ВИА «ПОЮЩИЕ ГИТАРЫ». КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ. ЧАСТЬ 2: «К НАМ ПРИЕЗЖАЮТ СОВЕТСКИЕ БИТЛЫ!»
Руководителем вокального отдела Ленконцерта был в то время Сергей Георгиевич Гамбурцев – настоящий музыкант, консерваторец. Он всегда следил за происходящим в музыке, поэтому был одним из немногих, кто понимал, что в музыке что-то меняется, что нужно делать новое. Сергей Георгиевич был единственным человеком в Ленконцерте, который знал о том, что мы затеваем, а когда все было готово, сообщил о нас директору Ленконцерта – Коркину. Прослушивание проходило в Клубе «10-летия Октября», а для обсуждения худсовет переехал в Ленконцерт. Гамбурцев был единственным, кто на том худсовете нас поддерживал.
1966 год. Турбаза в Новомихайловке. Ансамбль «Белые ночи» п/у Сергея Лавровского: Сергей Лавровский, Владимир Калинин, Анатолий Васильев, Евгений Броневицкий, Лев Вильдавский, Галина Баранова
Он открыл заседание, сказал, что это новое слово в музыке, что это нужно. А все остальные члены худсовета на нас ополчились со страшной силой: «Да, что это такое? Это же жалкая пародия на Битлз! Это растлевающее искусство, низкопоклонство, подражательство…» Но Коркин был очень хорошим директором, мудрым хозяйственником. Может быть, он не очень хорошо разбирался в музыке, но в коммерции был силен – сразу почувствовал, что это новое дело, и что «Поющими гитарами» можно торговать. Он не боялся ничего. Хоть не был членом партии, зато каждый квартал план на 120 процентов выполнял. За это переходящие знамена, премии, награды наше Главное управление культуры получало, поэтому его и не трогали до поры, до времени. Короче, Коркин всех выслушал и говорит: «Ну, все сказали? Теперь я скажу. Мне нравится! Я их беру на работу!» И все наши подхалимы тут же загалдели: «Да, да! Конечно! Это замечательный коллектив, перспективный».
На улице перед концертом «Поющих гитар»
Закончился почти год безработного обдумывания, обсасывания, репетирования. Естественно, мы не были уверены в столь благополучном исходе дела, но надеялись. Ведь, как известно, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Когда Броневицкий-старший вернулся в Ленинград, он, конечно, пытался что-то против нас сделать, но было уже поздно. Джина выпустили из бутылки – назад не загонишь!
Мы начали работать. Поскольку тарифной категории «музыкант ВИА» тогда еще не существовало, то нам, в принципе, были положены обычные музыкантские ставки, но они были совсем небольшие, к тому же давали права на сольное отделение. Поэтому Коркин пошел на некоторое нарушение и тарифицировал нас как «артистов камерных вокальных ансамблей». До нас такой прецедент уже существовал – музыканты «Дружбы» были тарифицированы точно так же. Толя Васильев имел еще с «Дружбы» 11-рублевую ставку, а мы все получили 9 рублей и право на сольное отделение.
Май 1970 года. ВИА «Поющие гитары» в ленинградском театре эстрады
«Поющие гитары» стали первым вокально-инструментальным ансамблем на профессиональной эстраде. Хотя тарифная категория «музыкант ВИА» была утверждена Министерством культуры значительно позже. Но ведь дело не в формальной дате, когда министерство разрешило. Дело в каких-то глубинных течениях. Суть вокально-инструментальных ансамблей заключается не в том, кто первый записал потом в графу о ставках и т.д., а в том, что совершенно другая музыка пришла, другие мысли, другие чувства, другие эмоции. Это уже была не сладкая музыка вокальных ансамблей типа «Улыбки». Здесь появились песни протеста, песни бурного изъявления эмоций молодежи начала 60-х годов. Битлз же не просто так взяли гитары и заиграли рок-н-ролл новой формации. Это же идеология целая! Здесь важно то, что Битлз и все последующие коллективы появились, как общественный протест. У них там – против своих дел, у нас – против своих. Это какой-то инстинктивный, интуитивный протест, но, тем не менее, это не просто «взяли в руки гитары и запели». Так могли делать и дружбинцы, так могла делать «Гая», но там содержание не то. До «Поющих гитар» ничего подобного в нашей стране не было. Был, к примеру, «Авангард-66», но ведь они исполняли на 100% английскую музыку. Играли на танцах или просто перепевали Битлз, Роллинг Стоунз и других популярщиков.
У нас в «Поющих гитарах» было много песен протеста. Помню, была у нас итальянская песня из репертуара Марьяновича. Нам ее поставил Шагинян, а пел Олег Мошкович. Он стоял на переднем плане, а сзади него четверо с гитарами – Броневицкий, Васильев, Калинин, Чванов. Песня заканчивалась пулеметной очередью. Свет гас, и ребята вроде бы как его расстреливали. Тогда даже пошла такая байка, что четверо русских расстреливают одного еврея.
…Помню наши первые гастроли. Это был Херсон. Ленконцерт нам тогда купил какие-то ширпотребовские костюмчики, чтобы хоть как-то одеть. По-моему, во Фрунзенском универмаге их по безналу купили. Директором нам в коллектив назначили Виктора Абрамовича Когана. Заядлый преферансист, курильщик, но продюсер, выражаясь нынешним языком, просто гениальный. Он говорит: «Я вам сделал первую поездку. Мы едем в Херсон». Мы: «Какой Херсон? У нас ни плакатов, ни рекламы – ничего нет». Он: «Не волнуйтесь! Это я вам говорю! Меня буду встречать – не вас! Если я делаю, значит, я делаю».
Без всякой рекламы приехали. Нас встречал директор филармонии. Точнее, встречал не нас, а своего коллегу Когана. Когда мы ехали в гостиницу, то увидели, что через всю улицу, как сейчас эти переброски делаются, было написано: «Приезжают советские Битлы!» И больше никакой рекламы! Ничего! Ни одного плаката не было! Просто от руки быстренько написали, что приезжают советские Битлы. И все билеты были проданы задолго-задолго до нашего приезда. С дракой, с боем брали эту концертную площадку. Вот это была заслуга Виктора Абрамовича. Вернулись оттуда мы уже победителями!
Солистка «Поющих гитар» Елена Федорова
Вообще, с Виктором Абрамовичем много забавных историй связано. Как-то были мы с гастролями на Урале. После концерта Коган вдруг приходит за кулисы и говорит: «Там собралась огромная толпа мужиков. Видимо, нас будут бить». Видимо, у него какая-то историческая память со старых времен осталась. Не понравился концерт – будут бить. Толпа огромная. Мы через черный ход вышли. Коган в середине нашей толпы. А мы так все сплотились. Оказалось, что на улице стоит огромная толпа поклонников – пацанов, которые ждут автографов. Мы полчаса потом раздавали автографы, но Коган на всякий случай стоял за нашими спинами.
Это тоже, кстати, интересный феномен российской поп и рок-музыки. Мы видели по фотографиям, по кадрам, к нам доходившим, что на Битлз больше всех веселятся и неистовствуют девчонки. В первых рядах, плачут, размахивают и т.д. А у нас на первых рядах пацаны с ума сходили. Не девчонки, а мальчишки торчали. И только через какое-то время появилась так называемая пятая колонна. Это девчонки, которые дежурили в подъездах, мотались за нами на гастроли. У меня где-то даже сохранился альбом, который подарили эти поклонницы. Они вырезали из разных фотографий куски, написали какие-то доморощенные стихи. И в мой день рождения принесли этот альбом на дом.
– В фильме 1994 года Федоров рассказывал, что какая-то референт Фурцевой указала Вам на то, что девочки в шестом классе уже не девочки, и виноваты в этом лично Вы.
– Был такой факт. Только это не мне лично указывалось. На нашем концерте в Сочи побывал один из заместителей министра культуры РСФСР. Ему все очень понравилось. После концерта пришел к нам за кулисы, поблагодарил каждого поименно. Но когда он вернулся в Москву, как раз вышло новое Постановление ЦК об усилении идеологической борьбы с чем-то. Он выступил на Пленуме Министерства культуры, где и произнес вот эти слова. Нам сказали, что мы растлители молодежи. Девушек несовершеннолетних портим.
– Сергей Борисович, расскажите немного о «творческой кухне». Как складывался репертуар «Поющих гитар»?
– С миру по нитке. Часть Васильев принес из «Дружбы». Например, Галя Баранова пела: «А люди уходят в море…» из Пьехиного репертуара. Женя Броневицкий и Лева Вильдавский, как самые молодые, были носителями западной музыки. Но вы, наверное, знаете, что тогда было ограничение исполняемого репертуара. Нужно было исполнять песни членов Союза композиторов. Поэтому хитрили-мудрили, записывали в рапортичку одно, а исполняли совсем другое, за что, кстати, нам неоднократно попадало. Песни Битлз записывали, как песни прогрессивного американского композитора Поля Робсона на стихи русского поэта Альберта Азизова. Еще какую-то чушь выдумывали. Например, «Мелодии индейского племени Аппачи» или «Индейская резервация». Так в репертуаре появились и «Толстый Карлсон», и «Песенка велосипедистов», и другие.
Памятка для руководителей ВИА, выезжающих за рубеж. Для служебного пользования
Но репертуара все равно не хватало, особенно на первых порах. Тогда мы договорились, что Васильев сам попробует писать песни. Я копался в литературе, выискивал какие-то интересные стихи, которые ложились на наши души, и приносил Васильеву. Потом из этой кучи что-то выбиралось, и он пробовал написать песню. В начале нашего творчества было, наверное, с десяток песен, написанных самим Васильевым. Но, вообще, каждый что-то свое привносил, то, что ему было больше по душе.
Саша Федоров – человек экспрессивный, энергичный, он категорически отвергал для себя исполнение советских песен, у него душа лежала к песням Битлз, к другим, пусть даже переведенным на русский язык, западным песням. «Песенка велосипедистов», «Карлсон» и т.д. – вот это ложилось ему на душу. У Жени Броневицкого натура была более лирическая, поэтому ему доставались такие песни, как «Мишель», «Гёл». Мы с Таней Калининой исполняли «Бабичко». Я был бабушкой в платочке и учил ее танцевать, а потом мы с ней вдвоем на сцене танцевали чарльстон. И все другие точно также. Каждый говорил: «Мне хочется вот эту песню исполнить, а мне вот эту». Но главная роль все равно принадлежала Толе Васильеву. Он выискивал репертуар. Он, вообще, по природе такой. За столом мог сидеть 48 часов в сутки. Тогда компьютеров не было. Наушники, радио, магнитофон. Сидел, слушал, снимал песни, делал оркестровки – и советские, и несоветские. Не знаю, как там дальше Понаровская, а Лена Федорова ничего своего не привносила. Васильев просто говорил: «Леночка спой вот эту песенку». Она была маленькая, подвижная, бойкая. Ей хорошо шли итальянские песни, заводные рок-н-роллы. Она с удовольствием их исполняла. Бегала, прыгала, танцевала.
Кстати, Лену я в ансамбль привел. Мне знакомые рассказали, что во Дворце культуры Ленсовета (тогда Промкооперации) в самодеятельности есть одна способная девочка. Я сходил, послушал. Потом пошел к ее родителям. Они долго не соглашались ее отпускать. Ей тогда всего 17 лет было. Но я их все-таки уговорил. Семья у них была очень бедная, жили в коммунальной квартире. Я сказал, что Лена будет получать хорошую зарплату, сможет помогать родителям, брату. И она, действительно, им потом помогала. Очень хорошая девочка, порядочная. В начале 70-х она вышла замуж за Юру Иваненко, сильно располнела и уже не выходила на сцену, а просто сидела на стуле в кулисах и пела свои партии.
А историю появления Понаровской знаете? Она же сначала пришла просматриваться в «Калинку». Мы с ее папой Виталием Понаровским в одной конторе работали и хорошо друг друга знали. Вот он привел Иру к нам на прослушивание. Она тогда была студенткой консерватории – молодой и очень толстой. Кузинер посмотрел на нее и, не зная, что ее папа стоит рядом, говорит: «Да на хрена ж нам певица с такой ж…?» Виталий тогда на нас ужасно разобиделся. Много позже Понаровская писала в какой-то статье, что тот факт, что ее не взяли в «Калинку», обозвали толстой, пошел ей на пользу, она села на какую-то жуткую диету, похудела, и, когда пришла прослушиваться в «Поющие гитары», ее приняли.
1975 год. ВИА «Калинка»: Николай Воробьев, Александр Сморчков, Евгений Маймистов, Владимир Антипин
– Сергей Борисович, почему Вы ушли из «Поющих гитар»? Успешный коллектив, прекрасно работал. Как у Вас возникла идея «Калинки»?
– Я считаю, что замена одного музыканта другим, более крепким, молодым, современным – это естественный процесс. А тем более тогда сразу дуэт пришел – бас-гитарист и барабанщик. Прекрасная сыгранная пара Иваненко и Соколов.
Когда я ушел из «Поющих гитар», мы с моим старинным другом и, можно сказать, родственником Юрием Акуловым и радиоинженером Леонардом Шварцбергом (потом он женился и стал Петровым) решили сделать свой ансамбль. У Шварцберга были золотые руки, его самопальная аппаратура всегда очень хорошо звучала, но управлять ею мог только он сам. Никто другой разобраться не мог, потому что там все было на каких-то временных крючочках…
Источник
ВИА «ПОЮЩИЕ ГИТАРЫ». КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ. ЧАСТЬ 1: АНСАМБЛЬ «БЕЛЫЕ НОЧИ»
Осенью 2006 года все поклонники ВИА-жанра с воодушевлением отметили 40-летие «Поющих гитар». На этом фоне, может быть, менее заметным оказался другой юбилей – 35-летие ВИА «Калинка». Эта публикация посвящена жизни и творчеству человека, имеющего самое непосредственное отношение к обоим юбилеям. Многие, наверное, знают, что Сергей Борисович Лавровский был одним из основателей ВИА «Поющие гитары», создателем и бессменным руководителем ВИА «Калинка», но вряд ли кто-то ныне вспомнит джазмена Сергея Лавровского. А ведь до появления ВИА на нашей эстраде Сергей Борисович был замечательным джазменом, одним из руководителей самого первого в нашей стране джаз-клуба.
Маленький Сережа в Париже со всей семьей
В мае 2006 года мы встречались с Сергеем Борисовичем в Санкт-Петербурге. Этот 72-летний музыкант поражает своей молодостью, энергией, оптимизмом! Он по-прежнему на эстраде, много работает, а кроме этого пишет книгу и занимается восстановлением истории своей семьи. Оказалось, что Лавровскому есть, что восстанавливать. Среди его предков и испанские дворяне Де Тельс, и немецкие бароны Фон Вахтен, и русские священники Лавровы. Наверное, поэтому наш разговор начался именно с темы происхождения Сергея Борисовича и появления фамилии Лавровский:
– Дело в том, что я сейчас начал писать книгу воспоминаний. Мы с племянником раскопали через архивы Тульской области официальное подтверждение того, что наши предки, первое упоминание о которых относится к 800-му году, испанские благородники Де Тельс, при Петре I были приглашены в Россию. Получили имение в Тульской губернии, обрусели и со временем породнились с соседями – выходцами из Германии баронами Фон Вахтен и русскими священниками Лавровыми. Дело в том, что настоящая фамилия моего отца Лавров. В 1906 году он приехал в Санкт-Петербург, окончил здесь театральное училище и начал карьеру театрального актера. Вот тогда-то он и добавил к своей фамилии окончание «ский». Я в точности не знаю, зачем он это сделал. Наверное, тогда так было модно.
Сережа Лавровский. 1938 год
После революции отец служил в Красной Армии, был культмассовым работником в политотделе Первой Туркестанской армии. В 1921 году стал директором Ташкентского оперного театра. Там же познакомился с моей мамой – цирковой артисткой из династии наездников Соболевских. Отец влюбился, бросил театральную карьеру, вошел в номер цирковых артистов, в 31 год начал изучать конно-акробатическую профессию.
В 1924 году вся семья уехала работать заграницу. Около 15 лет там прожили. Я родился в 1934 году в Париже. В 1936 или начале 1937 года семья вернулась в СССР.
Для меня до сих пор остается загадкой, как сталинская мясорубка миновала нашу семью. Ведь мало то, что они почти 15 лет прожили заграницей, так еще и не вся семья вернулась в Союз – два маминых брата и сестра остались заграницей. Конечно, они не собирались там оставаться навсегда, просто хотели еще пару лет поработать. Но началась Вторая Мировая война, и путь на родину был отрезан. Как советско-поданные они попали в концлагерь, откуда их чудом вытащил директор цирка, в котором они долгие годы работали. Потом судьба разбросала их по всему миру. Мамина сестра вышла замуж в Голландии, один брат осел в Бельгии, другой эмигрировал в Аргентину. А та часть нашей семьи, которая вернулась в СССР, прекрасно работала здесь до конца 40-х годов.
Младший лейтенант Лавровский с отцом
Но все-таки, когда я вырос, родители, памятуя о своей горькой судьбе, ни за что не хотели, чтобы я продолжил их дело, они всячески отстраняли меня от цирка, музыки, театра. Родители считали, что я должен стать инженером. Инженер, в их понимании, это была почетная, уважаемая должность. Я поступил в Ленинградский институт точной механики и оптики (ЛИТМО). Но музыка взяла свое. В середине 50-х я увлекся джазом. У нас в институте существовал джаз-оркестр, которым руководил замечательный музыкант Игорь Петренко. В джаз-оркестре ЛИТМО я играл три года. У нас было три саксофона, труба, тромбон. Мы вместе ездили на джаз-фестивали в Таллинн и Тарту, принимали участие в двух ленинградских джазовых фестивалях, занимали хорошие места, да и, вообще, пользовались успехом.
Джазмен Сергей Лавровский
В 1958 году в Ленинграде был создан первый в нашей стране джаз-клуб. Нам выделили помещение в ДК имени Кирова. Нашим президентом стал джазовый фотограф Наум Каждан, а мы с Володей Тагом были вице-президентами. Кроме нас в совет клуба входили Владимир Фейертаг, Вадим Юрченков, Аркадий Мемхес и еще несколько джазовых музыкантов. Совет определял дни собраний, обсуждения проблем, джазовых концертов, джем-сейшенов и т.д. В основном в джаз-клубе были музыканты-любители, так как высокие профессионалы на первых порах нас чурались. На первом, организационном, собрании ленинградского джаз-клуба присутствовал нынешний джазовый теоретик Алексей Баташов.
Через год или полтора он создал такой же джаз-клуб в Москве. Это было очень интересное время. В джаз-клубе мы встречались, общались, играли с такими замечательными музыкантами, как Константин Носов, Давид Голощекин, Геннадий Гольштейн, Юрий Вихарев, Стас Стрельцов, Лев Болдырев, Герман Лукьянов, Теймураз Кухарев, Валерий Мысовский, Алик Лескович, Володя Прокофьев и многие другие. Мне даже с бывшими утесовцами довелось вместе поиграть в оркестрах. Кандат, Котлярский, Дайвиц – это музыканты, которые когда-то еще в тэо-джазе играли. Ведь изначально в оркестре Утесова играли ленинградские музыканты, но когда оркестр перебрался в Москву, ленинградцев оттуда потихоньку вытеснили и заменили москвичами. Вообще, было много примеров, когда ленинградские музыканты, причем лучшие музыканты, в Москве не приживались.
Я хочу рассказать, пожалуй, о самом знаменательном эпизоде за все время существования первого джаз-клуба – это приезд в Ленинград оркестра Бенни Гудмана в июне 1962 года. Естественно, это было революционное событие в развитии не только питерского, но и всего советского джаза. Был дан какой-то толчок. Конечно, мы гонялись за музыкантами, нам было интересно с ними поговорить. Но ведь никто ж не разрешил бы нам провести джем-сейшн с американцами. Поэтому мы решили провести его ночью, тайно в здании университета. Рояль там был, я привез свои барабаны, кто-то из ребят привез контрабас. Гена Гольштейн посадил американских музыкантов в свой катер и повез якобы на прогулку, а сам пристал около университетской набережной. Мы тихонечко провели американцев в университет.
Заседание первого в СССР джаз-клуба: Владимир Фейертаг, Сергей Лавровский, Вадим Юрченков, Аркадий Мемхес
Они сказали: «Ребята, ну, в сухую нам как-то неинтересно». Поэтому было привезено два ящика водки. (У каждого из музыкантов под стулом стояла бутылка водки). Они потихоньку пригубляли, и этот джем-сейшен продолжался до тех пор, пока они еще могли сидеть. Стоять, понятное дело, уже не могли. Ну, а для нас это было такое супер-общение, потому что мы смогли увидеть и услышать, как играют американцы по сравнению с нашими звездами. Это, как если сравнивать американца, который говорит по-английски от рождения и иностранца, который хорошо выучил английский язык, но все-таки не знает какого-то сленга, оборотов и т.д. Так вот игра наших знаменитостей была, как хорошо выученный иностранный язык. Все-таки это надо с молоком матери всасывать. Может быть, следующие поколения, которые выросли в более открытое время, могли впитывать в себя то, что для нашего поколения было трудным, тяжким, и не сразу поддавалось освоению.
Вскоре мы с Давидом Голощекиным перешли на работу в Ленконцерт, но там что-то не сложилось, и наш квинтет распался. Додик пошел работать к Вайнштейну, а я так и остался на эстраде. Сначала работал с Павлом Рудаковым, потом – с Рубиной Колонтарян. А в 1965 году у нас с Толей Васильевым и Женей Броневицким возникла идея «Поющих гитар».
Сергей Лавровский (барабаны), Эдуард Левкович (контрабас), Давид Голощекин (фортепиано)
С Толей мы были знакомы еще с конца 50-х. Почти целый год мы обдумывали, обсасывали эту идею. Очень боялись старшего Броневицкого, который поклялся что, если Толя Васильев уйдет из «Дружбы», то его утопят, где бы он ни оказался. Ну, может быть, это была просто игра слов, но, тем не менее, мы от греха подальше умчались из Ленинграда на юг, в Новомихайловку. Там в тиши, вдали от всех репетировали 2,5 месяца. Тогда нас было пятеро – я, Толя Васильев, Володя Калинин, Женя Броневицкий и Лева Вильдавский. И еще Галя Баранова с нами поехала. Должен был поехать Толя Королев, но он не смог вовремя уйти из «Дружбы».
Кстати, тогда наш ансамбль назывался «Белые ночи», а руководителем числился я. Просто мы с Толей договорились, что поскольку эта точка моя, и знают там меня, а не Васильева, то и руководителем официально буду числиться я. У меня даже где-то почетная грамота сохранилась ансамблю «Белые ночи» под управлением Сергея Лавровского.
Когда начали репетировать, выяснилось, что мы все хреново поем. А мы с Володей Калининым – в особенности. Голоса не строились, не сливались, ведь поставленных голосов ни у кого из нас не было. Ни я, ни Толя, ни Женя, ни Володя, ни Лева никогда не пели. Галя у нас была единственной настоящей вокалисткой. А все остальные – самодеятельность.
Встреча оркестра Бенни Гудмана в аэропорту. Надпись на фотографии: «Сержу с наилучшими пожеланиями. Виктор Фелдман»
Дело в том, что становление хорового коллектива, хорового звучания ансамбля – это не двухдневная работа. Единое звучание вырабатывается годами. Постепенно все как-то вырисовывалось. Работой, подбором людей, занятиями с Акульшиным. Валя научил нас каждодневным многочасовым распевкам у рояля для того, чтобы слышать друг друга, чтобы интонировать всем вместе. Надо было подобрать людей, чтобы сливались голоса. Почему Саша Федоров появился в коллективе? Потому что его голос идеально сливался с голосом Жени Броневицкого и с женскими голосами, с Леной Федоровой в частности.
Очень много значил для ансамбля приход таких крепких музыкантов, как Эдик Кузинер, Гриша Клеймиц. Они привнесли свою музыкальную культуру, умение создать хоровые партии так, чтобы они звучали слаженно. Поэтому, может быть, только после 1970 года хоры зазвучали. А на первых порах очень помогала в вокале Галя Баранова, потому что у нее низкое контральто, и она хорошо сливалась с мужиками. Голос у нее был выше всяких похвал! Потом она все-таки профессионал, консерваторка – могла немножко подстраиваться.
Кстати, о Барановой! Не знаю, правда это или нет, но поговаривали, что ее мать с рогатиной на медведя ходила! И Галя в нее пошла. У них с Володей Калининым тогда был роман, так она его брала на руки и носила. А ведь Володя совсем не маленький мужик был!
Ночной джем в ЛГУ с музыкантами оркестра Бенни Гудмана. Июнь 1962 года
Надо сказать, что с самого начала у нас в пятерке было очень хорошее распределение обязанностей. Васильев проводил в жизнь главную музыкальную линию нашего ансамбля. Я занимался продюсерско-административной деятельностью. Женя Броневицкий и Лева Вильдавский – молодые энтузиасты, поклонники горячей музыки Битлз, к тому же знающие молодых ребят из групп «Лесные братья», «Авангард» и т.д. Володя Калинин, кроме того, что был музыкантом, он был еще и большим знатоком техники, инженером по образованию, прекрасно разбирался в радиоаппаратуре. Самые первые комплекты нашей аппаратуры – это было его произведение.
Первый ревербератор, на котором Толя Васильев играл «Аппачи» был переделан Володей Калининым из магнитофона. Он всегда мог оказать техническую помощь даже последующим профессиональным радистам. А первую профессиональную аппаратуру мы купили у Марино Марини. Ее мощность была 40 ватт. Сейчас это смешно звучит, а тогда мы ею озвучивали 2-тысячный зал Дворца культуры Ленсовета! И все говорили: «Что же вы так громко играете?» Сейчас 100-ваттники, 200-ваттники в квартирах ставят. А тогда 40 ватт на огромный зал, и все уши затыкали! Но это потом, а тогда, в 1966-м, у нас вся аппаратура была самопальная.
В сентябре 1966 года втайне от Александра Броневицкого мы вернулись в Ленинград. «Дружба» в это время была на гастролях. Я договорился насчет помещения в Клубе «10-летия Октября» на Обводном канале. Еще месяц мы репетировали здесь с режиссером Анатолием Шагиняном и хормейстером Валентином Акульшиным. Подготовили одно отделение – песен 10 или 12. «Полюшко-поле», «Песня о Ленинграде» (Я счастлив, что я ленинградец…), «Мишель», «Гёл» и т.д. Пока мы репетировали, по городу уже поползли слухи, что какие-то там гитары сами поют.
Источник