Неоконченная пьеса для механического пианино
Художественный фильм
Авторы сценария — А. Адабашьян, Н. Михалков
Режиссер — Н. Михалков
Оператор — П. Лебешев
Мосфильм. 1976 г.
В судьбе первой юношеской пьесы Антона Павловича Чехова много загадочного. Утраченный титульный лист породил путаницу — долгое время она считалась «Пьесой без названия». В театральном обиходе драма более известна как «Платонов». В воспоминаниях младшего брата писателя пьеса упоминается под заглавием «Безотцовщина», под этим именем она и вошла в полное собрание сочинений писателя.
Драма была подготовлена автором к печати, но при жизни Чехова не публиковалась. Единственная попытка начинающего драматурга предложить пьесу для постановки в бенефис Марии Ермоловой окончилась неудачей — автор получил отказ. После разговора с актрисой Чехов уничтожает экземпляр драмы, разрывает в клочки. И, кажется, навсегда забывает о ее существовании, считая, видимо, пьесу не вполне удавшимся опытом, пробой пера.
«Безотцовщина» в самом деле не по-чеховски громоздка — без малого 180 страниц. Но в ней исток всей чеховской драматургии. Малая известность и относительное несовершенство «Безотцовщины» давали известную свободу Александру Адабашьяну и Никите Михалкову — авторам сценария фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино». Но свобода — это не своеволие, кинематографисты отнеслись к чеховскому тексту уважительно. Оттого не возникает ощущения потерь, хотя пьеса сильно сокращена, текст прорежен, бесследно исчезли несколько персонажей и финал изменен — в драме Софья выстрелом из пистолета убивала Платонова. «Отсебятина» сценаристов не режет ухо и столь удачно вплавлена в чеховский текст, что «уличить» Михалкова и Адабашьяна можно лишь при построчной сверке пьесы и сценария. Фильм вышел на экраны в 1976 году, и молодой режиссер Никита Михалков, снявший до «Неоконченной пьесы. » две полнометражные картины — приключенческую «Свой среди чужих, чужой среди своих» и элегантную ретро-мелодраму «Раба любви», — занял место в первом ряду советской режиссуры.
Успех Михалкова по праву разделили его талантливые соавторы, в ту пору нерасторжимая группа единомышленников: художник и сценарист Александр Адабашьян, оператор Павел Лебешев, художник; Александр Самулекин, композитор Эдуард Артемьев. И любимые актеры (о работе режиссера с актерами ходят легенды!), в новом качестве открытые Михалковым: Елена Соловей, Александр Калягин, Евгения Глушенко, Антонина Шуранова. Давно не снимавшийся Павел Кадочников, исполнивший в его фильме роль старика Трилецкого.
«Неоконченная пьеса. » стала выдающимся событием духовной жизни, любимейшим фильмом интеллигенции. «Эта картина — про нас» — лейтмотив практически всех критических статей о фильме. Одним узнавание было мучительно сладко, другим — мучительно больно, но все равно — мучительно. Вечный для российской интеллигенции круг проклятых вопросов — отсутствие настоящего дела и, как следствие, ощущение зря, в болтовне проживаемой жизни, несвершившаяся любовь, разочарование в прогрессивных идеях, душевная опустошенность — был очерчен режиссером. И как просты, безыскусны и истинны оказались его ответы.
Войницевка, имение генеральской вдовы Анны Петровны Войницевой, — место действия фильма. «Ноев ковчег», на котором в один прекрасный летний день собрались «типичные представители русского общества» конца прошлого столетия. Впрочем, скорее галерея всевременных психологических типов русских людей.
Явление первое. Чаепитие на пленэре. Анна Петровна (Антонина Шуранова), дама в «возрасте элегантности» с уже чуть заметными черточками увядания на породистом лице, играет в шахматы с доктором Трилецким (Никита Михалков). Он развлекает ее не вполне пристойными сплетнями о соседях, Анна Петровна плутует и не хочет отдавать проигранные деньги.
Чуть поодаль читает газету господин Петрин (Анатолий Ромашин), сосед и кредитор хозяйки имения. Подходят Серж Войницев (Юрий Богатырев), пасынок Анны Петровны, на вид здоровенный дядька с усами, а на самом деле плаксивый балбес, беспомощный барчук, и Семен Порфирьевич Глагольев (Николай Пастухов), безнадежный консерватор и воздыхатель хозяйки.
«Гости съезжались на дачу». Вскоре, с двумя перестарками-дочерьми и востроносеньким племянником Петечкой прибудет еще один сосед — громогласный, пузатый Павел Петрович Щербук (Олег Табаков).
Приветствия, чрезмерная, преувеличенная радость при встрече и уже вполне отчетливо звучащие фальшивые нотки. С некоторой нервностью все ожидают того человека, которого доктор видит в подзорную трубу: Михаила Васильевича Платонова (Александр Калягин), подходящего к дому под руку с некрасивой, полненькой женой Сашенькой (Евгения Глушенко).
Подзорная труба, вскоре попавшая в руки Платонова, окажется чудным инструментом: в нее Михаил Васильевич увидит молодую жену Сержа и узнает свою первую, истинную и незабытую любовь — Софью.
А Софья (Елена Соловей) его не узнает и при всех присутствующих расскажет о некоем Платонове, которого знавала она в юности, человеке такого недюжинного ума и дарования, что прочили его в «министры каких-то особенных дел». «Да узнай же его, Софья!» — кричат ей. А Платонов отвешивает иронический поклон: полюбуйтесь на законченного неудачника! Вот я какой прекрасный и ужасный! Всего-навсего школьный учитель. Обрюзгший и облысевший.
«Это вы? Вы школьный учитель?» — И ваза с цветами падает из Софьиных рук. Умная и проницательная Анна Петровна отчего-то совсем некстати разражается гневной тирадой по в общем-то ничтожнейшему поводу — обжорству Трилецкого. А Платонов несется по веранде в словесном канкане, разыгрывая только что сочиненный для Софьи водевиль, выворачиваясь наизнанку, ерничая, уничижаясь.
Вскоре придет черед удивляться Платонову — куда делась та прелестная, естественная, пахнущая речной водой девочка? Нынешняя Софья — воплощенная фальшь. Она не устает молоть прогрессивную чушь: об эмансипации женщин; о труде — отродясь не работая; о хлебе, добытом своими руками, с большим аппетитом поглощая ужин, оплаченный, как все в этом доме («И керосин на мои деньги»), господином Петриным.
Фильм Михалкова — непрерывное, чаще всего нервное и дисгармоничное движение. Зритель едва успевает следить за электрическими разрядами, то тут, то там вспыхивающими между героями. Камера Павла Лебешева переключается с одного крупного плана на другой. Лукавые уста говорят одно, пластика — другое, а пересекающиеся взгляды поведают о самом сокровенном.
Каждый из героев говорит о своем, не слушая собеседника. Платонов — о России, Трилецкий — о беспросветной скуке жизни уездного врача.
Петрин читает вслух газету, а Серж делает открытие: прогрессивные идеи лучше распространяются в маленьких странах — от одного к другому, от одного к другому. Щербук трубным рыком начинает с обличения «чумазых», «кухаркиных детей», а заканчивает идиотским «звукоподражанием брачному крику марала».
Все это взвинченное «многоговорение» сравнивается с механическим пианино, обращенным в горький символ. Хозяйка заготовила для гостей сюрприз, который отчего-то никого не развеселил, — инструмент, сам по себе играющий несколько мелодий до тех пор, пока не кончится завод.
Все перепутано в любовных отношениях персонажей фильма. Сашенька боготворит мрка: «Я так счастлива за тобой, Мишенька!» Анна Петровна, на которой хоть завтра готов жениться Глагольев, надеется вернуть прошлогодний роман с Платоновым, заведенный им со скуки и смертельно ему надоевший. Сам Михаил Васильевич влюблен в юношеское воспоминание о Софье, но оно несовместимо с Софьей нынешней: «Не то, Софья, не то. » Серж без ума от Вольтера и молодой жены: «Господи, как я счастлив! Вольтер, ты и маман — больше ничего не надо в жизни!»
Бесконечное движение по кругу, игра в фанты с завязанными глазами продолжается.
Любое действие, даже самое пустячное, обречено на неудачу. Лакей целый день вылавливает затонувший в пруду плетеный стул, а тот, как хитрая рыбешка, выскальзывает из рук, плюхаясь обратно в воду.
Серьезные намерения обращаются в фарс Серж, заставший Софью в объятиях Платонова, пытается стянуть с пальца обручальное кольцо, а оно, как на грех, не снимается. Хочет немедленно уехать — карету мне, карету! Экипаж подан, да лошадей не нашлось. Незапряженная карета с уныло торчащими оглоблями — монументом тотальному, бездействию — останется стоять посреди двора.
Отчаянная попытка Платонова утопиться окончится ничем: воды в том месте под обрывом- птичке по колено.
Встреча с Софьей, со своим прошлым, оказывается для Платонова зеркалом, но не тем, к которому мы подходим прихорашиваться, принимая подобающее, наиболее выгодное нам выражение лица, — а тем нежданным, притаившимся в укромном уголке стеклышком, застигающим врасплох и сражающим беспощадно правдивым отражением: господи! Неужели это я?!
Для Платонова наступает момент прозрения — полное осознание вконец заболтанной, заспанной жизни, в которой до сих пор ничего не сделано, все откладывалось на потом. «Черны мои черновики, чисты беловики». Неумолимо двигались стрелки часов. Увязая постепенно в будничной повседневности, обрастала жирком рвущаяся на волю душа, погружался в спячку недюжинный ум, и будущий министр, «бросивший утниверситет», стал обыкновенным че-ло-ве-ком. Мысль, которую все эти годы гнал от себя Платонов, обретает знобящую ясность утверждения: «Пропала жизнь!»
И он промчится по коридору, сотрясая сонный дом криком, распахивая двери комнат как двери в непрожитую, мимо прошедшую жизнь. Ненавидя себя, изольет желчь на всех попавшихся под горячую руку. Гадкие слова Глаголье-ву, оскорбления — надоела до чертиков! — жене.
Накал страстей был бы невыносим, если бы в фильме не присутствовали помимо гостей и хозяев Войниыевки три равноправных, но молчаливых героя. Старый барский дом, где одно за другим разбиваются сердца, одушевленная природа и мальчик Петечка.
Дом — доживающее свой век, ветшающее, заложенное-перезаложенное дворянское гнездо. Неприметно, но упорно обживает его кресла господин Петрин. Дом — живой в кряхтении своих половиц, настежь распахнутых окнах и вдруг не желающих открываться перед Платоновым дверях. Дом — хранитель тайн. Где-то в глубине, между пересечением лестниц, у него есть потайное местечко, исповедальная келейка, где произойдет объяснение Софьи и Платонова, где нежданно откроются жалкие секреты щербуковских старых дев. А чуть в стороне — шкапчик с заветным графинчиком, к которому в минуту душевной смуты прикладываются Платонов и даже элегантная Анна Петровна — враз постаревшая, с отчаянной решимостью отряхивающая потрепанное боа перед последним сражением за Платонова и уходящую молодость.
Напряженность нервических токов фильма слабеет, сходит на нет, трепетно-нежной становится тональность изображения, когда в кадре появляются ребенок и природа «Все в ней — гармония, все — диво», и не слышны еще в усадьбе топоры петринских дровосеков. Природа достойна, улыбчива и неравнодушна: то засыплет окна дома сплошными гроздьями дождевых капель, стеной ливня отгородившись от людей, без конца выясняющих свои запутанные в сто клубков со ста узелками отношения; то приласкает спящего мальчика солнечным зайчиком, который запутается в цепочке нательного крестика и вдруг брызнет золотым лучиком надежды.
«Героиней романа» окажется не умная и хваткая Анна Петровна, не изломавшаяся «прогрессистка» Софья, а простодушная, кажущаяся глупенькой клушей, «душечка» Сашенька. Она, не раздумывая, бросится за решившимся на роковой шаг мужем и скажет ему, жалкому, измученному, мокрому, такие простые и такие истинные слова: «. И мы снова будем счастливы. и будем жить долго. и нам повезет, и мы увидим жизнь новую, светлую, чистую. Только надо любить, любить, Мишенька! Пока будем любить, будем жить долго и счастливо. «
Естественность божьего мира, не загаженной человеком природы, чистота ребенка, бесхитростная, преданная любовь — ценности, записанные в охранной грамоте авторов фильма. Слишком просто и слишком сложно.
Неужто нужно дойти до края, до чуть было не свершившейся трагедии, чтобы, наконец объединившись, всем вместе под великую музыку Доницетти броситься вслед за Платоновым и радостно обниматься, и говорить друг другу хорошие, добрые слова.
Красный шар солнца встает за спинами, белый туман окутывает все отдаляющиеся фигуры. Рама растворенного окна становится рамкой старинной фотографии с потускневшим от времени, зернистым изображением давно ушедших, но возрождающихся в каждом новом поколении русских людей. С их вечно живыми страстями, тоской по настоящему делу, томлением мятежного духа и неизбывным вопросом: «Пропала жизнь?»
Источник
Неоконченная пьеса для механического пианино
История кино >>
Сначала кажется, что этот фильм настолько своеобразен, сложен и прихотлив, что потребует от зрителей определенных усилий. Во всяком случае, он не для тех, кто хочет только развлечься. Он требует со размышления. Работа эта не всегда легкая, но всегда интересная. И кто, собственно, сказал, что искусство, даже из зрительного зала, должно быть легкой работой? Поставленный по ранним произведениям Чехова режиссером Никитой Михалковым по сценарию, написанному им совместно с Александром Адабашьяном, он вводит зрителя в щемяще грустный, нелепый, смешной и трагический мир, в быт когда-то роскошной, а сейчас явно дряхлеющей дворянской усадьбы, где произносят возвышенные речи, философствуют, страдают, скучно развлекаются и ничего не делают.
. Здесь клумбы давно заросли травой, лакеи распущенны и грубят, на всем — печать запустения. Но это никого не тревожит. Хозяйка имения, Анна Петровна Войницева, живет в долг и кокетничает с кредиторами. Трилецкий танцует под зонтиком, разглядывает мир в подзорную трубу, путает Сергея Войницева идиотской усатой маской и скучно препирается с Анной Петровной из-за проигранной десятки. На веранде в кресле спит старик. Иногда он просыпается и уверяет всех, что «бодрствует». Дочери мучительно неловко за отпа, все это
понимают и делают вид, что ничего не видят. А в коридоре стоит огромный буфет — дорогой, «многоуважаемый»,— но к нему не обращаются с трогательными словами, а регулярно наведываются, чтобы приложиться к рюмке. Вечереет, все ждут обещанного Войницевой сюрприза. Приедет еще один гость, помещик Щербук, и начнет безобразно орать, призывая бороться с нашествием «чумазых», а потом изобразит брачный крик марала на лесной поляне. Смешно? И страшно. Играют в фанты, гадают, придумывают глупейшие задания: объехать вокруг дома на свинье, для чего пошлют лакея в ночь в деревню за животным, а подавать ужин будет некому.
Фильм пронизан какой-то странной иронией, иронией отчаяния, чуть подкрашенной горечью и цинизмом, помогающим жить над пустотой. Во всем этом калейдоскопе невеселого веселья долгожданный сюрприз выглядит как некая концентрация абсурда этой бессмысленной жизни: на площадке у дома стоит одинокое пианино и играет само собой, без помощи человека.
А потом Платонов с обезоруживающей искренностью расскажет сказку о любви и предательстве, о том, как некий студент все ждал свою возлюбленную, а она не возвращалась. И девочка из сказки — Софья, теперь жена Войницева — захочет воскресить прошлое, уехать с Платоновым и начать новую, чистую жизнь.
Все в этом фильме разрешается неожиданно и парадоксально: Платонов, в отчаянии от собственного ничтожества, пытаясь покончить жизнь самоубийством, прыгает в реву — ои думает, там глубоко, он всерьез хочет умереть — а воды по щиколотку. Сосед Войницевых, помещик Глагольев, намерен избить Платонова — тот отнял у него надежду на любовь Анны Петровны,— но драка как-то сама собой рассасывается. И, напевая что-то вроде «сердце красавиц склонно к измене», пританцовывая, Платонов удаляется, а Глагольев с рогатиной в руке беспомощно и растерянно смотрит ему вслед. Собирается навсегда покинуть Войницеву обманутый муж, Сергей Павлович, требует подать лошадей, тащит баулы, ищет шляпу, все суетятся, бегают,— а потом коляска без лошадей будет стоять всеми забытая у сарая. Этот кадр — почти ожидаемая точка или многоточие в сбивчивой лексике повести о бессмыслице и отчаянии. Стилистика ленты тревожна, абсурдность суетливо-бездеятельной жизни во многом определяет ре интонацию. В ней горечь неожиданных надрывных исповедей, печаль и безнадежная надежда на спасительную силу любви. Так постепенно, к финалу открывается цель фильма: исследование бессилия души, неспособности к реальному действию чеховских персонажей. В характерах Платонова, Треленкого и других Чехов разглядел черты тех опустошенных и мучающихся своей пустотой героев, которых спустя десятилетия будут серьезно анализировать западная литература и кинематограф. Чеховский Платонов, как его сыграл артист А. Калягин,— в известной мере предтеча нынешнего «антигероя».
По сути, атмосфере, настроению своему — это чеховский фильм, но Чехов здесь трезвый, грустный, неутешительный, не ранний Антоша Чехонте, но Чехов времен «Трех сестер» и «Вишневого сада». Такого Чехова в нашем кино еще не было.
. Когда будете смотреть этот фильм, доверьтесь ему. Не сопротивляйтесь его свободному, непривычному, прихотливому течению. Он сам все поставит на свои места, отметет второстепенное и уверенно приведет к своему щемяще-грустному, трагикомическому, парадоксальному финалу.
Источник