Романс шелковый шнурок ноты
ШЕЛКОВЫЙ ШНУРОК
Музыкальная обработка Бориса Прозоровского
Слова Константина Подревского
Милый мой строен и высок,
Милый мой ласков и жесток,
Больно хлещет шелковый шнурок.
Разве в том была моя вина,
Что казалась жизнь мрачнее сна,
Что я счастье выпила до дна.
Потом, когда судьи меня спросили:
«Этот шнурок ему вы подарили?» —
Ответила я, вспоминая:
«Не помню, не помню, не знаю!»
Только раз, странно недвижим,
Он смотрел сквозь табачный дым,
Как забылась в танце я с другим.
Разве в том была моя вина,
Что от страсти я стала пьяна,
В танце я была обнажена.
Потом, когда судьи меня спросили:
«Там в ту ночь вы ему изменили?» —
Ответила я, вспоминая:
«Не помню, не помню, не знаю!»
В ранний час пусто в кабачке,
Ржавый крюк в дощатом потолке,
Вижу труп на шелковом шнурке.
Разве в том была моя вина,
Что цвела пьянящая весна,
Что с другим стояла у окна.
Борис Прозоровский. Плачет рояль. Романсы для голоса и фортепиано. Редактор-составитель С.Л. Гринберг. Издательство «Композитор • Санкт-Петербург», б.г.
Борис Алексеевич Прозоровский (1891, Санкт-Петербург — 1937, ГУЛАГ)
Подревский Константин Николаевич (1889 — 1930, Москва)
Источник
Шелковый шнурок романс
Что может быть важного в отрезке шнура. А изобретатель решил подвязывать важные аксессуары, для удобства или пропускать шнурок в сделанные пазы и связывать детали одежды, сандалий. Ествественно, свое слово произнесла продвинутая тусовка.
Удобные веревочки выросли в полезный элемент декора. Разные проэктировщики обуви и курток рассматривают их для подчеркивания образа модницы, приверженности какому-то возрастному кругу или тусовке. Из простого кусочка веревки шнурок перерос в элемент одежды, которой пользователи уделяют большое внимание.
Однажды, лет около сорока назад, в Баку, я услышал по телевизору романс, который спела молодая грузинская певица. Трагическое содержание романса впечатлило меня и я поинтересовался у мамы, знает ли она этот романс.
Выяснилось, что в молодости они с её сестрой очень любили этот романс, но вспомнить его хорошо она уже не могла из-за сильного склероза. Я звонил в Ташкент тёте, но и она не смогла помочь мне. В последствии, долгие годы я пытался найти этот романс в изданиях или услышать в концертах.
Помнится, приезжала в Павлово известная тогда исполнительница романсов Ольга Тезелашвили. О её концерте хочется рассказать особо. Приехала она с знаменитым Давидом Ашкенази.
Как ни странно, на концерт пришло лишь несколько зрителей и концерт проводили в малом зале, где на сцене стояло небольшое домашнее пианино. В нём постоянно западала клавиша и маленький Ашкенази, темпераментно аккомпанируя, часто вскакивал и, не прекращая игры левой, правой поправлял через верхнюю открытую крышку пианино запавшую клавишу.
Зрителей было, как я уже сказал, лишь несколько человек, а передо мной их не было совсем. И вот, в одном романсе, Ольга Тезелашвили, держа в руке красную розу стала темпераментно петь обращаясь ПРЯМО КО МНЕ! Я не знал куда деться и готов был расплющиться в кресле от смущения.
Заканчивая романс, она грациозным движением кинула розу и роза, пролетев надо мной, попала в руки сидевшему за мной директору Дворца культуры, в котором был концерт. То есть и романс был спет ему, а я просто оказался с ним на одной линии.
Возвращаясь к «Шёлковому шнурку», добавлю, что на мою просьбу спеть этот романс, она лишь загадочно пожала плечами.
Наконец, осенью 2004 года мне посчастливилось побывать на юбилейном (90лет!) концерте Аллы Баяновой в кафе «Гнездо глухаря». Правда, этот романс она не спела, но после концерта я связался с сайтом Аллы Баяновой, предложил им свой фоторепортаж с концерта, а в ответ мне по моей просьбе прислали этот романс. Послушать его можно по ссылке, расположенной вверху странички.
Музыкальная обработка Бориса Прозоровского
Слова Константина Подревского
Милый мой строен и высок,
Милый мой ласков и жесток,
Больно хлещет шелковый шнурок.
Разве в том была моя вина,
Что казалась жизнь мрачнее сна,
Что я счастье выпила до дна.
Потом, когда судьи меня спросили:
«Этот шнурок ему вы подарили?» —
Ответила я, вспоминая:
«Не помню, не помню, не знаю!»
Только раз, странно недвижим,
Он смотрел сквозь табачный дым,
Как забылась в танце я с другим.
Разве в том была моя вина,
Что от страсти я стала пьяна,
В танце я была обнажена.
Потом, когда судьи меня спросили:
«Там в ту ночь вы ему изменили?» —
Ответила я, вспоминая:
«Не помню, не помню, не знаю!»
В ранний час пусто в кабачке,
Ржавый крюк в дощатом потолке,
Вижу труп на шелковом шнурке.
Разве в том была моя вина,
Что цвела пьянящая весна,
Что с другим стояла у окна.
Борис Прозоровский. Плачет рояль. Романсы для голоса и фортепиано. Редактор-составитель С.Л. Гринберг.
Издательство «Композитор • Санкт-Петербург», б.г.
Борис Алексеевич Прозоровский (1891, Санкт-Петербург — 1937, ГУЛАГ)
Подревский Константин Николаевич (1889 — 1930, Москва)
Источник
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
- живопись (9857)
- зарубежные творцы (7463)
- русские творцы (3522)
- фотография (2464)
- графика (1554)
- прикладное творчество (1190)
- музыка (1148)
- интересные статьи (1089)
- культурные события (760)
- архитектура (743)
- скульптура (698)
- поэзия (674)
- литература (603)
- ссылки (581)
- «документальное» (576)
- дизайн (551)
- кинематограф (490)
- ретро (407)
- история стилей (407)
- Компьютерное искусство (384)
- юмор (309)
- театр (243)
- календарь (180)
- обсуждения,вопросы и пр. (178)
- анимация (175)
- термины и техники (98)
—Музыка
—Метки
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
Для души…
Пятница, 19 Февраля 2016 г. 10:30 + в цитатник
Для души…
Сегодня я расскажу вам о еще одном из самых любимых мною романсов. Вероятно потому, что я воспитывалась (уж так сложилась жизнь) у дедушки с бабушкой, я хорошо знаю и люблю романсы.
Дома была большая коллекция пластинок, которые мы слушали на патефоне, да-да на таком, который надо было еще ручкой крутить. Потом появился такой же, но электрический. Понятно, что пластинки там были с теми записями, которые они любили: романсами, ариями из опер и оперетт, балетной и классической музыкой.
Я уроки учила под них.:) Поставлю пластинку, решаю задачку, а сама мурлычу под нос: «Капли испарений катятся, как слезы, и туманят синий вычурный хрусталь….» или «День и ночь роняет сердце ласку, день и ночь кружится голова….», а как не мурлыкать, если эти романсы я слышала сотни раз и уже лет в девять знала все их слова наизусть….:) Они мне казались такими красивыми и загадочными.
По радио романсы тогда звучали очень редко, как рассказывали дедушка и бабушка, долгие годы они были вообще под запретом. Но их конечно слушали дома, берегли редкие пластинки…
Один из моих самых любимых романсов был тогда и остался до сих пор – « Медовый, аметистовый».
На пластинке моего детства его пел тоже очень популярный, а потом запрещенный Вадим Козин:
Если набрать в поисковике слова «медовый, аметистовый», он выдаст следующую
информацию: «Цыганский романс». Меня это всегда удивляет, ну причем тут цыгане? Может потому, что они часто его пели, не боясь никаких запретов.
Янковская Светлана — «Пой, звени, моя гитара»
Слова К.Подревский
Музыка В. Кручинин
Зачем насмешкою ответил,
Обидел, ласку не ценя?
Да разве без тебя на свете
Других не будет у меня?
Дела нет мне до такого, до речистого.
Был бы сахарный, медовый, аметистовый,
Да в душе пожара нет, потухло зарево! Эх!
Пой, звени, моя гитара, разговаривай!
Пой, звени, моя гитара, разговаривай!
Ты раньше был родней родного,
Дороже, чем отец и мать:
Пришлось как недруга лихого
Тебя от сердца оторвать.
Дела нет мне до такого, до речистого.
Прощай, иди своей дорогой,
Грустить не буду, так и знай!
Ты только прошлого не трогай
Да лихом зря не поминай!
Дела нет мне до такого, до речистого.
Автор слов Подревский Константин Николаевич (1888 — 1930) — русский поэт, композитор, автор популярных в народе песен и романсов.
Родился он в городе Туринске Тобольской губернии.
Среди других популярных романсов на слова Николая Подревского – “Твои глаза зеленые”, “Шелковый шнурок”, “Я старше Вас”, “Медовый, аметистовый”, “Встреча была для обоих случайной”. Жизнь поэта закончилась трагически.
Летом 1929 года произведения Подревского, в том числе один из самых знаменитых позднее романс «Дорогой длинною», были запрещены как контрреволюционные; с 14 по 20 июня в Ленинграде прошла Всероссийская Музыкальная конференция, которая запретила исполнение и издание любых романсов.
Самого Константина Подревского объявили «нэпмановским», «упадочным» и «кабацким» подпевалой. Для Подревского данный запрет стал большим ударом. Вдобавок в том же 1929 году Константин опоздал с декларацией о доходах, за что правление Драмсоюза описало всё его имущество, и ещё присудило огромный штраф. После этих потрясений он совершенно заболел, впал в невменяемое состояние, от которого не оправился до своей смерти. За свою короткую жизнь он написал, очень много романсов, большинство из которых утеряны и забыты.
Композитору повезло больше — Валентин Яковлевич Кручинин родился 26 июня 1892 года в Ростове-на-Дону.
Автор оперетт, оркестровых и инструментальных произведений, музыки к кинофильмам, многих популярных песен.
Заслуженный деятель искусств РСФСР (1964).
Умер 5 февраля 1970 года.
Сейчас романс поют многие певцы. Каждый старается привнести в него что-то свое, личное. Оригинальные стихи Подревского подвергаются переделке, на мой взгляд, лучше они от этого не становятся. У Петра Налича остался от них похоже только припев. 🙁
Шугалей Анастасия Медовый, аметистовый
Старинный русский романс В. Кручинина на стихи К.Подревского «Медовый, аметистовый» («Зачем насмешкою ответил. «) в исполнении Юлии Зиганшиной.
Петр Налич на фестивале «GALAFEST» 23.08.2015 — Медовый, аметистовый
В заключение одно из любимых исполнений – Нани Брегвадзе.
Приятного вечера вам, дорогие мои!
Рубрики: | музыка ретро |
Метки: Романс ретро музыка история
Процитировано 9 раз
Понравилось: 15 пользователям
Источник
О чем романс «шелковый шнурок» Прозоровского? Никак не могу понять. ( текст внутри)
Милый мой строен и высок,
Милый мой ласков и жесток,
Больно хлещет шелковый шнурок.
Разве в том была моя вина,
Что казалась жизнь мрачнее сна,
Что я счастье выпила до дна.
Потом, когда судьи меня спросили:
«Этот шнурок ему вы подарили?» —
Ответила я, вспоминая:
«Не помню, не помню, не знаю!»
Только раз, странно недвижим,
Он смотрел сквозь табачный дым,
Как забылась в танце я с другим.
Разве в том была моя вина,
Что от страсти я стала пьяна,
В танце я была обнажена.
Потом, когда судьи меня спросили:
«Там в ту ночь вы ему изменили?» —
Ответила я, вспоминая:
«Не помню, не помню, не знаю!»
В ранний час пусто в кабачке,
Ржавый крюк в дощатом потолке,
Вижу труп на шелковом шнурке.
Разве в том была моя вина,
Что цвела пьянящая весна,
Что с другим стояла у окна.
Потом, когда судьи меня спросили:
«Вы его когда-нибудь все же любили?»
И ответила я, вспоминая:
«Любила, любила, ЛЮБИЛА!»
Источник