Некому березу заломати аккорд

Некому березу заломати аккорд

Искры самых искренних песен
К нам летят как пепел на плесень.
Вы все между ложкой и ложью —
А мы все между волком и вошью!

Время на другой параллели
Сквозняками рвется сквозь щели.
Ледяные черные дыры —
Окна параллельного мира.

Через пень колоду сдавали
Да окно решеткой крестили.
Вы для нас подковы ковали —
Мы большую цену платили.

Вы снимали с дерева стружку —
Мы пускали корни по новой.
Вы швыряли медную полушку
Да мимо нашей шапки терновой.

А наши беды вам и не снились.
Наши думы вам не икнулись.
Вы б наверняка подавились.
А мы — да ничего, облизнулись!

Лишь печаль-тоска облаками
Над седой лесною страною.
Города цветут синяками,
Да деревни — сыпью чумною.

Кругом — бездорожье-траншеи.
Что, к реке торопимся, братцы?
Стопудовый камень на шее —
Рановато, парни, купаться!

Хороша студена водица,
Да глубокий омут таится —
Не напиться нам, не умыться,
Не продрать колтун на ресницах.

Да вот тебе обратно тропинка
И петляй в родную землянку.
А крестины там иль поминки —
Все одно там пьянка-гулянка!

Если забредет кто нездешний —
Поразится живности бедной,
Нашей редкой силе сердешной
Да дури нашей злой заповедной.

Выкатим кадушку капусты.
Выпечем ватрушку без теста.
Что, снаружи все еще пусто?
А внутри по-прежнему тесно!

Да вот тебе медовая брага,
Ягодка-злодейка-отрава.
Вот тебе, приятель, и Прага.
Вот тебе, дружок, и Варшава.

Да вот и посмеемся простуженно,
А об чем смеяться — неважно,
Если по утрам очень скучно,
А по вечерам очень страшно!

Всемером ютимся на стуле,
Всем миром на нары-полати.
Спи, дитя мое, люли-люли!
Некому березу заломати.

Источник

Некому березу заломати аккорд

Искры самых искренних песен
К нам летят как пепел на плесень.
Вы все между ложкой и ложью —
А мы все между волком и вошью!

Время на другой параллели
Сквозняками рвется сквозь щели.
Ледяные черные дыры —
Окна параллельного мира.

Через пень колоду сдавали
Да окно решеткой крестили.
Вы для нас подковы ковали —
Мы большую цену платили.

Вы снимали с дерева стружку —
Мы пускали корни по новой.
Вы швыряли медную полушку
Да мимо нашей шапки терновой.

А наши беды вам и не снились.
Наши думы вам не икнулись.
Вы б наверняка подавились.
А мы — да ничего, облизнулись!

Лишь печаль-тоска облаками
Над седой лесною страною.
Города цветут синяками,
Да деревни — сыпью чумною.

Кругом — бездорожье-траншеи.
Что, к реке торопимся, братцы?
Стопудовый камень на шее —
Рановато, парни, купаться!

Хороша студена водица,
Да глубокий омут таится —
Не напиться нам, не умыться,
Не продрать колтун на ресницах.

Да вот тебе обратно тропинка
И петляй в родную землянку.
А крестины там иль поминки —
Все одно там пьянка-гулянка!

Если забредет кто нездешний —
Поразится живности бедной,
Нашей редкой силе сердешной
Да дури нашей злой заповедной.

Выкатим кадушку капусты.
Выпечем ватрушку без теста.
Что, снаружи все еще пусто?
А внутри по-прежнему тесно!

Да вот тебе медовая брага,
Ягодка-злодейка-отрава.
Вот тебе, приятель, и Прага.
Вот тебе, дружок, и Варшава.

Да вот и посмеемся простуженно,
А об чем смеяться — неважно,
Если по утрам очень скучно,
А по вечерам очень страшно!

Всемером ютимся на стуле,
Всем миром на нары-полати.
Спи, дитя мое, люли-люли!
Некому березу заломати.

Источник

Некому березу заломати аккорд

АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЁВ «НЕКОМУ БЕРЁЗУ ЗАЛОМАТИ»

Предлагаю вашему вниманию построчный разбор. Надеюсь, метод покажется вам интересным.

Уберите медные трубы,
Натяните струны стальные,

Автор обращается не отдельно взятому слушателю, а к некоему сообществу людей, как к целостности. Причём, это сообщество музыкантов, как будет видно из дальнейшего текста. Позволю себе предположить, что автор обращается к западным рокерам, которые воспринимались как старшие товарищи и учителя отечественным рок-подпольем.
Медные трубы — символ пустой славы, автор призывает отказаться от них: от погони за известностью, сверхгонораров, работы в угоду массовому потребителю.
Вместо этого следует натянуть стальные струны: звучать резко, громко и не жалеть собственных пальцев. Как известно, сам Башлачёв на концертов забрызгивал гитару кровью. То есть касаться острых проблем, говорить правду.

А не то сломаете зубы,
Об широты наши смурные

Если западные рокеры не выполнят эти требования, они не смогут понять той атмосферы, которая царила в отечественном андеграунде конца 80-х: бунтарского духа, бескорыстия, почти жертвенного служения своим идеалам. Конечно, не все представители советской рок-среды были такими, но тут рисуется несколько упрощённая картина. Башлачёв предлагает отечественным рокерам принять на себя роль побиваемых пророков. Чувство беспредельной свободы смешано в нём с предчувствием грозы, обречённой решимости.

Искры ваших искренних песен
Это наши пепел и плесень

Западные песни — первичны по отношению к российской эстраде. Там рождается подлинное искусство. До нашей сцены оно доходит с опозданием уже в остывшем виде. У нас царит творческий застой.

Вы всё между ложкой и ложью,
А мы всё между волком и вошью.

Механизм западного (капиталистического) искусства заключается во вранье за деньги. Авторы кривят душой, торгуют своей совестью, обманывают массы, собственно за это им и платят. Принципиальный и искренний автор рискует своим достатком. Такая простая антитеза. Сейчас эта ситуация присутствует и в нашей культурной среде. Но на момент написания песни с русским роком дела обстояли иначе. Рок был практически запрещён, пряник, как рычаг управления, не использовался. Те, кто хотел играть рок — сознательно шли под кнут. Взамен западной антитезе Башлачёв выдвигает другую: русский герой мечется между вошью (отсылка к «Преступлению и наказанию» Достоевского), то есть обывательской жизнью, бесцветным приспособленчеством; и волком. То есть хищником, который не дожидается, когда ему что-то выдадут, предоставят. Ещё одна важная черта образа волка в народном сознании — вечный голод. Неудовлетворённость, жажда большего, поиск автор противопоставляет сытости, довольству, стабильности.

Время на другой параллели
Сквозняками рвётся сквозь щели

Автор утверждает, что история может пойти по другому пути. Песня написана на закате советской эпохи. На тот момент официальная идеология рисовала свои программы будущего: строим коммунизм, обгоняем Америку, социализм. В конце восьмидесятых вдруг появились другие варианты видения мировой истории, например, религиозное видение будущего: приход антихриста, армагеддон, страшный суд, царство божие на земле и другие историко-философские концепции. Они казались тем более реальными, чем ощутимее становился крах советского союза и провал его миссии на мировой арене.

Ледяные чёрные дыры,
Окна параллельного мира.

Привычный уютный мир разрушается, в его границах возникают бреши. Это и реакция на разрушения Союза. Трещат по швам старые границы. В образовавшие бреши проникает иная культура, в частности, тот самый рок-н-ролл. Это пересечение разных миров манит и одновременно пугает. Образ окна заставляет вспомнить «окно в Европу», о котором так мечтали наши советские диссиденты и апокалиптический образ «источников бездны и окон небесных». Это сразу и предчувствие краха родной страны, прежнего мироустройства, и предчувствие конца света. Собствено, в искусстве эти линии всегда соседствуют. Так было и в 1917 году.

Вы нам: «То да сё. Трали-вали»,
Мы даём ответ: «Тили-тили».

Стороны вступают в диалог. Видимо, речь идёт о культурном диалоге Запада и России. Хотя, на тот момент ни о каком диалоге речи идти не могло. Общение было односторонним. Российские рокеры заворожённо внимают западным корифеям, откликаются на их произведения собственным творчеством (по большей части подражательным). Слышат ли ответ на западе — в песне не упоминается.

Вы для нас подковы ковали,
Мы большую цену платили

Запад подготавливает русскую творческую среду к труду, вдохновляет. Отечественные рокеры испытывают бесконечную благодарность, готовы идти на любой риск, сопряжённый с пропагандой иностранного искусства.

Вы снимали с дерева стружку,
Мы пускали корни по новой.

Запад стремится «обработать, обтесать» Россию, подарить ей свою «настоящую» культуру, русская культура уходит от искуственного рационализаторства, ищет естественных источников воспроизводства в собственных традициях, старается укорениться в бытии.

Вы кидали медну полушку
Мимо нашей шляпы терновой.

Европейцы и американцы относятся к разорённой России с пренебрежением, милостиво выдают кредиты, которые, в сущности, не способны изменить ситуацию. Полушка летит мимо шляпы нищего. Терновая шляпа — намёк на терновую корону Христа. Здесь Башлачёв объявляет русскую культуру хранительницей вечных духовных ценностей, вослед Достоевскому, намекает на внутреннее превосходство человека русской культуры над расхристаным европейцем. Протестантизм объявил богатство и бережливость добродетелью, в то время как автор песни напоминает об одной из главных черт христианства — установке на нестяжательство, нищенство духом (то есть добровольную бедность).

Наши думы вам и не снились,
Наши беды вам не икнулись.
Вы б наверняка подавились,
Мы же ничего — облизнулись.

Образ мысли, ценности людей русской и европейской культур принципиально различны, это связано в первую очередь с различием исторического опыта двух народов. Россия прошла через ряд жестоких испытаний, а опыт страдания в русской культуре считается самым ценным. Вспомним «мёртвый дом» Достоевского, «палату № 6» Чехова, «баньку» Высоцкого и первооснову всех этих образов — Крест. Для человека западного склада страдание — это нечто противоестественное, для восточных культур страдание — естественное состояние мироздания в его нынешнем искажённом виде. Человек не является частью окружающего мира, а значит, обречён на мучительную дисгармонию, которая, в свою очередь помогает ему осознать свою инаковость и восстать против среды и обстоятелстьв. Человек западной культуры, буржуа (теперь этот тип преобладает и у нас) ищет уюта и комфорта, стремится слиться со средой, раствориться в ней, проще говоря, перестать существовать. Страдания легко ломают неподготовленных, иные воспринимают препятствия и удары судьбы, как бесценный опыт, как спасение от внутреннего торможения.

Лишь тоска-печаль облаками
Над лесной седою страною
Города цветут синяками,
Да деревни сыпью чумною.

Далее идёт описание положения дел в России. Вечный образ бескрайней и дикой страны, в которой нет ничего, кроме просторов и свободы. Нет производства, нет образования, нет внятной истории, нет средств к существованию. В этой стране даже нет людей. Они как бы не нужны ей. В таких масштабах существует только природа, и вкрапления цивилизации кажутся паразитами на теле земли. Видимо, в этом и заключается одно из прозрений русской культуры, недоступной пониманию Запада: необходимо сближение с природой, а не цивилизаторский прогресс.

Кругом бездорожья траншеи

Отсылка к знаменитому выражению о дураках и дорогах. То есть Россия по прежнему существует в контексте проблем и образов русской литературы вековой давности.

Зря к реке торопимся, братцы.
Стопудовый камень на шее —
Рановато, парни купаться.

Подобное положение дел толкает многих к суициду. Молодые творческие люди не находят себе места в обществе. Однако, автор предостерегает от попытки самоубийства. Отчасти, это предостережение Башлачёв обращает и к себе. Он — один из этих неприкаянных и бесполезных молодых людей.

Хороша студёна водица,
Да глубокий омут таится —
Не напиться нам, не умыться,
Не продрать колтун на ресницах.

Река, которая грозит молодым самоубийцам гибелью, выглядит манящей. Автор использует фольклорные образы «студёной водицы» — животворящей влаги — и «глубокого омута» связанного в народной этимологии с гибелью, самоубийством, в нём черти водятся. Поэтому «водицу» пить нельзя, и ищущие обречены на жажду. Водица, в данном случае, символизирует веру, которая должна питать творческих людей. Но им не во что верить. Официальная идеология отравлена, всё, что предлагается в качестве ценностей, бесполезно — ведёт к разочарованию и отчаянью. Людям в России нечем напоить свои души, нечем очиститься. Они чувствуют себя неумытыми, грязными — у них отнято чувство собственного достоинства. Их глаза были так долго закрыты, что ресницы успели намертво перепутаться между собой. Люди России разучились думать, они не способны увидеть правду.

Вот тебе обратно тропинка —
И петляй в родную землянку,
А крестины там иль поминки —
Всё одно там пьянка-гулянка.

Итак, путь духовных исканий оказывается бесплоден и смертельно опасен. Но альтернативой ему для жителя России оказывается только возвращение «в дом» — на проторенную колею обывательского существования, от рождения до смерти пропитанного алкоголем. Алкоголь для русского человека является естественным наполнителем внутренней пустоты. Даже более того — пьянство приобрело статус священного ритуала, неотъемлемой составляющей любых других обрядов и обычаев (крестин, поминок).

Если забредёт кто нездешний —
Поразится живности бедной,
Нашей редкой силе сердечной
Да дури нашей злой, заповедной.

Снова возникает образ иностранца — стороннего наблюдателя российской действительности. Причём, оказаться здесь он может только случайно, забрести. Башлачёв рисует картину дремучего существования, жизни в изоляции, далеко от других людей и народов. Так, «особость и инаковость» России оборачивается её непонятностью для других народов, бесплодием её культуры. Однако, автор снова указывает на огромный потенциал России, связанный прежде всего с областью культуры, нравственности, духовности. Однако, русский человек не знает, как распорядиться отмеренной ему силой. Он эмоционален (сердечен), поддаётся порыву. Но в этом и его свобода: он поступает, руководствуясь, движениями своего сердца (пусть неясными), а не по указке сверху.

Выкатим кадушку капусты,
Выпечем ватрушку без теста.

А жрать нечего. И в народ давно привык к такому положению дел: все готовят капусту впрок, умеют готовить еду буквально «из ничего». Тем более, что песня написана в Петербурге, помнящем военную блокаду.

Что, снаружи всё ещё пусто?
А внутри по-прежнему тесно!

Автор опять указывает на отчётливые приоритеты русской культуры: на первом месте интенсивная и богатая внутренняя жизнь, проблемы окружающей действительности — вторичны. Дух торжествует над материей. Можно вспомнить знаменитые слова Белинского: «Нельзя садиться обедать. Мы ещё не решили вопроса о Боге!»

Вот тебе медовая брага —
Ягодка, злодейка, отрава:
Хочется — качайся налево,
Хочется — качайся направо.

Человек русской культуры опьянён. Его качает между чуждых ему идей и концепций (к которым автор причисляет и социализм, и либерализм). По-сути, это только иллюзия выбора. По мнению автора, человек русской культуры аполитичен. Он живёт в контексте религиозных и нравственных проблем. Стихия революций, социального реформаторсва опьяняет его. И этот напиток сладок и губителен.

Вот и посмеёмся простуженно,
А об чём смеяться — не важно,
Если по утрам очень скучно,
А по вечерам очень страшно.

Человек русской культуры смеётся, хотя поводов для весёлого смеха нет. Есть вечная простуда (видимо, в связи с русской зимой и житейской неустроенностью). Но смеяться необходимо: смех заглушает куда более серьёзные и глубокие переживания — скуку и страх. Скучно становится прямо с утра, то есть с детства и в начале любой деятельности. Не видать тех занятий, в которые хотелось бы вложить душу. А без души человек русской культуры жить не хочет. Но именно она-то оказывается бесполезна в новом мировом порядке. Страх приходит на пороге ночи. То есть перед смертью. Сон — это маленькая смерть. И человек русской культуры помнит о ней. Ему очень важно преодолеть смерть, то есть переместиться в план вечности, жить вечными вопросами, решать глобальные задачи. Он не согласен радоваться обывательскому комфорту, сиюминутным удовольствием. Он хочет бессмертия. Но в окружающей действительности нет ничего бессмертного: вокруг мир одноразовых предметов. Чтобы отвлечь его — нужно сделать его примитивней, заставить его непрерывно смеяться. В этом ему помогут бесконечные юмористические телешоу.

Всемером ютимся на стуле,
Всем миром на нары-полати.

В России бедно и тесно. Наступает эпоха капитализма и рыночной конкуренции, когда люди станут естественными врагами, начнут борьбу за место под солнцем. Но в России ещё живы общинные инстинкты. Мы долго жили в общежитиях, наши предки спали в избах на общих полатях, слишком многим довелось спать на тюремных нарах. Этот инстинкт коллективизма, пережиток советских времён, противится инстинкту конкурентной борьбы.

Спи, дитя моё, люли-люли —
Некому берёзу заломати.

Завершающие строчки. Теперь адресатом песни неожиданно становится ребёнок. Сама песня становится колыбельной, сказкой на ночь. Автор милостиво разрешает слушателю уснуть, отрешиться от названных проблем. Для баюкаемых детей поют песни. Русские-народные песни. Значит, уже с детства ребёнок оказывается в поле русской культуры, и её противоречия, её вечные вопросы поджидают его на пороге зрелости.

Источник

Читайте также:  Гитара идет как ручная кладь
Оцените статью