа», а пространство постиронии.

«Фразы простых людей» – это площадная культура. У нас же там используются матерные частушки. Но для показов в рамках «Золотой Маски» нам пришлось сделать версию без мата. Нам сообщили буквально за несколько дней, что либо мы переделываем текст, либо снимаем спектакль, потому что нужно, чтобы какая-то организация взяла на себя ответственность за текст, иначе огромные штрафы – а никто не хочет. Мы сначала хотели вообще отказаться от показа, но потом поняли, что мат можно «переписать» нормативной лексикой, и будет даже смешнее. И – это странно – но частушки стали намного жестче.

СУ Что для тебя означает текст? Критик Алексей Мунипов написал: «Мир музыки потерял талантливого композитора Настасью Хрущеву, потому что она теперь драматург».

НХ Ну, для начала я не драматург: все тексты для театра пишу только в соавторстве с Александром Артёмовым и полностью существую внутри уже давно найденного им языка. Но вообще мне нравится, когда обо мне так говорят, я себя до конца не идентифицирую с понятием «композитор».

СУ А что с музыковедением? Раньше ты говорила, что полностью отошла от научных текстов, а сейчас вот выпустила книгу «Метамодерн в музыке и вокруг нее». Как произошли оба эти поворота?

НХ В 2013 году я увидела спектакль Артёмова – Юшкова «Нет дороги назад» – это было потрясение для меня, и я сразу стала писать текст в «Петербургский театральный журнал», потому что мне нужно было разобраться с тем, что я увидела, я пыталась применить свои искусствоведческие инструменты к этому. И уже в процессе я поняла, что не могу выразить, что произошло. И при этом я очень четко все понимаю! Как вкус груши, который ты чувствуешь, моментально узнаешь, но не можешь описать словами. Вот я знала, что со мной произошло, но не могла это выразить. Я тогда почувствовала, что подошла к границам своего мышления, а может быть, – языка. Конечно, если бы вместо меня был Бадью или кто-то еще, он бы, наверное, нашел слова. Но для себя я поняла, что я ограничена и не могу больше говорить. С того момента в течение нескольких лет я ничего не писала.

Я никак не могла примирить новую, открывшуюся мне текстовую реальность с академическим научным дискурсом. Книга про метамодерн – попытка вернуться в академическую музыку с новыми задачами, которые я поняла в театре и при работе в тексте.

СУ Ты резко поменяла и свой композиторский стиль после 2013 года. Что с тобой произошло?

НХ До 2013 года, когда я писала музыку, я всегда мучилась, что-то искала, очень старалась заложить туда все, что умею, показать все свои способности, попытаться что-то новое сделать, но при этом не была уверена в результате. При этом у меня была внутренняя цензура, я понимала, что, например, неприлично писать трезвучия или там повторять что-то буквально. Ориентировалась на какой-то общий усредненный стиль «современной музыки». Считала, что нужно использовать много специальных приемов, иначе ты просто не котируешься как композитор. Думаю, это многим знакомо, просто мало кто в этом себе признается. И когда я стала работать с театром (в первую очередь с театром ТРУ), то столкнулась с иной реальностью: от тебя требуется не какая-то сложная партитура и даже не всегда музыка как таковая, а какой-то смысловой поворот, действенный ход.

СУ Что такое действенный ход?

НХ Это какой-то художественный жест. То есть музыка становится актером в этот момент. Одним персонажем, одним приемом. Она не развивается, не перерастает в нарратив, не стесняется выдерживать единый прием до конца. Наверное, самое главное, чему я научилась в театре, это выдерживание одного приема. И именно это качество отличает, например, Сильвестрова от Щедрина, не в обиду Родиону Константиновичу будет сказано. Мне кажется, сегодня выигрывает тот, кто создает действенный ход и не боится доводить его до конца. Приему нужно дать прозвучать, иначе он просто обнуляется, вообще не работает. Я открыла для себя вот эту новую действенность простого жеста.

СУ Но в твоей музыке же все равно есть какое-то внутреннее развитие, драматургия?

НХ Да, драматургия сохраняется, но она самая традиционная. Обычно все держится на повторяющихся паттернах, которые просто усиливаются по динамике. Иногда они немного смещаются, или что-то еще происходит, но в любом случае это очень простая, очень понятная, очень явная драматургия, явленная в бытии звука.

СУ У тебя часто есть момент, когда все переходит в исступленную речитацию или агрессивно повторяемые аккорды. Почему ты так любишь этот прием?

НХ Это все из текстов Артёмова – Юшкова идет. Я почти буквально перенесла эти приемы в свою музыку. А вообще, музыка существует для того, чтобы нас в какой-то трип погружать, куда-то переносить. В этом плане у меня самые архаические воззрения на музыку, связанные с фигурой шамана. Ты должен что-то с собой сделать, чтобы изменить природу, организовать космос, вызвать дождь или хотя бы просто заставить ребенка заснуть. То есть музыка должна быть действенной и нести в себе черты какого-то ритуала.

СУ Ты приводишь в пример Сильвестрова. Но ведь у него этого нет.

НХ Есть! Очень жесткий глубокий трип с самого начала до самого конца. Выдержанный прием.

СУ Но он предпочитает пианиссимо, не приходит ни к какому исступлению!

НХ Конечно. Видишь ли, эта ярость совершенно не обязательно означает фортиссимо. У Сильвестрова она выражается в невероятной сдержанности и точности каждой ноты, гипертрофированном лиризме массового поражения – и это работает.

Но для меня в творчестве Сильвестрова важно другое: он работает с формулами романтической культуры. Кстати, благодаря ему я для себя открыла вообще эпоху романтизма. Раньше она для меня была очень сложна, потому что я не понимала, как можно использовать ее, встроить в мою картину мира. Сейчас же я занимаюсь исключительно романтизмом – как русским, так и шумановско-шопеновским. Мои «русские тупики» – это своеобразная «русская классическая гармония», построенная на гармонических оборотах Римского-Корсакова и Чайковского. У Сильвестрова есть такие опыты с Шуманом – в его «Китч-музыке» для фортепиано. А в «Тихих песнях» вообще размытая модель, потому что, с одной стороны, это доглинкинский романс, с другой – немецкая Lied, с третьей – советская песня… Но в любом случае это работа с романтическими формулами.

Для меня метамодерн – это эпоха, в которой мы открываем для себя сентиментальность и приучаемся работать с ней. Мы снова узнаем себя в романтизме, находим ключи к нему. Стравинский говорил, что эпохи, которые непосредственно предшествуют нашей, максимально далеки от нас. Так вот мне кажется, что сегодня от нас максимально отдалился постмодернизм и второй авангард. А романтизм, наоборот, приблизился. И мы слышим, например, в попсе работу с самой разной степенью сентиментальности; постирония – как раз про это.

СУ Насчет попсы – интересная тема. Режиссер и сценарист Михаил Идов сказал в интервью Юрию Дудю, что ему не нравится современная российская попса, потому что она «хитровыдуманная» (у него было другое слово, но мы заменим его). Какой-нибудь «Цвет настроения синий» Киркорова – это же не попса в чистом виде, а пародия на попсу. Так вот Идову больше нравилось, когда попса была просто дном, как в 1990-е, а не таким дном, которое понимает, что оно дно и еще какие-то постмодернистские слои на это накладывает.

НХ Но ведь и в 1990-е тоже были подобные вещи. Например, Ирина Салтыкова – это же проект, по сути, вполне авангардный. Если сейчас ее послушать, клипы посмотреть – их вполне можно анализировать уже с точки зрения метамодерна. И даже не так важно, понимала ли она сама, что делала. В метамодерне это вообще не имеет значения. Например, в фольклоре это изначально органично присутствует – некое отстранение, постирония. И в хорошей сложной попсе разных эпох – тоже. Мне кажется, надо еще присмотреться к попсе других десятилетий.

Эстрада, конечно, не всегда была такой «хитровыдуманной». И, наверное, сейчас она более «хитровыдуманная», чем когда-либо, потому что концептуализм тоже упрощается, становится более массовым.

Сейчас все ускоряется, и молодые люди часто перепрыгивают через огромные тонны знаний, просматривают в виде конспектов книги, которые мы, может быть, читали по-настоящему. Я помню, что в 15 лет я осилила «Бытие и ничто» Сартра. Жуткая книжка, это ведь не «Тошнота», а настоящий философский трактат, причем огромный! Но мне было важно дочитать его до конца, хотя я понимала, может быть, процентов десять. Мне хотелось продраться сквозь этот кирпич. Если бы пятнадцать мне было сейчас, в 2020-м, я уверена, что не стала бы пытаться его осилить. Мне кажется, в целом новое поколение в этом плане честнее и радикальнее. При этом они готовы воспринимать целые пласты смыслов через визуальную информацию. Иногда философские направления сокращаются до мемов, и это нормально, это хорошо. Понятно, что это, может быть, какой-то глубины лишает, но еще большой вопрос, что это за глубина, насколько она ценна.

Сейчас многие говорят о пользе медленного чтения, но я вижу много примеров людей именно нашего поколения, которые из-за этого медленного чтения замедлились в плохом смысле. Они не способны на глубину, которая сегодня – в скорости, в схлопывании в мем.

СУ Ты хочешь сказать, что нынешние 20-летние в чем-то лучше нашего поколения?

НХ Уверена, что да.

СУ А себя ты как воспринимаешь?

НХ Я себя на самом деле ощущаю старенькой и готовлюсь, представляю, как буду перформить в старости совсем уже глубокой, не такой…

СУ Седая лисичка (у Настасьи Хрущевой есть произведение «Танцы седой лисички». – С.У.).

НХ Примерно. То есть, мне кажется, фриковать гораздо легче, когда ты пожилая женщина и у тебя просто больше чисто эстетических возможностей для этого. Я это говорю без иронии, потому что вижу, что меня пропасть отделяет от мира YouTube, где люди совершенно спокойно работают с видео, одним движением делают какие-то сложные вещи… Мне кажется, будущий язык – это в первую очередь язык визуальный, который соединяет все: и музыкальную, и текстовую, и иную информацию в единый процесс. Я как композитор уже от этого отстаю.

СУ Но при этом ты не работаешь с видео.

НХ Я не умею этого, да. Вообще, сегодня знание – атрибут молодых людей. Сейчас на их стороне то, что раньше было возрастной мудростью.

СУ А можешь очень просто, емко, в виде четкой формулы определить, чем метамодернизм отличается от постмодернизма?

НХ Постмодернизм – это тотальная ирония по горизонтали, метамодернизм – это постирония, то есть поиск новой истинности в ироническом высказывании. Это как бы новая вертикаль. Метамодерн – это тихая революция уязвимости, революция новой прямоты.

Романтизм в постромантическую эпоху, когда романтизм давно умер. Это, знаешь, как будто помятый Чебурашка ходит по разрухе, в постапокалиптических руинах, к которым привел постмодернизм, и собирает какие-то поломанные, забытые вещи – куски старых видеокассет там или значки какие-нибудь. Метамодернизм – стремление соединить вот такие забытые вещи в какой-то гербарий, лирический музей, где мы можем любоваться ими уже без опасности удариться в сентиментальность, потому что в руинах она уже невозможна в прямом виде. Мы хотим созерцать эти обрывки, приметы старой культуры, мы снова по ним соскучились, по большим смыслам. По красоте, по следам Бога.

Источник