Ноты аккордеон крутится вертится

КРУТИТСЯ-ВЕРТИТСЯ ШАР ГОЛУБОЙ

Крутится-вертится шар голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится, хочет упасть –
Кавалер барышню хочет украсть.

Где эта улица, где этот дом?
Где эта барышня, что я влюблен?
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблен!

Говорите мне о любви: Песенник. Песни и романсы. Для голоса и гитары (фортепиано, синтезатора). СПб.: Композитор, 2005.

Вариант этой песенки Александр Грин будто бы слышал на Черном море от матросов в 1896 г. — но это, с большой долей вероятности, анахронизм. Не позднее 1903 г. она фиксируется в печати. Достоверно известно, что в начале 1910-х гг. песенка пелась на ту же мелодию, что и сейчас. Особо была популярна на русско-еврейско-польском пограничье. Ее версии, считающиеся народными, есть на русском, идише и польском. Куплет про шар характерен только для русской, мелодия в национальных вариантах немного отличается.

Ноты «Крутится вертится» в рукописном собрании нот неустановленного смоленского капельмейстера, составленном накануне Первой мировой войны (май 1913 г. — июль 1914 г.):

По меньшей мере, с 1990-х гг. идет дискуссия, был ли в песне изначально шар или шарф. Во втором случае предполагается, что героиня из окна или с балкона бросает герою газовый шарф. В первом случае, видимо, идет речь о воздушном шарике: в середине XIX в. в России были в ходу бумажные воздушные шарики, нагреваемые огнем, а во 2-й п. XIX в. — шарики из разноцветной резины, надутые легким газом. Когда газ просачивался через оболочку, шары падали. Одна из попыток побега П.И. Кропоткина в 1876 г. из Петропавловской крепости сорвалась из-за того, что сигналом служил красный воздушный шар, но в тот день в продаже были лишь белые и синие:

На самом же деле оказалось, что это был сущий вздор. По какой-то странной случайности наши не могли найти красного воздушного шара ни в гостином дворе, ни в одной из игрушечных лавок, которые обегали за это утро. Всюду оказывались только шары белые и синие, которых наши брать не хотели, и совершенно справедливо, потому что при сигналах не следует ни в каком случае допускать изменений, хотя бы и самых ничтожных. Они побежали второпях в гуттаперчевый магазин, купили красный резиновый пузырь и наполнили его газом собственного приготовления. Но сделанный таким образом воздушный шар оказался до такой степени скверным, что, когда часовой выпустил шнурок, шар, вместо того чтобы взвиться к облакам, поднялся всего на несколько аршин и упал на землю, не достигнув королька госпитальной стены. Часовой в бешенстве схватил шар и попробовал бросить его вверх прямо рукою. Но это удалось ему еще менее. (Воспоминание Кропоткина, приведенное в мемуарах С.М. Степняка-Кравчинского «Подпольная Россия» (1883-1893). Цит. по: Степняк-Кравчинский С. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. Россия под властью царей. Подпольная Россия. Коммент. Н.М. Пирумовой, М.И. Перпер. М.: Худож. лит., 1987).

Дореволюционных версий с шарфом пока не зафиксировано. Скорее всего, в песне всегда был «шар». Если все же первоначально был «шарф», то смена его на «шар» фонетически понятна. Глухой [ф] редуцировался между сонорным [р] и звонким [г]: попробуйте быстро несколько раз произнести «шарф голубой» и убедитесь, что [ф] пропадает.

Далее — о фиксациях песни. В «Автобиографической повести» Александра Грина «Крутится, вертится. » упоминается как одна из песен, услышанных 16-летним героем летом 1896 г. от матросов, когда он в Одессе устроился учеником на пароход «Платон», идущий в Севастополь:

Понемногу я познакомился с интересами и рассказами матросов. Они, то есть интересы, сосредоточивались на доступных женщинах, пересудах о начальстве, на выпивке, портовых сплетнях.

Некоторые песенки я запомнил; например, первую строку модной тогда:

Крутится, вертится
Шар голубой.
Крутится, вертится
Над головой.
Крутится, вертится,
Хочет упасть,
На барышни на голову
Хочет попасть.

Потом такая песня:

Вот вхожу я в Дюковку,
Сяду я за стол;
Скидываю шапку,
Кидаю под стол;
И в тебе я спрашиваю:
И что ты будешь пить?
А она мне отвечает:
Галава болыть!
Я ж в тебе не спрашиваю,
Що в тебе балыть,
А я в тебе спрашиваю:
Що ты будешь пить?
Альбо же пиво, альбо ж вино,
Альбо же «Фиалку», альбо нычево!

В прошлом году итальянский пароход «Колумбия» столкнулся с пароходом «Владимир» Р.О.П. и Т. «Колумбия» потопила «Владимир» и ушла, не приняв на борт гибнущих. Погибло триста человек.

Долго еще в Одессе пели:

Та-а-ра-ра-бумбия!
«Владимир» и «Колумбия» — а-а!
«Владимир» погибает,
«Колумбия» ти-к-а-а-ет!

Я помню начало такой песни:

Адес, Адес! страна родная!

(Глава «Одесса», впервые опубликована в журнале «Звезда», 1931, №3; цит. по изд.: Грин А. Джесси и Моргиана. Л.: Лениздат, 1966, с. 54-55). Из этого воспоминания следует, что в Вятке, откуда приехал герой, песня еще была неизвестна; более того, три другие процитированные песни — тематически чисто одесские.

В очерках Григория Белорецкого «В сумасшедшем доме», опубликованных в журнале «Русское богатство» №3 за 1903 г. песню поет пациент сумасшедшего дома губернского центра (вероятно, на Урале), когда к нему в палату заходят врач и студент-медик Иванов из Петербурга (автобиографический герой Белорецкого). Студент работает в сельских клиниках на фельдшерской должности. Белорецкий окончил петербургскую Военно-медицинскую академию в 1901 г., т.е описываемые события происходят на грани XIX и XX вв., и уж точно не позднее 1902 г.

Больной, улыбаясь, протянул руку и почти шепотом проговорил:

— А я новый романс испек. Большой успех. Из Парижа пять поздравительных телеграмм. Для вас и нового гостя могу исполнить.

Он вырвал руку, вскочил и запел:

— Кружится, вертится
Шар голубой,
Кружится, вертится
Над головой.

Он посмотрел на нас торжествующе и опять крикнул на все отделение:

— Кружится, вертится,
Хочет упасть.
Кавалер барышню
Хочет украсть.

— Тим-пом-пом. тим-пом. Великолепно, не правда ли? Роскошь, роскошь. Из Нью-Йорка депутация была, — предлагали миллион за согласие напечатать портрет в ихней газете.

В ранних рассказах Грина о солдатской службе песня фигурирует как солдатская. В рассказе «Слон и Моська», написанном осенью 1906 г. в Петербурге, «Крутится, вертится шар голубой» названа «бессмысленной, трактирно-солдатской», поет ее рота в мирное время на марше:

Началось бесконечное ротное ученье — с маршировками, с беглым шагом, поворотами и построениями, в течение которого ни на минуту не смолкал голос, бранчливый и визгливый, толстяка. Глаза его моментально обегали роту и вспыхивали, когда он замечал оплошность или ошибку.

Через два часа солдаты, разбитые и усталые, шли к палаткам. В воздухе неслась бессмысленная, трактирно-солдатская песня:

Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть.

В другом рассказе «История одного убийства» (1909) песню напевает ефрейтор Цапля:

В красноватом мигающем свете фигуры солдат и самые лица их казались деревянными, грубо раскрашенными манекенами. В бревенчатых стенах шуршали тараканы, изредка срываясь и падая; в углу, у кирпичной облупленной печи, блестели металлические части винтовок. Цапля, в глубине души чрезвычайно довольный несчастьем разводящего, стоял, заложив руки в карманы. Губы его, сложенные сердечком, насвистывали песню: «Крутится, вертится шар голубой. » Затем он поймал на стене таракана и оборвал ему усы. Таракан вырывался, но Цапля понес его к лампе, бросил в стекло и долго, ухмыляясь, смотрел, как коробится и трепещет от боли поджаренное насекомое.

Основой для рассказов была служба Грина в 1902 г. солдатом 213-го Оровайского резервного пехотного батальона, расквартированном в Пензе. Если исполнение в батальоне этой песни — не выдумка Грина, как и исполнение ее черноморскими моряками в 1896 г., то не исключено, что сам Грин и принес «Крутится, вертится» в батальон.

В современных книжных и аудио-сборниках иногда публикуется «шар», иногда — «шарф». В популярную студенческую песню «Глобус», написанную в конце 1930-х в МГУ, вошел «шар»:

Я не знаю, где встретиться
Нам придется с тобой.
Глобус крутится, вертится,
Словно шар голубой.

Композитор, филолог и искусствовед Наум Шафер в предисловии к пластинке «Кирпичики» (Кирпичики. Антология городской русской песни за 100 лет (1850-е — 1950-е). Грампластинка. Составление и музыкально-литературная редакция Н. Шафера. Фирма АРТИ, Алма-атинская студия грамзаписи, 1995 г.) пишет, что песня известна с середины XIX в.:

«Наверное, многие слушатели удивятся, узнав, что песня «Крутится, вертится» была сочинена ещё в середине XIX века и что её хорошо знал М.И. Глинка. До наших дней дошли лишь два куплета — и то благодаря Борису Чиркову, который спел их в знаменитой кинотрилогии о Максиме. Между тем песня была значительно длиннее, и фигурировал в ней не «шар», а «шарф голубой», что более соответствует логике сюжета и стандартным вкусам тех времен (тогда был в моде романс Н.А. Титова «Шарф голубой»)».

Шафер указывает, что автором песни был Ф. Садовский. Тут у Шафера, видимо, просто недоразумение, так как Ф. Садовский, аранжировщик цыганских романсов, творил в начале XX в., а не во времена М.И. Глинки, но ему действительно принадлежит, судя по нотным изданиям, близкая к «Крутится-вертится» мелодия песен «Ухарь-купец» и «Эх! Распошел».

Песня в таком поэтическом размере (но вряд ли с такой мелодией) теоретически могла быть написана в середине XIX в. — четырехстопный цезурированный дактиль с парной мужской рифмой, имитирующий один из традиционных русский плясовых размеров, как раз тогда вошел в обиход русской поэзии. В частности, Иван Никтитин сложил им стихотворение «Ехал из ярмарки ухарь-купец» (1858). Однако популярной песней «Ухарь-купец» стал в «цыганской» музыкальной редакции 1900-х гг.: в 1905 г. ее ноты выпустил петербургский издатель Леопас как «цыганскую песню» в аранжирке Ф. Садовского, а в 1906 г. — московский издатель Гутхейль как «русскую народную песню» в переложении Якова Пригожего, самого плодовитого аранжировщика цыганских романсов.

Фактически тот же мотив у «цыганской» «Эх! Распошел», изданной Леопасом, опять же с указанием аранжировщика Ф. Садовского, в 1904 г., а в 1905 г. записанной на пластинку Варей Паниной. То есть, песни этого размера были модными в 1900-1910-е гг., и не исключено, что современная мелодия «Крутится вертится» восходит к «Эх! Распошел» и «Ухарь-купец» (и тогда вряд ли Грин мог ее слышать в 1896 г.). Во 2-й половине XX в. этот размер из цыганского романса спустился в сатиру — был использован в «садистских» стишках («Маленький мальчик нашел пулемет» и т.д.). Ноты обоих упомянутых «Ухарей-купцов» и «Эх! Распошел» доступны, в частности, в Государственной российской библиотеке (ее каталог находится в online доступе).

Сатирик Дон Аминадо (Аминад Шполянский) завершил песней «Крутится, вертится» ностальгический фельетон «Мишка, крути назад» (еженедельник «Иллюстрированная Россия», Париж, 1 янв. 1933; перепечатан в «Новом литературном обозрении», 1995, №12), отождествляя ее со временем накануне Первой мировой войны (1918 год он иллюстрировал «Яблочком»):

Где эта улица,
Где этот дом,
Где эта барышня,
Что я влюблен.
Вот эта улица,
Вот этот дом,
Вот эта барышня
Что я влюблен.

Таким образом, судя по имеющимся свидетельствам, песня была шлягером кануна Первой мировой войны. Ее вторичному всплеску популярности способствовал фильм «Юность Максима» (1934), где прозвучали два канонических куплета. Время действия фильма — 1910 г. Для роли Максима нужна была песня, и Борис Чирков спел наобум фрагмент песенки, которую когда-то напевал его отец.

Вот длинный вариант «Крутится-вертится», представленный на пластинке «Кирпичики» в исполнении барда Андрея Корчевского, без указания источника. Однако куплеты 2, 3 и 4 — это самостоятельное произведение, вставка, они не связаны логически с остальными и сложены близким, но другим размером, амфибрахием (добавлен начальный безударный слог). Их можно петь на ту же мелодию, но исключено, что в таком виде песня появилась изначально.

Крутится, вертится

Крутится-вертится шарф голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится, хочет упасть –
Кавалер барышню хочет украсть!

Где эта улица, где этот дом?
Где эта девица, что я влюблен?
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта девица, что я влюблен!

На все я готов, я во власти твоей,
Умру от тоски, коль не будешь моей!
Любил я, люблю, вечно буду любить.
Зачем же меня понапрасну томить?

В саду под скамейкой записку нашел:
«Свиданье в двенадцать»! Я в десять пришел.
Минуты за годы казалися мне,
Вдруг шорох раздался в ночной тишине.

Я ночи пройденной забыть не могу,
С тех пор еженощно встречались в саду.
И в вечной любви мы клялися вдвоем,
Луна и скамейка свидетели в том.

На польском песенка «Gdzie jest ta ulica» («Где это улица») из восьми половинных строк (точный аналог второго куплета «Крутится, вертится») используется как припев любовной песни «Szła dzieweczka» (в прошлом — охотничьей, сейчас — застольной, там же см. ноты):

Gdzie jest ta ulica,
gdzie jes ten dom,
gdzie jest ta dziewczyna
со kocham ją?
Znalazłem ulicę,
znalazłem dom,
znalazłem dziewczynę,
со kocham ją.

Припев этот появился в польской песенке предположительно в XX в., причем сначала его пели на «ла-ла-ла», а потом добавились слова. В польской версии для соблюдения музыкального ритма в пяти заключительных строках необходимо отклонение от норм естественного ударения, т.е. это скорее подтекстовка, и песня была заимствована у иноязычных соседей. На русском тоже известны песни, в которых «Крутится-вертится» — лишь припев.

На идише песня называется «Vu Is Dos Gesele» («Где эта улочка?»).

Vu iz dos gesele, vu iz di shtib?
Vu iz dos meydele, vemen kh’hob lib?
Ot iz dos gesele, ot iz di shtib,
Ot iz dos meydele, vemen kh’hob lib.

В отличие от русской и польской, она печальная — в ней есть финальный куплет со словами «Нет больше той улицы, нет больше того дома, нет больше той девушки, которую я любил». Текст этот выглядит наиболее архаичным по сравнению с русским и польским. Стих более вольный (ниже в примере в третьем куплете — не силлабо-тоника с точной последовательностью безударных и ударных слогов, а тоника с произвольным числом безударных слогов между ударными). Но из этих фактов сама по себе не следует первичность ни русской ни еврейской версии.

Итог: куплет «Где эта улица» — бродячий, в еврейской ашкеназской культуре он часть баллады, в русской и польской — часть фривольной любовной песенки. Когда бы ни возник этот куплет и три национальные версии песни, их мелодии не позднее 1910-х гг. унифицировались, и не исключено, что под влиянием фонограмм и нот русского «цыганского» романса.

Ниже для примера по одному варианту песенки на идише и английском с форума сайта «The MudCat Café».

Vu Is Dos Gesele

Vu iz dos gesele, vu iz di shtib (shtub)?
Vu iz dos meydele, vemen kh’hob lib?
Ot iz dos gesele, ot iz di shtib,
Ot iz dos meydele, vemen kh’hob lib.

Vu iz dos taykhele, vu iz di mil?
Vu iz dos derfele, vu iz di shil?
Ot iz dos taykhele, ot iz di mil,
Ot iz dos derfele, ot iz di shil.

Arayn in di shtiber, mayn veytog iz groys,
Alts iz geblibn a kholem nor bloyz,
Nishto mer dos gesele, nishto mer di shtib,
Nishto mer dos meydele vemen kh’hob lib.

From: Joe Offer, 01 Oct 2004

Построчный английский перевод:

Where is the small lane, where is the chamber?
Where is the girl I love?
There is .

Where is the small pond, where is the mill?
Where is the small village, where is the school?
There is .

In the chambers my pain is great
All that has remained only a dream now
No more the small lane .

The small lane: In former times the Jews were restricted to a limited area in villages and towns, mostly a narrow lane. In my hometown we still have a Jews’ lane which is a little bit broader and longer than usual. In cities like Frankfurt and similar metropoles of commerce one could find a Jewish quarter in former times.
Stub is any room in a house. Yiddish pronounciation is shtib, cancel shtub — it doesn’t rhyme.
The school is the synagogue in Yiddish.

The use of the Slavic words ot (there) and nishto (nothing) proves that the song originated in Eastern Europe.

From: Wilfried Schaum, 06 Oct 2004

Where is the little street?
(Malvina Reynolds, © 1959 Schroder Music Co.)

There is a bird flies around in the sky
Wheeling and turning to try and espy
The smoke from the chimney, the windows that shine
In the house of the girl who is mine.

CHORUS
Where is the little street, where is the door,
Where is the house that my heart’s longing for?
Where is the little street, where is the door,
Where is the girl that I love?

Just like that bird I have wandered around,
Hoping that somewhere that house could be found,
That little house, on that little street
Where she’s waiting, my darling, my sweet

From: Joe Offer, 06 Nov 200 1

Конец XIX — начало XX века — время расцвета и широкого распространения в России жанра бытовой песни рабочих окраин, простой по словам и напеву, очень мелодичной. Такие песни охотно включали в свой репертуар, записывали на грампластинки и исполняли на концертной эстраде популярные певцы и певицы. Их подхватывал и распевал на отдыхе и в застолье рабочий и крестьянский люд. Многие из них дошли и до наших дней. Меня давно занимает история одной из таких песен — про «шар голубой». Это, пожалуй, тот самый случай, когда вопросов, связанных со временем и историей её происхождения, больше, чем ответов на них.

Песня эта полюбилась и запомнилась многим после того, как замечательный актёр театра и кино Борис Петрович Чирков спел её в первом фильме кинотрилогии о питерском рабочем пареньке с Выборгской стороны по имени Максим. Фильм этот так и назывался «Юность Максима».

Мне посчастливилось не однажды встречаться с Борисом Петровичем и даже рассказывать вместе с ним в передаче «Песня далёкая и близкая» и на звуковой странице журнала «Кругозор» об историях песен, которые пели сыгранные им герои в кинофильмах «Антоша Рыбкин», «Иван Никулин — русский матрос». А вот про историю «Шара голубого» я расспросить его не успел. И потому сошлюсь для начала на его воспоминания по этому поводу из автобиографической книги «…Азорские острова», которую он подарил мне во время последней нашей встречи.

Почему Азорские? Да от стихов Маяковского, которые Чирков взял эпиграфом к своей книге:

Я родился,
рос,
кормили соскою,
жил,
работал,
стал староват…
Вот и жизнь пройдёт,
как прошли Азорские
острова.

Рассказывая о работе над этой первой своей большой ролью в кино, о мучительных поисках того, как полнее и глубже раскрыть характер своего героя, Борис Петрович вспоминал в этой книге: «Пришёл день, когда мы поняли, что обделили Максима — не дали ему песню. Были у него лиричность, жизнелюбие, юмор, а песни не хватало. Песни, которая помогла бы ему жить, в которой выливалось бы его настроение, в которой задумывался бы он над своей судьбою. У Максима должна была быть песня или песни не для слушателей, а для самого себя, в которых отражалось бы его отношение к жизни.

Мы поняли, что без песни образ Максима недостаточно ясно обрисован, он был суше и сдержаннее, чем хотелось бы нам. Он был серьёзнее, чем нужно было для картины. Мы испугались, как бы не стал он походить на назойливого пропагандиста, вместо того чтобы быть человеком, который убеждает людей примером собственной биографии. Мы подумали, что с песней в Максиме яснее прозвучит его русская натура, её широта, открытость, обаяние.

— Этим надо заняться сейчас же! — сказали режиссёры Григорий Козинцев и Леонид Трауберг.

И тут же начались поиски подходящей песни для Максима. Где мы её искали? И в своей памяти, и в памяти родных и друзей. В сборниках русских песен и романсов. В библиотеке Академии наук пересмотрели мы целый шкаф песенников. Яркие литографированные обложки лубочных изданий заманчиво предлагали нам сообщить тексты «самых популярных и любимых», старинных и современных образцов поэтического творчества. Но увы! Ни один из них не был по душе Максиму…

Вдруг как-то на репетиции появились среди нас незнакомые товарищи с большими чёрными футлярами в руках.

— Баянисты из пивных и ресторанов, — ответил ассистент режиссёра.

— Пусть поиграют свой репертуар. Может быть, у них найдём песню для Максима…

Нет, и у этих знатоков городского фольклора не отыскали мы её. А явилась она к нам сама, нечаянно.

Как-то на репетиции один из режиссёров сказал мне:

— Сейчас в этой сцене запойте хоть что-нибудь, что придёт на ум. Посмотрим, как этот эпизод пройдёт с песней…

Я безнадёжно пожал плечами, хотел что-то ответить, но тут ассистент режиссёра громко окликнул меня и моих партнёров:

— Смотрите, вот эта корзина для бумаги — это будет помойная яма во дворе вашего дома. Эти два стула — крыша сарая, на которую выскочит Максим. А Дёма и Андрей выйдут из этой маленькой комнаты — как будто бы придут с улицы.

— Начали! — скомандовал режиссёр.

Мои друзья вышли из указанной двери, я спрыгнул со стульев, мы сыграли сцену нашей встречи, потом положили руки на плечи друг другу и двинулись вдоль стены репетиционной комнаты, как бы по дороге на работу, на свой завод.

На первом же шагу Дёма пихнул меня кулаком в бок: «Запевай!» И от неожиданности я заголосил, даже сам как следует не понимая, слова какой-то песенки, слышанной мною не раз, но уже давным-давно позабытой.

— Как-как? — разом вскрикнули оба режиссёра. — Вы что, не можете погромче. И слова… Что там за слова такие.

— Ну, вы же сами сказали — пой, что в голову придёт… Случайно припомнилась эта… Отец когда-то напевал… Сейчас что-нибудь другое соображу.

— Не надо соображать другое! Зачем другое. Эту, эту давайте! Что же вы скрывали её? Именно эту и пел Максим! Как там у вас. Крутится, вертится… Что вертится-то? Шар или шарф.

Так и появилась у Максима песня, с которой не расставался он во всей трилогии, песня, по которой узнают и вспоминают его многие зрители:

Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.

Где эта улица, где этот дом?
Где эта барышня, что я влюблён?
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблён…»

В фильме прозвучали, насколько мне помнится, только эти два куплета.

Встречались мне, правда, романсы про «шарф голубой», но с этой песней нет у них ничего общего ни в словах, ни в мелодии. Разве что можно только предположить, что и в первоисточнике песни, спетой Чирковым, тоже пелось когда-то не про «шар», а про «шарф голубой», который развевался на ветру, «над головой» барышни, про которую в ней поётся.

Популярность этой песни накануне Великой Отечественной была такой огромной, что, когда война началась, в тылу и на фронте родилось немало её текстовых версий и переделок.

Пожалуй, самой первой из них оказалась та, которую спел опять-таки Борис Чирков в одной из новелл боевого киносборника «Победа за нами» № 1. Их выпуск в первые же месяцы войны наладили на киностудии «Мосфильм». Каждый из них составлялся из нескольких коротких игровых фильмов или маленьких рассказов, снимавшихся сразу несколькими коллективами, с соответствующей группой сценаристов и режиссёров.

Вступительный сюжет для первого киносборника решено было открыть кем-то из знакомых уже зрителям героев кино, завоевавших признание и доверие аудитории. Выбор пал на Максима — героя Чиркова, пользовавшегося в то время большой популярностью.

Последняя картина трилогии о Максиме — «Выборгская сторона», вышедшая на экраны страны в 1939 году, кончалась тем, что герой Чиркова, отправляясь на фронт Гражданской войны, обращался с прощальным приветом непосредственно к своим зрителям. Вот этот-то эпизод, живо перекликавшийся с обстоятельствами Великой Отечественной войны, и послужил началом нового обращения к своим соотечественникам их старого знакомого.

Именно этой сценой и открывался сборник: на экране появлялись последние кадры заключительной части трилогии — Максим, комиссар отряда красногвардейцев, смотрит в зрительный зал. Но вместо того, чтобы сказать «До свидания!» и уйти в затемнение, он произносит «Товарищи!», двигается вперёд, отделяется от экрана, спускается в зрительный зал, и реальный, живой герой кино проходит к своим зрителям и начинает говорить с ними, как со своими современниками, единомышленниками, с товарищами, с которыми теперь вместе пойдёт отстаивать своё Отечество от его врагов.

А завершался эпизод песней, которую Чирков спел на мотив песенки про «шар голубой», начинавшейся словами:

Десять винтовок на весь батальон,
В каждой винтовке — последний патрон.
В рваных шинелях, в дырявых лаптях
Били мы немца на разных путях…

Автором этого текстового варианта песни был поэт Василий Иванович Лебедев-Кумач.

Ещё большее распространение в годы Великой Отечественной получила текстовая версия на мотив «Шара голубого», принадлежащая перу ещё одного популярного поэта-песенника — Михаила Васильевича Исаковского, про то, как «лесом, полями, дорогой прямой парень идёт на побывку домой».

В письмах, полученных мною за долгие годы песенных поисков, встречались другие варианты текстов на мелодию этой песни, зацепившейся в народной памяти, и версии её происхождения.

Так, например, один из читателей рубрики «История песни» в «Вечёрке ПЛЮС» — еженедельном выпуске газеты «Вечерняя Москва», где я о ней рассказывал, прислал мне ксерокопию рецензии из журнала «PLAV!» № 8 за 2001 год на второй том сборника «Антология еврейской песни», которая начиналась с утверждения, что, «оказывается, незабвенная «Мурка» и любимая песня революционера Максима «Шар голубой» — не что иное, как еврейский национальный фольклор» (?!).

«Не всем еврейским песням была уготована столь хитовая судьба и общероссийская слава», — заключал безымянный автор рецензии своё сообщение об этом «открытии» еврейских фольклористов.

Что на это ответить?

Не знаю, как пресловутая «Мурка», но песня про шар или шарф голубой, думается мне, имеет явно российские мелодические и текстовые истоки и корни.

Подтвердила это предположение вдова Бориса Петровича Чиркова, Людмила Юрьевна, которой, как выяснилось, известен давно интересовавший меня первоисточник песенки, исполнявшейся её мужем в трилогии о Максиме, и даже напела мне его полный текст.

Вот каким он, оказывается, был:

В Москве проживала блондинка,
На Сретенке, в доме шестом,
Была хороша, как картинка,
И нежная очень притом.

Ах! Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть.
Кавалер барышню хочет украсть.

Таких прехорошеньких ручек
Не видел на свете никто.
Ходил к ней кудрявый поручик
В нарядном и светлом пальто.

Ах! Где эта улица, где этот дом?
Где эта барышня, что я влюблён?
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблён.

Но вскоре то счастье пропало
На самый ужасный манер.
Поручику стряпка сказала,
Что «стал к ней ходить анжанер».

Ах! Где эта улица? и т. д.

Поручик на скетинге-ринге
Увидел красотку в окне.
Он к ней подошёл и блондинке
Хватил кулаком по спине.

Ах! Где эта улица? и т. д.

Всегда так на свете бывает.
Окончился этот роман.
Мужчина от страсти пылает,
А женское сердце — обман.

Ах! Крутится, вертится шар голубой…

Судя по всему, песня эта была сложена где-то в конце ХIХ или в начале ХХ века каким-то московским уличным бардом. В пользу этого свидетельствуют некоторые детали её содержания, включая упоминание о скетинге-ринге, как, по словам Людмилы Юрьевны, называли в ту далёкую пору малые теннисные корты.

Нетрудно понять, почему Борис Петрович Чирков не стал приводить в своих воспоминаниях полный текст этой фривольной вальсовой песенки российских фабричных окраин. Да и режиссёрам картины Козинцеву и Траубергу приглянулся только её припев с прилипчивой, легко запоминающейся мелодией, от которого и пошла песня, полюбившаяся миллионам.

Мне остаётся только напомнить, что музыка к кинотрилогии о питерском рабочем пареньке с Выборгской стороны была написана композитором Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем. А он-то, как известно, знал в песне толк. И потому не ошибся, оставив эту песню в картине.

Скетинг-ринг — это не теннисный корт, а площадка для катания на роликовых коньках, которое было модно в начале XX в. Использовались скетинг-ринги не только по прямому назначению, но и как увеселительные заведения. В петербургском скетинг-ринге, сооруженном в 1910 г. на Марсовом поле, работал ресторан с отдельными кабинетами и торговлей до часу ночи. Горожане прозвали его «Дворец пьяноблудия» — по аналогии с Дворцом Правосудия, который намеревались построить на Марсовом поле, но так и не построили.

Другой рисунок мелодии:

1. Am
Крутится, вертится шар(ф) голубой,
Dm Am
Крутится, вертится над головой.
Dm Am F
Крутится, вертится, хочет упасть,
E₇ Am (A₇)***
Кавалер барышню хочет украсть.

2. Где эта улица, где этот дом?
Где эта барышня, что я влюблен?
Вот эта улица, вот этот дом.
Вот эта барышня, что я влюблен.

Две последние строки куплетов повторяются

* Песня использована в фильме «Юность Максима».

** Для желающих дается полностью басовая партия, а снизу, над текстом, аккорды без басов.

*** Аккорд A₇ в скобках при повторении не играется.

Павленко Б.М. «На Дерибасовской открылася пивная. »: Популярные дворовые песни с нотами и аккордами / Сост. Б.М. Павленко. Ростов н/Д: Феникс, 2008. (Любимые мелодии). C. 99.

1. Крутится-вертится шар голубой

Крутится-вертится шар(ф) голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится, хочет упасть –
Кавалер барышню хочет украсть.

Эх, подойду, украду, уведу
Барышню эту у всех на виду,
В жарких объятьях ее заключу,
К небу высокому с ней улечу.

Крутится-вертится шар(ф) голубой,
Крутится-вертится над головой.
Вот он сорвался, упал и лежит,
Барышню парень в объятьях кружит.

Две последние строки повторяются

Расшифровка фонограммы фолк-артели «Слобода». Аудиокассета: Фолк-артель «Слобода». Русский сувенир. Часть 2. Студия МОНОЛИТ, 2005.

Здесь по смыслу скорее шарф, хотя на обложке кассеты подписано «шар».

Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой.
Крутится, вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.

Где эта улица, где этот дом?
Где эта барышня, вся в голубом?
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, вся в голубом!

Русские песни: Песенник / Сост. Л. Шохин. М.: Советский композитор, 1963. С. 36.

3. Жила на свете блондинка

Жила на свете блондинка,
На Съеженской, в доме шестом.
Была хороша, как картинка,
И бойкая очень притом. Ах,

Таких прихорошеньких ручек
Не видел на свете никто.
Ходил к ней кудрявый поручик
В нарядном и светлом пальто. Ах,

Где эта улица, где этот дом?
Где эта барышня, что я влюблен?
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблен.

Но скоро их счастье пропало
На самый ужасный манер.
Поручику стряпка сказала,
Что стал к ней ходить анжинер.

Поручик на скединге-ринге
Увидел красотку в окне.
Он к ней подошел и блондинке
Хватил кулаком по спине.

Всегда так на свете бывает –
Окончился ихний роман.
Мужчины от страсти пылают,
А женское сердце – обман. Ах,

В нашу гавань заходили корабли. Вып. 2. М.: Стрекоза, 2000.

Здесь песенка используется как припев к иному сюжету.

Источник