Ноты люди последнего века

Ноты люди последнего века

Василина Гаськова запись закреплена

Тёма Тимов запись закреплена

Татьяна Терникова запись закреплена

Діма Журавель запись закреплена

нужны аккорды!
Вот и Осень наступает,снова листья опадают,
А на сердце стало так печально,
Я хочу забыть веселье дай мне сердцу утешенье
Радость в душу мне пошли.
Показать полностью.

Птицы знают край далекий южный
Я же знаю край святой и чудный
Где же эти крылья крылья веры,
Что поднимут ввысь меня над миром.

Все вокруг напомнит снова,жизни где моей основа,
Боже! Ты приблизь меня к себе,
Лишь с Тобою я счастливый, вдруг исчезнет вид унылый
В руки сам меня возьми.

Птицы знают край далекий южный,
Я же знаю край святой и чудный,
Где же эти крылья,крылья веры,
Что поднимут ввысь меня над миром
Птицы знают край далекий южный,
Я же знаю край святой и чудный,
Где же эти крылья,крылья веры,
Что поднимут ввысь меня над миром

Вот и Осень наступила, дай нам Боже Больше силы,
Чтоб на сердце не было печали,
И тогда придет веселье
В Боге наше утешенье,
Радость в Боге мы нашли.

Птицы знают край далекий южный,
Я же знаю край святой и чудный,
Где же эти крылья,крылья веры,
Что поднимут ввысь меня над миром.

Источник

masterok

Мастерок.жж.рф

Хочу все знать

Нотная грамота существовала не всегда. Сначала музыку пели и играли по памяти, и так она переходила от одного музыканта к другому. Но со временем произведение искажалось, и люди искали способ, как передать музыку такой, какой сочинил ее автор.

К 900 году н.э. придумали более удобный способ. Знаки стали писать на определенном расстоянии выше или ниже горизонтальной красной черты, которая означала по высоте звука ноту «фа». Такая запись показывала, где нужно петь высоко, а где — низко.

У разных народов были свои способы записи музыки. В Древней Греции нотами служили буквы, а в григорианской музыке сложилась особая система записи звуков – невма.

Невмы передавали только музыкальное направление произведения и точная высота звука не указывалась. Они обозначали число звуков в одном слоге и незначительное украшение мелодии, а все детали музыкального произведения исполнитель мог придумывать сам. Такой нотной грамотой записывали только вокальную музыку. Невмы напоминали точки, запятые и разные черточки, в беспорядке разбросанные по бумаге и певцы нередко путались из-за неразборчивости символов.

Вся эта путаница прекратилась в начале XI века. Итальянский монах, музыкант и учитель пения Гвидо Аретинский — Гвидо д’ Ареццо нарисовал линии, на которых разместились ноты.

Статуя Гвидо Аретинского во Флоренции неподалеку от галереи Уффици

Изобретатель современной системы нотной записи – бенедиктинский монах Гвидо Аретинский (Гвидо д’Ареццо) (990-1050). Ареццо – небольшой городок в Тоскане, неподалеку от Флоренции. В здешнем монастыре брат Гвидо обучал певчих исполнению церковных песнопений. Дело это было нелегким и долгим. Все знания и умения передавались устно в непосредственном общении. Певчие под руководством преподавателя и с его голоса последовательно разучивали каждый гимн и каждое песнопение католической мессы. Поэтому полный «курс обучения» занимал около 10 лет.

Гвидо Ареттинский начал отмечать звуки нотами (от латинского слова nota – знак). Ноты, заштрихованные квадратики, размещались на нотном стане, состоящем из четырех параллельных линий. Сейчас этих линий пять, и ноты изображают кружочками, но принцип, введенный Гвидо, остался без изменений. Более высокие ноты изображаются на более высокой линейке. Нот семь, они образуют октаву.

Каждой из семи нот октавы Гвидо дал название: ut, re, mi, fa, sol, la, si. Это – первые слоги гимна св. Иоанну. Каждая строка этого гимна поется на тон выше предыдущей.

Ut queant laxis,
Resonare fibris,
Mira gestorum,
Famuli tuorum,
Solve polluti,
Labii reatum,
Sancte Ioannes!

(В переводе с латинского:

Чтобы слуги твои

чудные деяния твои,

с наших опороченных уст,

Ноты следующей октавы называются так же, но поются более высоким или более низким голосом. При переходе от одной октавы к другой частота звука, обозначаемого одной и той же нотой, увеличивается или уменьшается вдвое. Например, музыкальные инструменты настраивают по ноте ля первой октавы. Этой ноте соответствует частота 440 Гц. Ноте ля следующей, второй, октавы будет соответствовать частота 880 Гц.

Об этой деятельности Гвидо свидетельствуют четыре трактата, дошедшие до нас: «Микролог», «Пролог к Антифонарию», «Правила в стихах» и «Послание о незнакомом пении».

Мемориальная доска в Ареццо на улице Рикасолли на доме, в котором родился Гвидо. На ней изображены квадратные ноты.

Названия всех нот, кроме первой, заканчиваются на гласный звук, их удобно петь. Слог ut – закрытый и пропеть его подобно прочим невозможно. Поэтому название первой ноты октавы, ut, в шестнадцатом веке заменили на do (скорее всего, от латинского слова Dominus – Господь). Этот переход традиционно приписывается итальянскому теоретику музыки Дж.Б. Дони в его труде (на французском языке) «Nouvelle introduction de musique» (1640). Последняя нота октавы, si – сокращение двух слов последней строки гимна, Sancte Ioannes. В англоязычных странах название ноты «си» заменили на «ти», чтобы не путать с буквой С, также используемой в нотной записи.

Изобретя ноты, Гвидо обучил певчих этой своеобразной азбуке, а также научил их петь по нотам. То есть тому, что в современных музыкальных школах называется сольфеджио. Теперь достаточно было записать нотами всю мессу, и певчие могли уже сами пропеть нужную мелодию. Отпала необходимость учить каждого каждой песне лично. Гвидо должен был только контролировать процесс. Время обучения певчих сократилось в пять раз. Вместо десяти лет – два года.

Гвидо также неточно приписывается изобретение, названное в честь него — гвидонова рука – механический способ облегчить чтение нот, обозначив их названия на суставах и конечностях пальцев.

Надо сказать, что монах Гвидо из Ареццо был не первым, кто придумал записывать музыку при помощи знаков. До него в Западной Европе уже существовала система невмов (от греческого слова «пневмо» – дыхание), значков, проставляемых над текстом псалмов, чтобы обозначить подъем или понижение тона песни. На Руси для той же цели употребляли собственную систему «крюков» или «знамен».

Квадратные ноты Гвидо Аретинского, размещаемые на четырех линиях нотного стана, оказались самой простой и удобной системой записи музыки. Благодаря ей нотная грамота распространилась по всему миру. Музыка покинула пределы церкви и ушла сперва во дворцы владык и вельмож, а потом в театры, концертные залы и на городские площади, став всеобщим достоянием.

Давайте вспомним еще какие нибудь истории создания чего либо: давайте вспомним, кто сделал Первый в мире пароход, а так же Когда что появилось в автомобиле. Ну и интереснейшая История знаков

Источник

Песни революционных народников. История. Ноты

140 лет назад, 13 марта 1881 года, в результате покушения представителей партии Народная воля был смертельно ранен император Александр II.

Песенное наследие революционных народников

Политическая ситуация в России после 1861 года

Император Всероссийский, Царь Польский и Великий князь Финляндский Александр II Николаевич (1818—1881) из династии Романовых. Фотография сделана между 1878 и 1881 годами

Деятельность народников падает на один из наиболее бурных этапов развития капитализма в России. Происходила интенсивная «перегруппировка» социальных сил внутри правящих классов. Одновременно нарастало брожение в среде крестьянства, эксплоатация которого достигла неимоверных размеров. Возможность крестьянской революции реально угрожала правящим классам. Александру II принадлежат известные слова: «Дадим крестьянам волю сверху, чтобы они не взяли ее сами снизу». Но деятели реформы никак не могут быть названы борцами за освобождение трудящихся от угнетения и эксплоатации. Они боролись лишь за перемену форм этой эксплоатации.

«Ни в одной стране в мире крестьянство не переживало и после „освобождения“ такого разорения, такой нищеты, таких унижений и такого надругательства, как в России» (Ленин). 1

В результате, в годы, непосредственно следовавшие за 1861 г., по всей России проносится волна крестьянских бунтов (правительственные вестники за один год насчитывали до 650 таких бунтов).

Новая, «разночинная» интеллигенция, в состав которой входили как представители низших социальных слоев (мещан, сельского духовенства, крестьянства), так и выходцы из рядов оскудевшего, так называемого «служилого» дворянства, и по положению и по общественным идеалам своим была чужда идеологии правящих классов. В связи с ростом идейной борьбы и классовых противоречий в среде ее также крепло революционное движение. Уже в 1861 г. распространяются печатные нелегальные прокламации революционного содержания. В октябре того же года проносится бурная волна студенческих беспорядков, перекинувшаяся с столичных университетов на провинциальные. Но конечно, об организованном революционном движении в 60-х годах говорить нельзя. В следующее десятилетие оно выливается в форму массового «хождения в народ». В Петербурге и Москве, в Киеве и Одессе — везде шла спешная подготовка, лихорадочные сборы в поход во имя народа и к народу. Однако идеологическая программа этих сборов и для самих участников была весьма неясной. «Революционное движение,— говорит его участник Н. А. Морозов, — было вызвано реальной невыносимостью жизни, под царившим тогда произволом. Под всеми кличками и именами мы боролись только с ним».

Весна 1874 г. была действительным праздником этого движения; скоро ему пришлось испытать тяжелые будни. Крестьянство не оправдало надежд народников — оно не встало на путь всенародного восстания и не обнаружило особой охоты к созданию коммун и товарищеских артелей. И оно продолжало молчать даже тогда, когда правительство стало сотнями бросать революционеров-народников в тюрьму, на каторгу, в ссылку. Правы были первые русские марксисты, устами Г. В. Плеханова провозгласившие: «Революционное движение может победить в России только как движение рабочего класса или вовсе не победит». Но все же неудавшийся опыт «хождения в народ» оказал известное влияние на пути дальнейшего развития революционного движения в России. И немалую роль в этом отношении сыграли политические процессы 1877 г.

Суды над революционерами бывали и прежде. Но процесс 50 народников, начатый 21 февраля 1877 г., был небывалым в России судом не только по числу подсудимых, но и потому, что ему пришлось столкнуться с вполне сознательными, смелыми революционерами из среды московских и питерских пролетариев, имевших в рядах своих таких выдающихся людей, как ткач Петр Алексеев, слесарь Малиновский и др. Вслед за этим судом последовал еще более грандиозный процесс 193 подсудимых. Находившийся уже при смерти Н. А. Некрасов прислал осужденным свой прощальный поэтический привет, начинавшийся словами: «Смолкли честные, доблестно павшие…»

Политическая тюремная лирика 1870-х годов

Нотный пример №1. Песня «Узник».

Речи некоторых подсудимых послужили материалом для ряда стихотворений. Так, С. Синегуб «переложил» на стихи блестящую обличительную речь о положении рабочего класса, произнесенную на суде Петром Алексеевым:

Барству да маклачеству
Неужли потворствовать?
Не хотелось молодцу
Кланяться, холопствовать;
Не взлюбило пылкое
Сердце непокорное
Путь-дорожку битую,
Путь-дорожку торную…

(Пелось на мотив песни: «Выйду ль я на реченьку»).

Широко распевалось и стихотворение «Узница» («Что мне она») Я. Полонского, навеянное образом осужденных на каторгу шестнадцати молодых девушек. Этот образ, отметим кстати, взволновал и И. С. Тургенева, написавшего под впечатлением судебных процессов стихотворение в прозе «Порог». Отныне утверждается тип своеобразной политической тюремной лирики. Революционные песни, связанные с народническим движением, — пишет старый большевик П. Н. Лепешинский, — имеют в целом характер тоскливых перепевов о чувствах и думах политического узника. По характеру своих напевов они примыкают к лирике городской бедноты, к мещанскому фольклору. Нас не должен удивлять этот факт, ибо пестрая масса народников-революционеров 60—70-х годов чаще всего пополнялась из совершенно определенной социальной среды — чиновничества (особенно провинциального), низшего офицерства, сельского духовенства, беднейшего дворянства.

Эта среда, естественно, определила собой и «слухове навыки» революционных разночинцев. Их художественные вкусы тяготели к произведениям типа «Песни старика» («Оседлаю коня, коня быстрого») А. Варламова на слова А. Кольцова; «Свадьба» («Нас венчали не в церкви») А. Даргомыжского на слова Б. Тимофеева; «Новгород» («Время пролетело, слава прожита») О. Дютша на слова Губера; «Моряки» («Нелюдимо наше море») К. Вильбоа на слова Н. Языкова; несколько позже распространяется «Песня сокола» («На старом кургане») В. Калинникова на слова И. Никитина и др. Конечно, не столько музыка, сколько тексты тех романсов, в которых слышатся элементы бунтарского протеста, способствовали их популярности в революционных кружках 60—80-х годов. Однако следует тут же отметить, что, например, произведения Мусоргского, несмотря на присущие им черты активного народничества, не дошли до революционной аудитории. И в то же время были в большом ходу песни малоизвестных, а иногда и вовсе неизвестных композиторов, стиль которых с очевидностью выдает их связь с интонациями мещанской лирики, правда воспринятой от ее лучших, эмоционально наиболее насыщенных образцов.

Но если в целом строй интонаций лирических песен революционных разночинцев несамостоятелен, то в характере исполнения, в манере подачи текста сказывается их своеобразие. Понять значение этого песенного наследия можно только исходя из его текстов. Ибо в желании максимально подчеркнуть, донести их содержание вырабатывается своеобразная пафосная, как бы драматизированная манера передачи. Эта манера передачи, используя интонации идейно-близкой социальной среды, нередко деформировала и самый напев, придавая ему большую импровизационность и свободу выражения.

Нотный пример №2. Песня «Арестант».

Один из народнических агитаторов, приехавший в 1874 г. из деревни в московский революционный кружок, позже вспоминал о том «смутном впечатлении некоего аскетического конфуза по поводу чрезмерного преобладания там музыки и пения, да еще и пения-то „цыганского“…» Но дело здесь, конечно, не столько в той нотке «надрыва», которая нередко проскальзывает в лирических народнических песнях, сколько в некоторой дозе аффектации, театральности, «оперности» свойственной им манеры исполнения. Специфика ее заключается в подчеркивании определенных образов, выражений, эпитетов в тексте революционной песни. Попав в стихотворный ритм, приобретая эмоциональную окраску музыкальной интонации, выражения, ассоциировавшиеся с представлением о революционном деле, неизменно приобретали значение ораторского агитационного жеста. Чрезвычайно характерно, что эти слова обычно попадают не только на моменты мелодической кульминации, но они еще более того подчеркиваются ритмически: слова их «тянутся» на протяжении нескольких мелодических нот — они даются значительно более протяжным «распевом», чем предыдущие слова текста. В народнических гимнах этой манерой смыслового подчеркивания текста будет обусловлено структурное построение мелодики и ритмики песни. В лирических песнях эти качества обнаруживаются пока что лишь в манере исполнения, в манере подачи музыкального содержания песен.

Как уже указывалось, тематика лирических песен революционных разночинцев связана с сюжетами неволи, заточения, тюрьмы, оторванности от любимого дела и родины. Естественно, что в их среде были популярный такие стихи (включая сюда и перечисленные выше), как: «Белеет парус одинокий» и «Как поутру я к окошку сяду» («Соседка») Лермонтова, либо «Прощанье» из «Чайльд-Гарольда» («Прости! Утопает в дали голубой родимого берега вид») Минаева; либо «Колодники» («Спускается солнце за степи, вдали золотится ковыль») А. Толстого и многие другие. Особенную популярность приобрели две песни: «Узник» («Сижу за решеткой в темнице сырой») А. Пушкина 2 и «Арестант» («Ночь темна! Лови минуты») Н. Огарева. Обе песни получили широчайшее распространение как в рабочей, так и в крестьянской среде и «обросли» значительным количеством текстовых и музыкальных вариантов (см. нотные примеры № 1 и 2 в приложении).

Песни крестьянского быта. Песни на стихи Некрасова

Нотный пример №3. Песня «Утёс Стеньки Разина».

Особый раздел народнической лирики связан с тематикой из крестьянского быта. Здесь как бы перекидывается мост к более поздним лирически-бытовым рабочим песням. В центре этого раздела — вместе с песнями Кольцова и Никитина — стоят стихи Н. А. Некрасова. Об агитационном значении творчества этого крупнейшего поэта революционных разночинцев следовало бы поговорить подробнее. Ограничусь лишь ссылкой на часто встречающиеся указания большевистских агитаторов на его стихи, как на могучее орудие пропаганды среди рабочих. Более 15 стихотворных текстов Некрасова приобрели широчайшее распространение в качестве песен. Напомню общеизвестные: «Огородник» («Не гулял с кистенем я в дремучем лесу»), «Коробейники», «Хлебушка нет, валится дом» («Камушка») и др. Особую известность приобрел отрывок из «Размышлений у парадного подъезда» (1858 г.):

Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал…

(Пелось на мотив из оперы Доницетти «Лукреция Борджиа», впервые показанной в Петербурге в самом начале 60-х годов).

На этих лирически-бытовых народнических песнях благотворно сказывается влияние крестьянских напевов. В них сглаживаются элементы ложной аффектации и беспокойной «порывистости» цыганского склада. Из оригинальных напевов этого рода укажу на песню «Утес Стеньки Разина» («Есть на Волге утес» — см. нотный пример № 3 в приложении) на слова Навроцкого. Музыка к ней была написана в начале 70-х годов революционеркой А. Г. Рашевской, уроженкой города Чернигова, вскоре затем умершей в эмиграции. Еще в 1867—1868 г. она была известна как автор музыки к «Железной дороге» Некрасова. К сожалению, мы не имеем больше сведений об этом безусловно незаурядно одаренном музыкальном авторе «Утеса».

Эта песня как бы предвосхищает популярность «Дубинушки» — этой «Марсельезы восьмидесятников», по выражению М. Ольминского. Первоначальный текст ее, в котором использован припев бурлацкой песни:

Ухни, дубинушка, ухни,
Ухни, березовая, ухни.

был написан В. Богдановым и в 1865 г. напечатан в журнале разночинцев «Искра». Этот текст в 70-х годах был подвергнут революционной обработке уже упоминавшимся адвокатом-народником А. Ольхиным и в таком виде был опубликован в нелегальном издании «Общее дело» за 1885 г. Но еще до того он приобрел широчайшую популярность и постоянно «обрастал» все новыми и новыми куплетами.

«Дубинушка» пелась вплоть до недавнего времени. Она может быть причислена к наиболее действенные песням русской революции — с нею мы переходим к анализу боевых песен революционного действия.

Гимны революционных народников

Гимны революционных народников значительно отличаются от лирических песен как по одическому, ораторски-декламационному содержанию своих текстов, так и по средствам музыкального выражения. Хоровой метод исполнения, естественно, сглаживал аффектированную выразительность последних. Тем самым песни гимнического характера дают впечатление большей эмоциональной сосредоточенности. И на них весьма ощутимо влияние крестьянских напевов, усвоенных и переработанных городской мелкобуржуазной средой. Но в отличие от «ветвистого», подголосного сложения старинной протяжной крестьянской песни, эти гимны, использующие ритм тяжелой поступи «четырехударного» марша, поражают необычайной сконцентрированностью музыкального образа. Конечно, эти черты, впоследствии столь продуктивно усвоенные рабочей песней, прояснились лишь постепенно, найдя свое наиболее совершенное выражение в любимой песне В. И. Ленина «Замучен тяжелой неволей».

Песня «По чувствам братья мы с тобой»

К числу наиболее старых песен этого рода относится стихотворение, приписываемое декабристу К. Рылееву и написанное им в 1826 г., незадолго до казни. Приведу его начальные строфы:

По чувствам братья мы с тобой,
Мы в искупленье верим оба,
И будем мы питать до гроба
Вражду к бичам страны родной.
Когда ж ударит грозный час,
И встанут спящие народы —
Святое воинство свободы
В своих рядах увидит нас…

Это стихотворение до недавнего времени приписывалось поэту А. Плещееву (осужденному в 1849 г. по так называемому делу петрашевцев 3 ), потому что оно в пении, сохраняя тот же мотив, нередко сливалось с отрывками из подлинного стихотворения А. Плещеева, легально опубликованного в 1846 г.:

Вперед! без страха и сомненья,
На подвиг доблестный, друзья,
Зарю святого искупленья
Уж в небесах завидел я!

Сестра В. И. Ленина, недавно скончавшаяся А. И. Елизарова-Ульянова писала в своих воспоминаниях, что их отец часто напевал эту песню. Илья Николаевич Ульянов окончил Казанский университет в 1855 г. — в то время, когда эта песня пользовалась наибольшей любовью среди радикального студенчества. Любопытно, что в этой среде она исполнялась на трехчетвертной размер, тогда как в исполнении профессионалов-революционеров она приобретала более энергичную поступь четырехчетвертного марша, придававшую ее напеву большую значительность.

Песня «По чувствам братья мы с тобой»

Нотный пример №5. Песня «Долго нас помещики душили».

В среде радикального студенчества впервые зазвучала и другая песня, которая по праву может быть названа песней революционного действия. Это была подлинно массовая песня, с которой студенты того времени выходили на уличные демонстрации. Авторство ее текста приписывается В. Курочкину, известному переводчику Беранже и одному из редакторов журнала «Искра». Правда, есть основания предполагать, что эта песня была создана в недрах «разночинчески»-настроенного Казанского университета. Первые сведения о ней связан с волнениями казанских студентов, возмутившихся 1861 г. расстрелом ни в чем неповинных крестьян одной из деревень Казанского округа. Возвращаясь с панихиды (за устройство которой несколько десятков студентов было исключено из университета), они встретили проезжавшего губернатора песней «Долго нас помещики душили».

Привожу отрывок из этой интересной песни:

Долго нас помещики душили,
Становые били,
И привыкли всякому злодею
Подставлять мы шею.
В страхе нас квартальные держали,
Немцы муштровали.
Про царей паны твердили миру
Спьяна или сжиру —
Сам-де бог помазал их елеем.
Как же пикнуть смеем?
Мы-де глупы, как овечье стадо —
Стричь да брить нас надо.
Вколотили в нас одно сызмальства:
Знай, дескать, начальство!
Ну и брали всякие поборы
С нас денные воры…

По характеру своему эта песня более приближается к агитационным народническим песням, о которых говорилось в главе первой. Таков и мотив ее (см. нотный пример № 5 в приложении) — оживленный, задорный, стол не схожий с протяжными и тягучими напевами народнических революционных гимнов. Но по своему функциональному признаку эта песня более приближается к данному разделу. Ибо от острой издевки и злого сарказма песня ведет к заключительному призыву — помнить о двадцать пятом годе. Призыв этот выражен в столь характерной для народников политически-расплывчатой форме:

Когда б мы тогда не глупы были,
Давно б не тужили.
Поднялись в то время на злодеев
Кондратий Рылеев
Да полковник Пестель…

Песня заканчивается словами:

Не найдется, что ль, у нас инова
Друга Пугачева,
Чтобы крепкой грудью встал он смело
За святое дело.

Песня «Славься свобода и честный наш труд»

Таким образом функциональным назначением ее являлось организовывать, сплачивать массы к совместным выступлениям. Недаром во многих сборниках нелегальных песен она стояла рядом с другой песней, уже явно гимнического характера. Последняя была создана также в самом начале 60 х годов. Н. А. Морозов предполагает, что авторство ее текста принадлежит одному из заключенных Петропавловской крепости. Пелась она на мотив известного хора «Славься» М. Глинки. Вот ее текст:

Славься свобода и честный наш труд!
Пусть нас за правду в темницу запрут,
Пусть нас пытают и жгут нас огнем, —
Песню свободе и в пытке споем!
Славься же, славься, родимая Русь!
И пред царем и кнутами не трусь.
Встань, ополчися за правду на брань,
Встань же скорее, родимая, встань.

Песня эта в течение долгих лет была весьма популярной. Феликс Кон вспоминает, как ее в 1886 г. пели ссыльные перед отправкой этапом в Сибирь.

«Народовольческий гимн» («Смело, друзья, не теряйте бодрость в неравном бою»)

Нотный пример №6. Песня «Старый капрал».

Близок по тематике к данной песне и так называемый «Народовольческий гимн» («Смело, друзья, не теряйте бодрость в неравном бою»). В авторстве текста этого гимна — согласно догадке А. А. Шилова — участвовали два поколения революционеров. Первоначальный текст создан поэтом М. Л. Михайловым. 4 Во второй редакции этого стихотворения (1873 г.) оно называлось «Марш демократов». Мотивом ему послужила песня казанского студента Н. Пескова, исключенного из университета за упоминавшиеся волнения, на слова Беранже—Курочкина «Старый капрал» («В ногу, ребята, идите»). 5 В песне Пескова припевом служат слова:

В ногу, ребята,
Раз, два.

Этот припев в несколько измененном виде остался и в «Марше демократов»:

Смело вперед
Мы на смерть и на муку!
Раз, два.

Эти восклицания, плохо вяжущиеся с основным текстом михайловского стихотворения, очевидно были введены здесь как своеобразный ритмический эффект в инородном теле новой песни и лишь со временем были выпущены, когда ассоциативная связь с первоисточником была окончательно утеряна.

Я несколько подробнее остановился на истории возникновения этой песни ввиду того, что на ее примере легко отметить процесс постепенной кристаллизации революционного фольклора, т. е. постепенного отбора художественно действенных средств выражения бытующей революционной песни (см. мелодию песни Н. Пескова в приложении — № 6).

Песня «Замучен тяжелой неволей»

Нотный пример №7. Песня «Замучен тяжелой неволей».

Наиболее яркой песней из числа народнических гимнов является «Замучен тяжелой неволей» (см. нотный пример № 7 в приложении). Авторство ее приписывается известному народнику П. Л. Лаврову. Текст этой песни,; озаглавленный «Последнее прости», был написан на смерть студента Чернышева, умершего в одной из петербургских тюрем в 1876 г. Старый революционер И. И. Попов вспоминает, как через год после смерти Чернышева погиб в царской тюрме другой студент, по фамилии Подлевский. Гроб с его телом товарищи покойного пронесли мимо окружного суда с криками: «Вот жертва ващего правосудия!» и запели «Замучен тяжелой неволей».

Эта песня в течение долгих лет играла роль как бы официального траурного гимна русских революционеров. Дишь после революции 1905 г. она была окончательно вытеснена другим, не менее популярным, похоронным маршем: «Вы жертвою пали». В историю возникновения мелодии и текста этого марша уже можно внести значительную ясность. Есть данные предполагать, что мотив его был занесен из Англии. Первый вариант революционного текста марша относится очевидно к концу 70-х годов. Он пелся от первого лица множественного числа («Мы жертвою пали» и т. д.) и включал в себя отрывок из известной этапной каторжной песни «Идет он, усталый», в 1908 г. опубликованной В. Гартевельдом. Ф. Я. Кон в письме к автору указывал, что уже в 1883 г он слышал, как пели этот марш в Варшаве.

Возможно, что к авторству первоначального текста, обнаруженного А. А. Шиловым в полной редакции в конфискованном полицией подпольном сборнике 1885 г., был причастен И. М. Познер (родился в 1859 г.). В личной беседе И. М. Познер указал, что написанное им стихотворение отличалось по размеру от текста марша. В 1878 г. он передал свое произведение в редакцию политически-либерального еженедельника «Русское обозрение» (редактор-издатель Г. Грабовский), но в печать, по словам автора, оно не попало. Просматривая этот журнал, я нашел в нем ряд стихотворений И. М. Познера на «гражданские» мотивы, правда далекие от тематики «Похоронного марша» (в шести номерах, вышедших за 1878 г., напечатано пять его стихотворений). Однако, в № 6 за 1878 г., на стр. 5, приведено стихотворение «В дороге», подписанное А. Архангельским. Это стихотворение (с небольшими изменениями) полностью воспроизводит текст указанной выше этапной каторжной песни, а также трех куплетов, впоследствии вошедших в основной текст «Похоронного марша». Ткач П. Моисеенко вспоминал, как в 1880 г., на пути этапом в Сибирь, он пел: «Идет он усталый, цепями звенит…» Таким образом, текст этого стихотворения, по всей вероятности явившегося откликом на указанные выше судебные процессы, передаваясь из уст в уста, постепенно подвергался фольклорной обработке. Но подлинно массовой песней «Похоронный марш» становится лишь на рубеже XX века.

Текст его после революции 1905 г. частично видоизменялся. Приведу наиболее ходкое дополнение, взятое из стихотворения, опубликованного вскоре после Кровавого воскресенья и носившего подзаголовок: «Жертвам 9 января»:

Погибшие братья, вам—вечный покой,
Убийцам — навеки проклятье!
Погибли вы смело в борьбе роковой
За нашу свободу и счастье.
Убиты вы, братья, преступной рукой
Того, кто народ угнетает,
Рабочую кровь проливает рекой,
Родную страну разоряет…

Этот «орабоченный» вариант «Похоронного марша», вошедший в железный фонд революционных песен и гимнов 1905 г., относится уже к теме следующей главы.

Источник: М. С. Друскин. Революционные песни 1905 года. Издательство «Тритон». Ленинград, 1936 // Глава 3. Песенное наследие революционных народников.

Примечания

1 Сочинения, том XV, стр. 109.

2 Напев ее отдаленно приближается к музыке «Узника» Алябьева.

3 Петрашевцы — участники петербургских кружков В. Буташевича-Петрашевского, последователя французского утопического социализма. Кружки просуществовали с 1840 по 1849 г. Среди их участников, осужденных на смертную казнь, которая в последний момент была заменена каторгой, находился и Ф. М. Достоевский.

4 М. Л. Михайлов (1823—1865) — талантливый беллетрист, поэт и переводчик (Гейне, Беранже и др.). За составление революционных прокламаций был в 1861 г. арестован и сослан на каторжные работы в Сибирь, где вскоре умер. Арест и ссылка известного писателя всколыхнули широкие круги русского общества.

5 На тот же текст написан романс А. С. Даргомыжского.

Тексты песен

Узник. Слова А. Пушкина

Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный на воле орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном.
Клюет и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно;
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «давай, улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я. »

Арестант. Слова Н. Огарёва

Ночь темна. Лови минуты!
Но стена тюрьмы крепка,
У ворот ее замкнуты
Два железные замка.

«Часовой!» — «Что, барин, надо?»
«Притворись, что ты заснул,
А я вмиг через ограду
Тенью б быстрой промелькнул.

Край родной проведать нужно
Да жену поцеловать,
А потом уж в лес зеленый,
В лес дремучий, — там гулять».

«Рад помочь. Куда ни шло бы.
Божья тварь, чай, тож и я.
Пуля, барин, ничего бы,
Да боюся батожья.

Отдадут под суд военный
Да сквозь строй как проведут,
Только труп окровавленный
На тележке увезут».

Шопот смолк… Все тихо снова…
Где-то бог подаст приют?
То ль схоронят здесь живого?
То ль на каторгу ушлют?

Будет вечно цепь надета,
Да начальство станет бить…
Ни ножа, ни пистолета…
И конца нет сколько жить…

Утёс Стеньки Разина. Музыка А. Рашевской, слова А. Навроцкого

Есть на Волге утес, диким мохом оброс
От вершины до самого края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная…

На вершине его не растет ничего,
Там лишь ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.

Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл
И с тех пор его именем звался.

Раз, ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался,
И в полуночной мгле, на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.

Много дум в голове родилось у него…
Много дум он в ту ночь передумал
И под говор волны, средь ночной тишины
Он великое дело задумал…

Но свершить не успел он того, что хотел,
И не то ему пало на долю;
И расправой крутой, да кровавой рукой
Не помог он народному горю…

И поныне стоит тот утес и хранит
Он заветные думы Степана…
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.

Но зато, если есть на Руси хоть один,
Кто с корыстью житейской не знался,
Кто неправдой не жил, бедняка не давил,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
И во имя ее подвизался,

Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет
И к нему чутким ухом приляжет,
И утес-великан все, что думал Степан,
Все тому смельчаку перескажет.

Долго нас помещики душили. Слова В. Курочкина

Долго нас помещики душили,
становые били.
И привыкли каждому злодею
подставлять мы шею.

Старый капрал. Музыка Н. Пескова, слова В. Курочкина

В ногу, ребята, идите.
Полно, не вешать ружья!
Трубка со мной… проводите
В отпуск бессрочный меня.

Я был отцом вам, ребята —
Вся в сединах голова.
Вот она, служба солдата!
В ногу! ребята! раз, два!

Грудью подайся! Не хнычь, ровняйся!
Раз, два, раз, два.

Замучен тяжёлой неволей. Слова П. Лаврова

Замучен тяжелой неволей
Ты славною смертью почил.
В борьбе за народное дело
Ты голову честно сложил…

Прожил ты немного, — но честно
Для блага родимой земли.
И мы — твои братья по делу —
К тебе на кладбище пришли.

С тобою одна нам дорога:
Как ты, мы в острогах сгнием,
Как ты, для рабочего дела,
Мы головы наши снесем…

Но знаем, как знал ты, родимый,
Что скоро из наших костей
Подымется мститель суровый,
И будет он нас посильней.

Источник