РАСКИНУЛОСЬ МОРЕ ШИРОКО
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли.
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моей топке совсем не горят,
В котлах не сдержать больше пару.
Поди доложи ты, что я заболел,
И вахты, не кончив, бросаю,
Весь потом истек, от жары занемог,
Работать нет сил, помираю!»
Товарищ ушел, он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Движеньем привычным он печь отворил,
И пламя его опалило.
Закончив бросать, он напился воды,
Воды опресненной, нечистой.
С лица его падал пот, сажи следы,
Заслышал он речь машиниста:
«Ты вахты до срока не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен.
Ты к доктору можешь пойти и сказать,
Лекарства он даст, если болен!»
На палубу вышел, сознанья уж нет.
В глазах у него помутилось.
На миг увидал ослепительный свет.
Упал. Сердце больше не билось.
Наутро проститься с покойным пришли
Матросы, друзья кочегара,
Подарок последний ему принесли —
Колосник тяжелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник,
В суровую ткань обернули.
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.
Напрасно старушка ждет сына домой, —
Ей скажут, она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Расшифровка фонограммы Андрея Макаревича, альбом «Песни, которые я люблю», Sintez Records, 1996, подпись: А. Гурилев — Г. Зубарев.
Другое название песни — «Кочегар».
Создана не позднее грани XIX-XX вв. на основе популярного в годы Крымской войны 1853-56 гг. романса «После битвы» («Не слышно на палубе песен. «, слова Николая Щербины, 1843, музыка Александра Гурилева, 1852, там же см. первоначальную мелодию). Романс был очень популярен на флоте, изменялся во флотской среде, и к началу 1900-х гг. итогом этих изменений стала песня «Раскинулось море широко». Основной ее сюжет — новый, не связанный с первоначальным романсом. Изысканно-грустная мелодия Гурилева в песне стала проще. Вводная строфа, а иногда несколько вводных строф сохраняют поэтический размер и отчасти текст романса, а сама история кочегара (от слов «Товарищ, я вахты не в силах стоять. » ) сложена другим размером — добавлены безударный и ударный слоги в нечетных строках и безударный в четных.
По наиболее распространенной версии, автор текста песни — моряк, поэт-любитель Георгий Зубарев, погибший вскоре в Цусимском сражении. Каким в точности был авторский текст Зубарева, неизвестно. У песни встречается свыше 20 куплетов, бытуют обычно 12-15.
Песня входила в репертуар Надежды Плевицкой, в музыкальную композицию Леонида Утесова «Два корабля» (1937), что способствовало ее популяризации. Утесов вспоминал, что знал и пел эту песню со своего одесского детства, что она была особенно популярной накануне революции 1905 г., была длинной, а для «Двух кораблей» он взял, по его мнению, не больше одной пятой части текста (Утесов Л. С песней по жизни. М.: Искусство, 1961. С. 169).
«Раскинулось море широко» послужила основой для множества дальнейших переделок. Она была одной из наиболее часто переделываемых песен во времена Второй мировой войны: гимн севастопольцев, «Партизанская» («Раскинулась роща широко. «), «Раскинулись рельсы широко», «Раскинулось море широко (О Второй Мировой)», «Я встретился с ним под Одессой родной» и т. д.
1. Раскинулось море широко.
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море волною шумит,
А берег суровый и тесен, —
Как вспомнишь, так сердце болит.
На баке уж восемь пробило –
Товарища надо сменить.
По трапу едва он спустился,
Механик кричит: «Шевелись!»
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем прогорят;
В котлах не сдержать мне уж пару.
Пойди заяви, что я заболел,
И вахту, не кончив, бросаю,
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил — умираю».
Товарищ ушел. Лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило:
Лицо его, плечи, открытую грудь
И пот, с них струившийся градом, —
О, если бы мог кто туда заглянуть,
Назвал кочегарку бы адом!
Котлы паровые зловеще шумят,
От силы паров содрогаясь,
Как тысячи змей пары же шипят,
Из труб кое-где пробиваясь.
А он, извиваясь пред жарким огнем,
Лопатой бросал ловко уголь;
Внизу было мрачно: луч солнца и днем
Не может проникнуть в тот угол.
Нет ветра сегодня, нет мочи стоять.
Согрелась вода, душно, жарко, —
Термометр поднялся на сорок пять.
Без воздуха вся кочегарка.
Окончив кидать, он напился воды —
Воды опресненной, не чистой,
С лица его падал пот, сажи следы.
Услышал он речь машиниста:
«Ты, вахты не кончив, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен.
Ты к доктору должен пойти и сказать, —
Лекарство он даст, если болен!»
За поручни слабо хватаясь рукой,
По трапу наверх он взбирался;
Идти за лекарством в приемный покой
Не мог – от жары задыхался.
На палубу вышел, — сознанья уж нет.
В глазах его все помутилось,
Увидел на миг ослепительный свет,
Упал. Сердце больше не билось…
К нему подбежали с холодной водой,
Стараясь привесть его в чувство,
Но доктор сказал, покачав головой:
«Бессильно здесь наше искусство…»
Всю ночь в лазарете покойник лежал,
В костюме матроса одетый;
В руках на груди крест из воску лежал;
Воск таял, жарою согретый.
Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара.
Последний подарок ему поднесли —
Колосник обгорелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник,
В простыню его труп обернули;
Пришел пароходный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.
Был чист, неподвижен в тот миг океан,
Как зеркало воды блестели,
Явилось начальство, пришел капитан,
И «вечную память» пропели.
Доску приподняли дрожащей рукой,
И в саване тело скользнуло,
В пучине глубокой, безвестной морской
Навеки, плеснув, утонуло.
Напрасно старушка ждет сына домой;
Ей скажут, она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева. М.: Худож. лит., 1989. (Классики и современники. Поэтич. б-ка). — подпись: неизв. автор, обработка Г.Д. Зубарева.
2. 
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит,
А берег и мрачен и тесен, —
Как вспомнишь, так сердце болит.
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем прогорят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Пойди заяви всем, что я заболел
И вахту, не кончив, бросаю.
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил, умираю!»
Товарищ ушел. Он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.
Окончив кидать, он напился воды, —
Воды опресненной, нечистой, —
С лица его падал пот, сажи следы.
Услышал он речь машиниста:
«Ты вахты, не кончив, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен;
Ты к доктору должен пойти и сказать, —
Лекарство он даст, если болен!»
На палубу вышел. Сознанья уж нет.
В глазах его все помутилось.
Увидел на миг ослепительный свет.
Упал. Сердце больше не билось.
Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему поднесли —
Колосник горелый и ржавый.
Напрасно старушка ждет сына домой, —
Ей скажут, она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Две последние строки куплетов повторяются
Такун Ф.И. Славянский базар. М.: Современная музыка, 2005 .
Этот же вариант ранее: Ах, зти черные глаза / Сост. Ю.Г. Иванов. Муз. редактор С.В. Пьянкова. Смоленск: Русич, 2004. — с прим.: «В основе — стихотворение Н. Щербины «Моряк» («Не слышно на палубе песен», 1843); «Кочегар» («Раскинулось море широко») — его творческая переработка Г. Зубаревым (1900)».
3. Раскинулось море широко
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от милой земли.
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем не горят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Нет ветра сегодня, нет мочи стоять.
Согрелась вода, душно, жарко.
Термометр поднялся аж на сорок пять,
Без воздуха вся кочегарка!»
Окончив кидать, он напился воды,
Воды опресненной, нечистой.
С лица его падал пот, сажи следы,
Услышал он речь машиниста:
«Ты вахты, не кончив, не должен бросать,
Механик тобой недоволен.
Ты к доктору можешь пойти и сказать,
Лекарства он даст, если болен!»
На палубу вышел, сознанья уж нет.
В глазах у него помутилось.
Увидел на миг ослепительный свет.
Упал. Сердце больше не билось.
Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, братки кочегара,
Последний подарок ему принесли —
Колосник обгорелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник,
Простынкою труп обернули.
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.
Был тих, неподвижен в тот миг океан,
Как зеркало, воды блестели.
Явилось начальство, пришел капитан,
И «Вечную память» пропели.
Напрасно старушка ждет сына домой, —
Ей скажут, она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
С фонограммы Юрия Шевчука, CD «Митьковские песни. Материалы к альбому», «Союз», 1996. На фонограмме последние две строки первого и заключительного куплетов повторяются.
4. Раскинулось море широко
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит,
А берег суровый и тесен, —
Как вспомнишь, так сердце болит.
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем прогорят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Пойди заяви ты, что я заболел,
И вахту, не кончив, бросаю,
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил, умираю!»
Товарищ ушел. Он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.
Окончив кидать, он напился воды, —
Воды опресненной, нечистой,
С лица его падал пот, сажи следы, —
Услышал он речь машиниста:
«Ты вахты, не кончив, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен;
Ты к доктору должен пойти и сказать, —
Лекарство он даст, если болен!»
На палубу вышел. Сознанья уж нет.
В глазах его все помутилось.
Увидел на миг ослепительный свет.
Упал. Сердце больше не билось.
Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему поднесли
Колосник горелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник,
В суровую ткань обернули.
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.
Был тих, неподвижен в тот миг океан,
Как зеркало воды блестели,
Явилось начальство, пришел капитан,
И вечную память пропели.
Напрасно старушка ждет сына домой, —
Ей скажут, она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Из песенника 1990-х годов
5. Вахта кочегара
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит,
А берег суровый и тесен, —
Как вспомнишь, так сердце болит.
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем прогорят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Пойди заяви ты, что я заболел,
И вахту, не кончив, бросаю,
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил, умираю!»
Товарищ ушел. Он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.
Окончив кидать, он напился воды, —
Воды опресненной, нечистой,
С лица падал пот, сажи следы, —
Услышал он речь машиниста:
«Ты вахты, не кончив, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен;
Ты к доктору должен пойти и сказать —
Лекарство он даст, если болен!»
На палубу вышел. Сознанья уж нет.
В глазах его все помутилось.
Увидел на миг ослепительный свет.
Упал. Сердце больше не билось.
Всю ночь в лазарете покойник лежал
В костюме матроса одетый.
В руках восковую свечу он держал.
Воск падал, жарою согретый.
Напрасно старушка ждет сына домой —
Ей скажут, она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Из репертуара Юрия Морфесси (1882-1957). Запись на пластинку — фирма «Зонофон», Вильно, 1912 г., 2-62743 (это первая пластинка Юрия Морфесси). — подпись: муз. и сл. Ф. Садовского.
Очи черные: Старинный русский романс. М.: Эксмо, 2004.
6. Раскинулось море широко
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали,
Товарищ, мы едем далеко,
Далеко от родной земли.
Не слышно па палубе песен,
Лишь море, волнуясь, шумит,
А берег глубокий и тесен,
Как вспомнишь — так сердце болит.
«Товарищ, не в силах я вахту держать, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни мои в топках совсем не горят,
В котлах не поднять больше пару».
«Ты вахту не кончил, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен,
Ты доктору должен пойти и сказать,
Лекарство он даст, если болен».
«Пойди, заяви, что я заболел,
И вахту не кончив, бросаю,
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил, умираю».
Товарищ подошел и лопату схватил,
Собрал он последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.
Лицо его, плечи, открытая грудь,
Пот с них струившийся градом,
Но если б кто мог в них туда заглянуть,
Назвал кочегарку бы адом.
Запоры он слабо хватая рукой,
Вверх он по трапу забрался:
«Пойду за лекарством в приемный покой,
Снемог от жары, задыхаюсь».
На полубу вышел, сознанья уж нет,
В глазах у него помутилось,
На миг увидал ослепительный свет,
Упал, больше сердце не билось.
К нему подбежали с холодной водой,
Желая спасти его жизнь,
Но врач подошел, покачал головой:
«Напрасно здесь ваше искусство».
Покойник всю ночь в лазарете лежал,
В костюме матроса одетый,
Свечу восковую в руках он держал,
Как будто был ею согретый.
Наутро проститься к нему тут пришли
Матросы, друзья, кочегары,
Последний подарок ему принесли —
Колосник, сгорелый и старый.
К ногам привязали ему колосник,
И в плащ его тело ввернули,
Пришел пароходный священник-старик,
И слезы у многих блеснули.
Его положили на черну доску,
И саваном тело одели,
Явилось начальство, пришел капитан,
И вечную память пропели.
Доску приподняли дрожащей рукой,
В саване тело скользнуло,
В пучине безвестной, глубокой, большой
Блестнув, и навек утонуло.
Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут, она зарыдает,
А волны берут от винта за кормой,
Бегут и вдали исчезают.
См.: «Песни и романсы», № 415. Н.Ф. Щербина «Моряк», 1977 г. В песенном обиходе создана поэтом-любителем Г.Д. Зубаревым, № 683. Вар.: Новикова, № 1, стр. 439. (Новая или городская).
Багизбаева М.М. Фольклор семиреченских казаков. Часть 2. Алма-Ата: Мектеп, 1979. № 266.
7. Раскинулось море широко…
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
«Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли».
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем не горят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Поди заяви ты, что я заболел
И вахту, не кончив, бросаю.
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил — умираю».
На палубу вышел — сознанья уж нет,
В глазах его всё помутилось,
Увидел на миг ослепительный свет,
Упал. Сердце больше не билось.
Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему принесли –
Колосник обгорелый и ржавый.
Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут, она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Общеизвестная народная песня, впервые появившаяся в лубочных песенниках в начале 900-х гг. (записано А.М. Новиковой в 20-е гг. в Тульской области).
Русские народные песни / Вступ. статья, сост. и примеч. А.М. Новиковой. М.: Госиздат, 1957. С. 439.
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали,
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит,
А берег суровый и тесный,
Как вспомнишь, так сердце болит.
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем не горят,
В котлах не сдержать мне уж пару!»
Товарищ ушел, он лопату схватил,
Собравши последние силы.
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.
Окончив кидать, он напился воды.
Воды опресненной, нечистой.
С лица его падал пот, сажи следы.
Услышал он речь машиниста:
«Ты вахты не кончив, не смеешь бросать.
Механик тобой недоволен.
Ты к доктору должен пойти и сказать.
Лекарство он даст, если болен».
На палубу вышел — сознанья уж нет,
В глазах у него помутилось.
Увидел на миг ослепительный свет.
Упал, больше сердце не билось.
Всю ночь в лазарете покойник лежал,
В костюме матроса одетый,
В руках восковую свечу он держал,
Воск таял, жарою согретый.
К ногам привязали ему колосник
И койкою труп обернули.
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.
Напрасно старушка ждет сына домой;
Ей скажут, она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Последняя строка каждого куплета повторяется
Антология военной песни / Сост. и автор предисл. В. Калугин. М.: Эксмо, 2006.
Этот же вариант с парой разночтений дается как текст из репертуара Леонида Утесова (см.: Я люблю тебя, жизнь: Песни на все времена / Сост. Л. Сафошкина, В. Сафошкин. М.: Эксмо, 2004. С. 42-43. Подпись: «муз. А. Гурилева, сл. Г. Зубарева», ст. 12 «Огни в моих топках совсем догорят», ст. 28 «Упал, сердце больше не билось» .)
Мелодия c фонограммы Утесова:
Расшифровка фонограммы Л. Утесова, грампластинка 33Д — 033308, запись 1930-х гг., нотация В. А. Лапина.
100 песен русских рабочих / Сост., вступит. статья и коммент. П. Ширяевой; Общ. ред. П. Выходцев. Л.: Музыка, 1984.
Источник