Пьесы фантазии для фортепиано рахманинова

Op. 3 No. 1. Элегия, ми-бемоль минор
Op. 3 No. 2. Прелюдия, до-диез минор
Op. 3 No. 3. «Мелодия», ми мажор
Op. 3 No. 4. «Полишинель», фа-диез минор
Op. 3 No. 5. Серенада, си-бемоль минор

Один из первых исследователей рахманиновского творчества, Г. П. Прокофьев, писал о цикле Пьесы-фантазии для фортепиано ор. 3, созданном в конце 1892 года: «. Правда, индивидуального здесь еще немного, но господствующее настроение — чисто рахманиновское, настроение грусти, уверенной в лучшем будущем. ». Это определение «рахманиновского настроения» близко к тому, что принято было называть «чеховским настроением». Оно, однако, недостаточно полно и точно характеризует эмоциональный строй музыки раннего Рахманинова. В пьесах упомянутого цикла звучит не только тихая, просветленная грусть, но и сильный, мужественный драматизм.

Суровой сосредоточенностью выражения впечатляет его первая пьеса, Элегия, в которой глубокая задумчивость чередуется с бурными патетическими взрывами. Мелодически очень выразительна основная тема, медленно, плавными уступами опускающаяся на дециму от исходного начального звука к тонике. После остановки на заключительном тоническом звуке она легко и стремительно взлетает вверх, возвращаясь к исходной высоте. Эта восходящая мелодическая фигура становится источником развития и динамизации музыки. Уже в первом разделе трехчастной формы тема значительно динамизируется и элегический тон сменяется патетически протестующим. Наивысшая и самая длительная кульминация дана в конце среднего раздела, после чего реприза основной темы звучит тихо, приглушенно, она словно никнет и угасает, опускаясь в низкий регистр. Это постепенное затухание нарушается неожиданным мощным взрывом. Пьеса заканчивается бурно низвергающимся на протяжении четырех с половиной октав терцовым пассажем и призывно звучащей, волевой фанфарной фигурой, в которой слышится не элегическое раздумье, а гнев и возмущение, рождающие волю к действию и борьбе.

Образцом светлой, спокойной рахманиновской лирики является Мелодия E-dur (Чайковский в письме к Зилоти от 3 мая 1893 года отметил «Мелодию» E-dur и прелюдию cis-moll как две лучшие пьесы в цикле.). Примечательна в ней необычайная широта и плавность мелодического развертывания. Неторопливая певучая тема постепенно «набирает высоту» и затем плавно и медлительно опускается, образуя широкую, мягко изогнутую дугу. Вся пьеса построена на этой одной теме. В среднем разделе из нее вычленяются и секвенцируются отдельные мелодические отрезки, что не нарушает ровности и непрерывной текучести движения. Предельно прост и характер музыкального изложения: все направлено к тому, чтобы рельефно выделить поющий мелодический голос, фоном для которого служат равномерно пульсирующие аккордовые трели. Уже в конце своей жизни Рахманинов создал вторую редакцию «Мелодии» (1940), придав ее фактуре черты большей «фортепианности» и внеся некоторые гармонические изменения. Пьеса стала более выигрышной в пианистическом отношении, тонкой по колориту, но при этом отчасти утратила свой аромат безыскусственной простоты и непосредственности.

Особенно широкую популярность среди ранних фортепианных сочинений Рахманинова завоевала знаменитая прелюдия cis-moll, принесшая автору признание и за рубежом. (Впервые познакомил зарубежную публику с этой рахманиновской пьесой Зилоти во время своих концертных выступлений в Англии и Германии в конце 1893 года. Рецензент «Вестминстерской газеты», сравнивая пьесу Рахманинова с сыгранными в том же концерте произведениями Балакирева и Глазунова, писал: «Прелюдия Рахманинова — по музыке лучшая из всех трех и решительно произвела впечатление». В другой газете мы читаем: «Русская музыка мало известна в нашей стране, но, судя по тому, какой взрыв аплодисментов последовал за исполнением первого из ее образцов, прелюдии Рахманинова (ор. 3), надо ее слышать, чтобы оценить». «Очаровательная новинка», «смелое и оригинальное произведение» — в таких выражениях характеризовала лондонская пресса эту вещь молодого русского композитора, с именем которого ей впервые пришлось познакомиться.)

С пианистической точки зрения, прелюдия замечательна монументальностью звучания, мастерством регистровки, одновременного сопоставления разных планов; фортепиано звучит подобно целому оркестру или мощному большому органу (Прелюдия Рахманинова неоднократно подвергалась различным обработкам, среди которых следует указать, в частности, на оркестровку Р. М. Глиэра.). Поражает необычайная выразительная концентрированность, собранность музыки. В пределах лаконичной фортепианной пьесы композитор развертывает перед слушателем драматическую картину, полную сурового пафоса. Основное содержание ее можно кратко определить формулой: человек и судьба. Эта антитеза, игравшая такую большую роль в творчестве Чайковского, получает у Рахманинова своеобразное выражение. Интонационно прелюдия вырастает из короткого трехзвучного мотива, который звучит в массивном октавном изложении как грозное «memento mori». В ответ на повторяющиеся со строгой размеренностью тяжелые удары басов в более высоком регистре, словно тихая жалоба, слышится скорбная фраза, в основе которой лежит начальная секундная интонация того же рокового мотива. В среднем разделе (Agitato) медленное, размеренное движение сменяется стремительным, лихорадочным бегом, скользящие хроматизмы в верхнем голосе выражают смятение, отчаяние и ужас перед роковой неизбежностью. На передний план выдвигается второй тематический элемент, от основного мотива остается только повторяющийся несколько раз басовый звук cis. Но благодаря густой педали и инерции слухового восприятия этот звук продолжает непрерывно ощущаться как постоянная гармоническая опора, наподобие органного пункта, а в самом центре, при переходе от первого ко второму построению, «роковой мотив» возникает полностью в несколько измененном виде:

В репризе изложение динамизируется с помощью уплотнения фактуры и расширения «звукового пространства». Создается иллюзия одновременного звучания двух инструментов. Заключительное построение с гулкими октавами в басу и цепью различных по структуре субдоминантовых септаккордов в более высоком регистре напоминает мрачный звон колоколов. Интересно здесь сходство с вступлением ко Второму фортепианному концерту, написанному почти десятилетием позже.

Прелюдия cis-moll не случайно стала одним из популярнейших произведений русского фортепианного репертуара на рубеже XIX и XX столетий.

Сфера действенных, мужественных рахманиновских образов нашла воплощение и в пьесе «Полишинель», также пользовавшейся в свое время широкой популярностью. Полишинель Рахманинова — это не маскарадная маска, подобная романтически-гротескным фигурам шумановского «Карнавала». Излюбленные композитором «колокольные» звучания сочетаются с упорными поступательными ритмами маршевого характера, которые получат впоследствии такое важное образное значение в рахманиновском творчестве. Мужественно, решительно звучит широкая, лирически-воодушевленная мелодия среднего раздела (Agitato), излагаемая в сочном баритональном регистре с октавным удвоением внизу.

Своеобразием колорита привлекает Серенада, имеющая некоторое сходство с «Пляской женщин» из «Алеко». Приглушенно-сумрачная окраска ее музыки напоминает также известный романс Чайковского «Песнь цыганки» («Мой костер в тумане светит»). Но применяемые Рахманиновым средства музыкальной звукописи более тонки и изысканны, порой они приобретают почти импрессионистический характер. Таково, например, вступление с короткими призывными фразами, словно повисающими в прозрачном ночном воздухе, и зыбким гармоническим фоном, основанным на чередовании различных септаккордов и их обращений:

Источник

Сергей Васильевич Рахманинов «Пьесы-фантазии»

Фортепианный цикл «Пьесы-фантазии» создан Сергеем Васильевичем Рахманиновым в 1892 г. Написанные девятнадцатилетним юношей, эти пьесы уже отражают яркую композиторскую индивидуальность, а популярность этих пьес не утрачивается с годами.

Совершенно особая судьба выпала на долю третьей пьесы цикла – Прелюдии до-диез минор. Насколько счастливой можно считать такую судьбу – однозначно ответить трудно, но, так или иначе, эта пьеса прославила композитора.

В основе пьесы лежит принцип диалогичности, в ней сталкиваются два противоборствующих начала – образы живой человеческой души и «злого рока», воплощенного в нисходящем мелодическом ходе, изложенном ровными длительностями. Примечательно, что и «приговор судьбы», и скорбная «человеческая» фраза вырастают из одной и той же интонации – нисходящей секунды. Первый раздел строится на сопоставлении этих элементов, контраст которых усугубляется их разведением по разным регистрам. В среднем разделе на первый план выступает второй – «человеческий» – элемент. Его развитие насыщается стремительным движением, хроматизмами, создающими впечатление ужаса и смятения. Однако первый элемент постоянно напоминает о себе опорным звуком в педали – до-диез, а между построениями он возвращается в видоизмененном варианте. В репризе фактура уплотняется, а диапазон расширяется, возникают интонации мрачного колокольного звона.

Прелюдия впервые прозвучала в сентябре 1892 г. в Москве на Электрической выставке, а в следующем году пианист Александр Зилоти, гастролируя в Великобритании и Германии, познакомил с нею зарубежную публику, которая приняла пьесу столь же благосклонно, как и российская. Прелюдия приобрела прямо-таки фантастическую популярность: ее публикация на Западе приносила издателям огромную прибыль, из которой Рахманинов не получал ни копейки – его права как автора в этих государствах гарантированы не были. Когда Рахманинов приехал в 1899 г. на гастроли в Лондон, он убедился, что в британской столице его знают прежде всего как автора прелюдии, которую – к его величайшему удивлению – именовали то «Пожаром Москвы», то «Судным днем» и даже… «Московским вальсом». А по прошествии десяти лет во время гастролей в США Рахманинов не мог завершить ни одного концерта без исполнения этой прелюдии – так настойчиво требовала ее публика. В США к прелюдии пристало название «Это» («It») – и когда на концертах композитора просили сыграть «Это», Рахманинов прекрасно понимал, чего хочет публика.

Прелюдия до-диез минор сопровождала Рахманинова в течение всей жизни, став, по его словам, «крупной неприятностью»: о создании ее композитор не жалел, но слушатели так часто требовали исполнить ее, что в конце концов пианист начал исполнять пьесу «безо всякого чувства – как машина». Впрочем, это никак не отразилось на популярности Прелюдии, которая иной раз принимала самые неожиданные формы. Ее исполняли в джазовых обработках, причем некоторые из них можно было услышать в ресторанах, а в 1942 г. Рахманинова изрядно повеселило творение Уолта Диснея, в котором его прелюдию исполнял Микки Маус.

Другие четыре пьесы цикла такой фантастической популярности не приобрели, с ними не связаны столь впечатляющие истории, но по глубине содержания они не уступают Прелюдии.

В открывающей цикл «Элегии» вокально-декламационные интонации мелодии сочетаются с драматическим развитием. Насыщенность фортепианной фактуры приобретает поистине оркестровый размах. Фигуры аккомпанемента при всей своей простоте и строгости охватывают значительный диапазон, простирающийся почти на половину фортепиано клавиатуры. Мелодия исполнена сдержанной скорби.

В Мелодии, которую Петр Ильич Чайковский наряду с Прелюдией назвал одной из лучших пьес цикла, все музыкальное развитие основывается на одной кантиленной теме, в движении которой плавный подъем сменяется столь же плавным спадом. Выделение из нее коротких мелодических отрезков в среднем разделе не нарушает общего размеренного «течения» музыкальной ткани.

Четвертая пьеса цикла – «Полишинель» – вопреки своему заглавию менее всего ассоциируется с карнавальными образами. В крайних разделах действительно можно усмотреть «ужимки и прыжки» балаганного шута, но даже в этом «перезвоне бубенцов» можно услышать предвестие колокольных звонов, которые так часто будут возникать в музыке Рахманинова. Образ паяца окончательно исчезает в среднем разделе, основанном на страстной кантиленной мелодии. Если это и образ шута – то шута страдающего, подобного вердиевскому Риголетто.

В заключительной пьесе – «Серенаде» – главную роль играет характерный аккомпанемент, имитирующий звучание гитары. Мелодия с ориентальным оттенком перекликается с некоторыми фрагментами «Алеко» – пляской «Женщин», хором «Огни погашены», романсом Молодого цыгана. Из всех «Пьес-фантазий» в «Серенаде» наиболее ярко выражена жанровая основа.

Источник

Пьесы-фантазии для фортепиано

Пьесы-фантазии для фортепиано ор. 3 (фр. Morceaux de fantaisie ) — раннее сочинение Сергея Рахманинова, датированное 1892 годом. Цикл состоит из пяти пьес общей продолжительностью около 21 мин. Цикл впервые исполнен автором 20 сентября 1892 года, опубликован издательством Гутхейля в 1895 году с посвящением Антону Аренскому, учителю Рахманинова по композиции. Рахманинов не оставил никаких указаний по динамике исполнения пьес, все пометки были сделаны редактором [1] .

Последовательность пьес построена на чередовании разных типов тематизма: пьесы № 1 («Элегия»), № 3 («Мелодия»), № 5 («Серенада») насыщены мелодиями обширного диапазона, «чётные» пьесы — № 2 («Прелюдия») и № 4 («Полишинель») состоят из ярких, сильно интонированных микротем из 2-3 звуков [2] .

Пьесы цикла считаются одними из самых исполняемых произведений Рахманинова в студенческой среде [3] , при этом отмечается, что ценность их не только в развитии техники правой руки пианиста, но и в образцовом представлении композиторского мышления с богатой мелодикой и выраженной фортепианной идиоматикой [1] .

Источник

Пьесы-фантазии: Элегия, Прелюдия, Мелодия, Серенада, С. Рахманинов

Morceaux de Fantaisie: Elégie, Prélude, Mélodie, Sérénade par S. Rachmaninoff, opus 3 №№ 1, 2, 3, 5

Москва, А. Гутхейль, 1893—1901

Старинные ноты для фортепиано

Пьесы-фантазии опус 3, Сергей Рахманинов, посвящаются господину А. Аренскому

1. Элегия

2. Прелюдия

3. Мелодия

5. Серенада

Москва, издатель А. Гутхейль (№№ 6515, 6516, 6517, 6519), поставщик Двора Его Императорского Величества, комиссионер Императорских театров, на Кузнецком мосту в доме № 6 (Прелюдия и Мелодия) и в доме Юнкера № 10 (Элегия и Серенада), выпуски 1893—1901 гг.

№ 1. Элегия

Первое издание знаменитой пьесы выпущено издательством A. Gutheil в полном соответствии с автографом Рахманинова (без опечаток) и является (вероятно) лучшим до сих пор.

№ 2. Прелюдия cis-moll

Первое издание самой известной прелюдии Рахманинова («цис-моль») интересно тем, что содержит ранний вариант этой пьесы, впоследствии изменённый. Более поздние исправления касаются созвучий в 6 и 49 тактах, где ре-бекары были заменены на ре-диезы, что усилило диссонанс и «терпкость» звучания.

Как бы «в память» об этих «улучшениях» в последующих изданиях (даже и в современных) в этих местах традиционно стоят диезы, хотя их присутствие уже не обязательно благодаря знаку при ключе.

Первоначальный «пресный» вариант в 6-м такте (бекары вместо диезов)

Та же ситуация в 49-м такте

№ 3. Мелодия

Прекраснейшая пьеса Рахманинова — в первом московском издании Александра Гутхейля. В некоторых местах имеются неточности (опечатки), вероятно, из-за довольно необычной для того времени музыки.

Предпоследний такт с семью целыми нотами иллюстрирует торжество музыкального духа над несовершенством нотных обозначений. Это место — олицетворение свободы фантазии, вдруг вырвавшейся из оков «закорючек и хвостиков». Если играть так, как написано, то время исполнения должно быть равно семи тактам. Но как играть? Рахманинов выписал эти ноты именно так — рядом, как-будто эти звуки должны быть чем-то цельно-бесконечным и энергетически насыщенным, подобно медленно распрямляющейся «пружине». Последняя высокая нота выписана в левой руке, очевидно, для совершенно тихого исчезания уже за пределами атмосферы.

В 1940 году (в эмиграции) Рахманинов написал вторую, более концертную, версию своей «Мелодии» с какими-то вроде бы лишними и по-американски «приторными» нотами, напоминающими кисло-сладкий соус из Мак-Дональдса. В этом варианте нет той первоначальной космической чистоты, простоты и глубины, и нет удивительных последних нот. Однако, публике, особенно состоящей более, чем на 50% из американских домохозяек, нравится.

Источник