Интервью гитариста группы Ария Сергея Попова
«Песня «Город» жила у меня в голове 20 лет»
Музыкант группы «Ария» рассказал о жизни без концертов, и о том, почему не остался жить в Бельгии и в каком случае готов отъесть себе руку
Уже шестой месяц в нашей стране приостановлена концертная деятельность, музыканты пытаются привыкнуть к оседлой жизни и не верят, что когда-то было иначе. Очень не повезло в этом отношении рок-группе «Ария». Коллектив был вынужден прервать юбилейный тур в честь 35-летия. К счастью для поклонников, с радаров «арийцы» не пропали – устраивают онлайн-выступления, записывают видео-экскурсы в историю написания песен, работают над новым материалом. О жизни в эпоху бесконцертья мы поговорили с гитаристом группы Сергеем Поповым.
— Сергей, рассказывайте, чем наполнена ваша жизнь в период отсутствия концертов?
— Мне повезло, я живу за городом и не связан рамками квартиры. А здесь всегда есть чем заняться – какие-то работы по дому или по саду, так что больших проблем я в этом плане не испытал.
— Наверное, вольготнее всего себя чувствует Стеша?
— Да, выпускаем ее побегать. Она такая шустрая, веселит нас. Это у нас уже второй кролик, ей четыре года. Кроликов заводить очень прикольно, выгуливать не надо, а положительных эмоций море. И они очень разные. Первый был вообще ручной – мог по тебе ползать, но он был не здоров и его долго выхаживали. А Стеша живая-здоровая, но не ко всем в руки идет. Они на инстинктах привыкают к кормяще-ласкающей руке, определенные привязанности вырабатываются, но до собаки им по уровню эмоционального контакта, конечно, далеко.
— А как вообще пришла идея завести кролика?
— Скажем так, первого нам подбросила дочка. Он был из магазина, и нам врач сказал, что его уже продали больным. Видимо, какие-то нужные прививки вовремя не сделали. А второго мы уже сами купили у заводчиков. Когда имеешь дело с заводчиком, есть гарантия, что все сделано как надо.
«СЕЛ И ЗА НЕДЕЛЮ НАПИСАЛ НЕСКОЛЬКО ПЕСЕН»
— У каждого автора есть свои способы сочинения песен. Какой он у вас? Ждете вдохновения или просто на гитаре что-то поигрываете?
— Происходит это достаточно просто. Да, я наигрываю. Какие-то идеи есть всегда, ты берешь инструмент в руки даже на гастролях. Что-то наиграл, что-то показалось интересным – запомнил или, если есть возможность, записал. Думаю, сейчас у каждого музыканта есть в компьютере база своих наработок. И периодически ты туда что-то забрасываешь, а потом начинаешь свежим взглядом рассматривать, прослушивать. Что-то удаляешь, а что-то берешь в разработку. Это могут быть просто отдельные куски, музыкальные фразы или гитарный рифф. Берешь заготовку и начинаешь ее разрабатывать. Если это куплет, придумываешь к нему припев, если рифф, придумываешь к нему мелодическую линию.
— В эти моменты уединяетесь?
— Да. У меня есть свой угол – комната. Ее сложно назвать студией, но здесь стоит компьютер, несколько приборов, есть мониторы. Я думаю, что в наше время так работают многие музыканты.
— Но вы и в написании текстов участвовали.
— У нас с Ритой Пушкиной совместные тексты, и все изначальные идеи, как правило, были мои. Я даю какие-то наработки, пишу англоязычную рыбу для слогов или синопсис будущей песни и отдаю Рите. Она начинает накидывать фразы, и у нас начинается некий пинг-понг. Она присылает что-то мне, я отталкиваюсь и тоже предлагаю строки. Она может согласиться или нет, и так мы последовательными итерациями приходим к общему знаменателю.
— А в одиночку, по-взрослому, тексты писали?
— У меня был опыт самостоятельного написания в «Мастере», но это больше от безысходности, когда нужно было срочно выпускать альбом и не было текстов. Тогда я сел и в течение недели три-четыре текста написал. Но почему-то больше у меня не получается. Я пробовал в «Арии» самостоятельно написать текст, но вышло смешно и наивно. А вот с Ритой все выходит удачно, у меня на фоне ее текстов получается найти какие-то фразы и вместе они складываются в песню.
«ПОЭТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ ПЕСНИ ТРЕБУЕТ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ВРЕМЕНИ, ЧЕМ МУЗЫКАЛЬНАЯ»
— Песни вашей группы – маленькая библиотека, где представлены самые разные темы. А как рождаются идеи написать тот или иной текст на придуманную музыку?
— В принципе, наверное, в 100 процентах случаев мы отталкиваемся от музыки. Сначала пишется англоязычная рыба или даже на русском языке для количества слогов и ритма, чтобы поэту было понятно что и как. А с темами так же, как и с музыкальными заготовками. У каждого из нас есть темы, которые бы хотелось в дальнейшем осветить, и в зависимости от характера музыки приходят какие-то мысли. Если песня быстрая рок-н-рольная, то философскую тему не будешь затрагивать, правильно? Все равно отталкиваешься от характера музыки, и уже на нее накладываешь свои наработки по идеям.
— Как в основном идет работа над идеей песни? Автор музыки контактирует непосредственно с поэтом, а другие в этот процесс не вмешиваются?
— С каждой песней по-разному. Бывает, на гастролях в автобусе едем, Виталий нам говорит: «Вот, что предлагает Рита». В пути делать все равно нечего, поэтому мы садимся и думаем, можем накидать какие-то слова, рифмы, проводим мозговой штурм. На последнем альбоме у меня есть песня «От заката до рассвета». Ее нужно было достаточно срочно запускать, потому что там все уже было в работе, и ее ждали. А мы очень долго искали эту фразу «От заката до рассвета», потому что она достаточно сложная, длинная и ритмически непростая. Понятно, что песня должна быть энергичная, рок-н-рольная, но у нас ни образа, ни фразы. В какой-то момент мы даже создали чат общий – Виталий, я, Миша и Елин. И в нем перекидывались идеями, наработками. В результате пришли к одной фразе, и как только она встала на свое место, песня появилась буквально за неделю.
— И кто придумал эту фразу?
— Насколько я помню, Миша. Но потом мы с удовольствием отдали авторство Саше Елину, поскольку основной объем работы был на нем, а мы только так подтявкивали (смеется). Но во всяком случае это еще один алгоритм написания – мозговой штурм. Главное – в принципе найти отправную точку: либо это шляг-фраза, либо какая-то сверхзадача. Когда она есть, нанизывать на нее все остальное проще. С другой стороны, с поэтами тоже бывает очень непросто. В той же песне «От заката до рассвета» Елин с парой фраз был не согласен, в итоге сказал нам: фиг с вами, нет сил уже бороться. И с Ритой у нас бывает по 5-10 вариантов, пока мы дойдем до какого-то устраивающего всех. Это непростой путь, а не то что мы понимаем друг друга с полуслова. И вообще если говорить о времени, затраченном на музыкальную часть и поэтическую, то поэтическая занимает больше, хотя, казалось бы, надо записывать столько инструментов. Мы, естественно, сначала записываем музыку, а потом работаем с текстом.
«Я НЕ РАБОТАЛ, А ЖИЛ ЖИЗНЬЮ, КОТОРАЯ МНЕ НРАВИТСЯ»
— Вы свои песни считали когда-нибудь? Сколько, например, в «Арии» написали?
— Пытался недавно вспоминать. Плюс-минус одна получилось штук 8-10.
— Самые любимые, удачные из них можете назвать?
— Все они как родные. В последнем туре, который толком не закончился, звучал «Меченый злом» Нины Кокоревой. Мы давно не играли эту песню и решили возродить. А 28 февраля Нина, к сожалению, умерла. И все так одно на другое наслоилось. Когда мы играли, я ее вспоминал. Эта песня в последнее время мне была очень близка. А так все песни по-своему мне родные. Например, песня «Город» выражает мое отношение к Москве. Я родился в центре Москвы, около метро Парк Культуры, кстати, рядом с Ритой Пушкиной. Я бесконечно его люблю и чувствую, как со временем он все больше и больше становится чужим. Мне очень больно принимать то, что происходит с моим городом. С такими длинными песнями, как тот же «Город» или «Аттила», имеются некоторые нюансы. Они не всегда на концерте проходят так, как когда ты их слушаешь в контексте альбома. Поэтому мы их не так часто играем. Но это, наверное, в большей степен мои внутренние ощущения.
— Ударник Pink Floyd Ник Мейсон, говоря о записях своей первой группы, сказал: «К сожалению, они (записи) всё еще существуют». У вас никогда не было такого сожаления?
— Мыслей о том, что лучше бы их не было, нет, а некое умиление бывает по поводу каких-то, как мне кажется, наивных моментов. Но что было, то было. Во всяком случае стыдиться мне точно не за что.
— Нынешний Сергей Попов того Сергея Попова понимает? Его мотивы, посылы, взгляды?
— Наивным что-то видится в плане музыкальных решений, ведь за это время я получил определенный опыт. А вот, что касается поведения по жизни, я бы сделал все точно так же. Сейчас молодые музыканты гораздо раньше начинают заниматься, и им во многом проще. В открытом доступе море информации — бери и учись, и за год можно вырасти в хорошего музыканта. А мы все либо сами придумывали, либо записи с магнитофонов, еще и не очень четких, снимали – по большому счету занимались самообразованием. Это, конечно, гораздо более долгий путь проб и ошибок, начиная от постановки руки и кончая какими-то сложными моментами. До всего доходили сами. Но это такая оценка прошлого относительно того, что происходит сейчас. А так в принципе я ни о чем не жалею и, наоборот, рад, что играл в трех абсолютно разных группах и везде получал удовольствие и общался с отличными музыкантами. Не работал, а именно жил жизнью, которая мне нравится.
«НА СЪЕМКАХ В «УТРЕННЕЙ ПОЧТЕ» ПОЧУВСТВОВАЛИ СЕБЯ «БИТЛАМИ»
— Когда-то вы из любительской рок-группы вместе с ее другими участниками перешли в ВИА «Здравствуй, песня». Получается, уровень группы был не такой уж любительский?
— Мне вообще в начале пути повезло. Любительской наша группа была в плане статуса, то есть мы не работали за деньги в филармонии. Но, на минуточку, там были такие музыканты, как Сергей Мазаев, Игорь Матвиенко. Понимаете? Я один в этой компании был непрофессиональным музыкантом — у меня первое образование высшее техническое — и общался с такими мастерами. Это школа была покруче учебного заведения. И вот пока мы еще были в статусе любительской команды, нас раскопал композитор Слава Добрынин. Мы записали первую песню и снялись в «Утренней почте». Для нас, молодых, это был какой-то культурный шок. Съемки проходили в Парке Горького 9 Мая, вы можете представить, сколько там собралось народу. Снимались на набережной, полностью забитой людьми, так что мы себя какими-то «Битлами» на ровном месте почувствовали (смеется). И кстати, на противоположном берегу видны наши с Ритой Пушкиной дома. Такими были первые профессиональные шаги. В какой-то момент Игорь Матвиенко поехал на временную подмену клавишником в «Здравствуй, песня». Выяснилось, что там почти участники коллектива собираются уходить. И он выступил в роли троянского коня, провел работу с директором и притащил нас. Мы показали свои песни. Он сказал: «Ну давай попробуем». И вот мы ездили с основным составом как молодые интерны, несколько дней порепетировали, и нам дали отделение. Сначала играли одно отделение, а потом музыканты основного состава разбежались, остался только барабанщик Коля Сафонов, и мы стали «Здравствуй, песня».
— Насколько строгие требования были в ВИА? Спрашивали, есть у тебя музыкальное образование или смотрели только на то, что ты умеешь?
— Ну конечно, смотрели, умеешь ли ты играть. В плане профессионализма ВИА были очень серьезными командами – это видно по тому, сколько оттуда вышло известных музыкантов. Кузьмин, Барыкин – все, кто потом были на слуху, прошли через школу ВИА. А еще там был такой нюанс: у каждого была ставка. Тех, у кого не было музыкального образования, называли бесставочниками, им давали самую низкую ставку – в районе 5-5.50 рублей за концерт. А если у тебя образование или ты уже учишься в музыкальном заведении, то дают уже 7.50. И именно поэтому я, уже будучи в «Здравствуй, песня», пошел получать второе образование в музыкальное училище, и сразу получил другую ставку (смеется).
— А как восприняли коллеги по ВИА ваш переход из филармонического ансамбля в «Мастер»?
— Мы в этом составе проработали почти четыре года, и в какой-то момент Мазаева позвали в «Автограф». Мы поняли, что глупо было отказываться от такого предложения. Вместо него пришел Коля Расторгуев, и мы еще год проработали. Но ситуация уже морально устарела. Каждый из нас хотел развиваться по-другому, ведь в ВИА есть определенный консерватизм. И вот мы просто завершили очередные гастроли и ушли из филармонии. Ансамбль как единица остался, но туда уже набирали других людей. Поэтому я не уходил из одной группы в другую, я ушел из одной и практически сразу получил предложение играть в «Мастере».
Кстати, я до сих иногда по радио слышу песню «Где твой медведь?», записанную нами. Вокал тогда записал наш вокалист Олег Кацура, а потом Слава Добрынин без всякого уведомления наложил на нашу фонограмму Боярского и запустил ее в этом варианте, что нас неприятно удивило. Вот такие азы шоу-бизнеса для начинающих (улыбается).
«В ЕВРОПЕ МЫ БЫЛИ ПО-СОВЕТСКИ ЗАЖАТЫМИ РЕБЯТАМИ С ИГРУШЕЧНЫМ АНГЛИЙСКИМ ЯЗЫКОМ»
— У группы «Мастер» были англоязычные альбомы. Примерно в то же время «Ария» пыталась завоевать Европу и тоже пела по-английски. Но в итоге, по большому счету, из всех отечественных групп на Западе «выстрелил» только «Парк Горького» — и то скорее на перестроечной волне. Почему так получилось? Чего не хватило остальным?
— Да по большому счету – всего. Это другой мир, и вы же сами знаете, какие были деньги и медийные усилия вложены в «Парк Горького». Это точно продюсерский проект, а не то, что они были обычными ребятами и потом откуда ни возьмись появились в мире. Что касается нас, то мы ездили в Бельгию благодаря личным контактам и работали там на клубном уровне. Хотя это уже был успех для русской группы — работать не на мигрантскую русскоязычную аудиторию, а на настоящую публику, которая видела все. Она нас прекрасно принимала, но это был локальный успех. А чего не хватало? Мне кажется, внедрения в общую культуру. Это и связи в хорошем смысле слова, и знание языка – способности разговаривать и думать свободно, и чтобы не было топорного акцента. Если ты выпускаешь англоязычный альбом, язык должен быть убедительным, а у нас он был игрушечным. Мы были деревенские, по-советски зажатые ребята. Плюс не было понимания, что такое шоу-бизнес и как можно, например, работать с лейблом. Я думаю, что именно поэтому постперестроечные группы и не продвинулись. А сейчас ведь есть команды, которые самостоятельно находят контакты и ездят по миру. Они, может, не становятся суперзвездами, но на клубном уровне работают. Я знаю ребят, которые сделали себе визу, договорились по интернету о концертах и поехали. В нашем понимании группа самодеятельная, но тем не менее работает в Европе. И это как раз следствие того, что связи поменялись, и язык стал ближе людям. Возможностей стало гораздо больше — мир открыт.
— Какие были ощущение, когда вы с «Мастером» вернулись из Бельгии в Россию, переживавшую не самые простые времена? Не хотелось вернуться обратно и остаться?
— Захотелось. Какое-то количество людей в Бельгии осталось, например, барабанщик Игорь Молчанов, клавишник Кирилл Покровский. И несколько человек из ближнего круга «Мастера» тоже туда перебрались уже через наши контакты. Да, у нас был интересный период. Например, мы полтора месяца жили во Франции, и там было 6-7 концертов с большими перерывами. И как раз в это время в Москве была такая яма, когда из магазинов все пропало, вплоть до хлеба, масла, сыра. Мы смотрели новости и ужасались. Приехали действительно в другую страну. И, конечно, это не прибавляло эмоций, настроения были депрессивные. И потом жизнь показала, что если мы раньше могли музыкой прокормиться, то в 90-е этим уже стало нельзя прожить. И каждый занимался чем мог, выживали, работами сторожами, продавцами.
— А вы как выживали?
— Я был челночником, ездил на автобусе и летал в Турцию, в Эмираты за товаром.
— Нет, на шубы денег не хватало. Какие-то мелкие вещи, на которые удавалась наскрести. Продавал это все здесь. И на рынке стоял. Был такой период: я стою на рынке, продаю, а потом раз в месяц мы концерт играем с «Мастером».
— Почему вы все-таки вернулись в Россию?
— Это был как раз такой период всеобщей растерянности, когда мне сложно самого себя оценивать. Может быть, смелости не хватило. Плюс у меня в России семья осталась, двое детей. Теоретически можно было представить, что вот я уехал, обосновался и потом их перетащил. Но когда настает момент сделать такой выбор, решиться на это сможет не каждый. Я вот не смог, хотя в общем-то хотел. Но никаких шагов я для этого не сделал. Не знаю, хорошо это или плохо.
— Глядя на вас сейчас, думается, что все вы тогда правильно сделали.
— По большому счету – да. В бытовом плане я бы рано или поздно наладил свою жизнь, как это сделали другие уехавшие ребята. Но я никогда бы в жизни не сыграл на стадионе, не выпускал бы в составе прекрасных групп пластинки, где еще и мои песни были бы к тому же. Я бы жил другой жизнью, гораздо более приземленной, но более определенной в материальном плане. Но все равно ты там всегда будешь внизу социальной лестницы. Чтобы подняться там, нужно пройти очень большой и трудный путь. Из круга моих знакомых, кто уехал, никто такой не прошел. Все равно у музыканта там ограниченные возможности. Тем более Бельгию даже местные называют европейской деревней. Все музыканты, которые хотели как-то продвинуться, говорили: «Мы будем уезжать отсюда».
— При этом ведь хэви-металл – не самая популярная музыка в нашей стране. И «тяжелых» групп, которые могут собрать спорткомплекс, очень мало. В основном эта музыка звучит в небольших клубах. Думали ли вы когда-то всерьез о том, что станете участником такого грандиозного шоу, как «Гость из царства теней»?
— Конечно, нет. Я и мечтать не мог. Даже играя в «Здравствуй, песня» и «Мастере», никогда не ассоциировал себя со звездами. Тем более я без базового образования, мне всегда казалось, что это простое везение. Так что никаких целей большой сцены у меня никогда не было.
«ХОЧЕТСЯ СЫГРАТЬ УЖЕ ВООБЩЕ НА ЛЮБОЙ ПЛОЩАДКЕ»
— А когда в первый раз пришло ощущение, что вы звезда?
— Это произошло, когда мы только собрались с «Мастером», и у нас был самый первый концерт в питерском СКК. В сборной программе выступал «Зоопарк», «Союз» и мы. Нас еще никто не знал. И вдруг нас встречают так, будто мы настоящие звезды. Мы тогда играли в основном «арийские» песни. Это был для нас культурный шок, потому что группа не сыграла ни одного концерта, не выпустила ни одной пластинки, а зал принимает тебя стоя. Но это было, скорее, не ощущение того, что ты звезда, а эйфория, непередаваемый полет.
— С тех пор уже сколько своих больших концертов отыграли, где зал стоял на ушах. А на последнем шоу вы были уже не просто музыкантами, но и актерами в чем-то. Вы переодевались и играли каждый свою роль.
— В плане переодеваний и артистизма основная нагрузка, конечно, лежала на Мише. Мы за весь концерт два-три раза переоделись, это терпимо. Тем более нам помогали. И плюс постановщик этого шоу Юра Соколов сделал шикарную вещь, которая до этого с нами никогда не происходила – он практически всю сцену выстроил в отдельном зале, и мы несколько раз собирались и проходили весь концерт с движениями, плюс прогонялась техническая составляющая шоу. Раньше такого не было, на больших концертах последние штрихи, что делать на концерте, мы оговаривали буквально за полчаса до выхода на сцену. И половина сразу вылетала из головы, потому что невозможно все сразу удержать. А когда ты репетируешь, это работает и не кажется очень сложным.
— Сергей, вы играли и в ДК, и клубах, и на площадках зарубежных фестивалей. На какой сцене вам бы еще хотелось выступить? Есть какие-то амбициозные мечты?
— В силу нынешних обстоятельств хочется сыграть уже вообще на любой площадке. Потому что мы почти полгода без работы. Хочется просто съездить в тур. Очень тяжело без этого. А в плане площадок интересно любое новое место, будь то в России или за рубежом. Площадки плюс-минус все хорошие. Но если и мечтать, то мне бы хотелось в Южную Америку съездить, там у нас есть поклонники, и этот стиль в почете. В Корее, в Китае тоже очень любят именно тяжелые направления.
— А вас туда звали когда-нибудь?
— Были попытки, но до конкретики не дошло, поэтому пока что-то организовать не получается.
«В «ЗДРАВСТВУЙ, ПЕСНЯ» САМ ИСПОЛНЯЛ НЕСКОЛЬКО НОМЕРОВ, НО О КАРЬЕРЕ СОЛИСТА НЕ ЗАДУМЫВАЛСЯ»
— Некоторым музыкантам нужна определенная настройка на выступление, чтобы перейти грань между обычной жизнью и сценой. Что делаете вы, чтобы войти в образ?
— Я точно не перевоплощаюсь. Какой есть в жизни, такой на сцену и выхожу. Другое дело, что надо соответствовать той музыке, которую ты играешь, артистически ее показывать. И тут да, нужен настрой. На больших концертах бывает часто и волнение, и нервозность. Настрой – это успокоить эмоции и выйти на сцену. Ты знаешь, что ты можешь и умеешь, нужно просто это показать. Что касается туровых и больших концертов, то тут немаловажно, чтобы все функционировало как надо – правильно работал аппарат, была хорошая подзвучка, чтобы ты себя в техническом плане комфортно чувствовал. Это уже 50 % отличного настроения на концерте. Тебя не ломает, ты думаешь, о том, что и как показываешь, а не о том, как преодолеть какие-то трудности.
— На некоторых песнях вы подпеваете. А роль вокалиста вас никогда не привлекала?
— Так в «Здравствуй, песня» я даже сам исполнял несколько номеров. Был период, когда один солист ушел, а другой не пришел, и приходилось заполнять пустое место в программе. Но я очень условный вокалист, поэтому в дальнейшем желания петь у меня не возникало. Но и тогда это были вынужденные шаги. Подпеть в силу ограниченных возможностей еще можно, а всерьез об этой ипостаси я никогда не думал.
— Группа «Ария» — это пять самодостаточных личностей. Как вы договариваетесь между собой?
— По-разному. Бывают споры и непонимания. Характеры у всех непростые, я бы даже сказал сложные. В общем-то это тоже часть профессиональной работы – находить общий язык. Раз уж мы существуем нос к носу такое большое количество времени, надо уметь договариваться. А в плане административных решений мы делегировали функции Виталию. Нельзя же впятером ходить к устроителям концертов. Все равно должен быть человек, который будет доносить мнение группы. Формируется это мнение внутри коллектива, а проводником выступает Виталий.
— Традиционный вопрос в этой серии интервью. Если бы вы с музыкантами оказались на месте героев рассказа Джека Лондона «Френсис Спейт», как думаете, кого бы съели первым?
— (долгая пауза) В таких случаях обычно говорят: No comments (смеется). Я не могу представить и принять даже виртуальное решение. Может быть, я бы сам себе руку отъел.
— Вы — первый альтруист из всех, кого я успела опросить.
— Ну, может, это просто я такие красивые слова говорю. Как там в анекдотах бывает, самого толстого едят? Надо взвешиваться тогда. Еще можно кинуть жребий на спичках.
А что сказали Миша и Володя?
— Ваши товарищи предложили съесть одного из гитаристов, потому что второй у вас уже есть.
— Это цинизм! Верх цинизма! (смеется) Каждый человек ценен по-своему, независимо от того, на чем он играет. Я не согласен! Так у меня 20 %, чтобы попасть в съеденные, а если соглашусь, то все 50! Понимаете, да?
«ИМЕЯ ИНСТРУМЕНТ САМОГО ЛУЧШЕГО ГИТАРИСТА В МИРЕ, Я НИ НА ЙОТУ ЛУЧШЕ ИГРАТЬ НЕ СТАНУ»
— У вас в молодости был идеал рок-музыканта, на которого вы бы хотели быть похожим?
— Я бы говорил не про идеал музыканта, а про музыкантов, которые мне нравились. И, кстати, среди них не только рок-музыканты. Если гитаристы, то это может быть и Джорж Бенсон, и Пат Метени, Чэт Эткинс, и многие другие. Большое влияние на меня оказал Энди Саммерс из Police — в «Мастере», когда мне пришлось играть «в одного гитариста», я пользовался некоторыми его идеями. Да и сейчас тоже. А к списку музыкантов я бы добавил и многих «негитаристов» — Жако Пасториус, Маркус Миллер, Стюарт Хемм, Дэвид Сэнборн, Чик Кореа. Опять же группы — Earth, Wind & Fire, Chicago, Wild Cherry.
Среди моих любимых были английские группы, играющие хард-рок. У Deep Purple мне зашел не самый очевидный альбом Come Taste the Band, в нем была смесь традиционного хард-рока и фанка, который всегда был мне очень близок. И в принципе мне всегда нравилась музыка именно такая полистилистическая смесь, те же Clawfinger, соединившие элемент тяжелой риффовой музыки с фанком, даже с рэпом, не побоюсь этого слова. Так что я больше следил за группами. Самое интересное, что в молодости я слушал альбомы той или иной группы, но их названиями даже не интересовался. Я заслушивал альбом до дыр, а уже потом узнавал, что это, оказывается, такой-то альбом такого-то года. Параллельно с хард-роком в 80-е годы я слушал фанк. В свое время мы играли много вещей Стиви Уандера. То есть у меня всегда было некое качание между хард-роком и фанком.
— А если говорить о образе человека, который стоит на сцене?
— У меня был, скорее, собирательный образ. В свое время меня зацепил Ингви Мальмстин. Когда он приехал в Москву, я был на четырех его концертах. Он и сейчас супермузыкант. Если говорить о правильном балансе виртуозной игры и поведения на сцене, то это как раз о нем. Тот же Ричи Блэкмор по-своему интересен.
— Можно сказать, что сегодня вы соответствуете своему идеалу?
— Совершенно точно нет! Есть люди, до которых мне точно не дотянуться. Я считаю, что это нормально. Я, разумеется, стремлюсь к чему-то, но я пока не достиг. И отношусь к этому реалистично.
— У кумиров тоже бывают кумиры. Случалось вам испытывать волнение, находясь рядом с кем-то из великих?
— В силу нашего статуса и того, что мы периодически выезжаем на рубеж на фестивали или приглашаем известных музыкантов на «Арию-Фест», с каким-то количеством звезд мы знакомы. Например, приходилось общаться за сценой с клавишником Доном Эйри из Deep Purple. И когда ты общаешься с ними вживую, то понимаешь, что в них нет никакой богоизбранности, никакого потустороннего налета, это абсолютно нормальные люди. По моим наблюдениям, чем выше музыкант, тем он спокойнее, расслабленнее. Если иногда до кого-то нельзя добраться, это не его вина. Просто так устроена система секьюрити на концерте, охрана не пускает людей за сцену, чтобы музыкантам не мешали готовиться к выступлению. Но это не значит, что музыканты такие звездные, что к нам нельзя подойти.
— Владимир Холстинин рассказывал, что за первую фирменную гитару расплачивался больше года. А у вас как складываются отношения с гитарами?
— Я на свою первую гитару накопил и купил ее единоразово, я вообще не люблю в долг жить. Название этого инструмента вам абсолютно ничего не скажет. Его можно назвать фирменным, только потому что он был иностранным, но для профессионального достаточно слабенький. Потом я купил еще несколько гитар – японские копии американских Fender и Gibson. Это было уже в «Здравствуй, песня». Но я не отношусь к гитарам, как к фетишам. Никакого восторженного придыхания у меня к ним нет, и вообще я считаю в современном гитарном мире очень большая доля маркетинга и в цене, и в отношении к инструментам, например, в том, что их надо иметь много. Многие гитаристы играют на двух-трех инструментах. У меня есть небольшое количество гитар, хороших и даже очень хороших, некоторые я использую на концертах, некоторые для записи, парочка лежит в углу, жалко продавать. Но это никак нельзя назвать коллекцией.
Да больше гитар и хранить то негде, да и зачем?
— А иметь инструмент кого-то из своих кумиров вы бы хотели?
— Даже если я буду иметь инструмент самого лучшего гитариста в мире, я ни на йоту лучше играть не стану. А так, на стенку вешать… Инструмент коллекционного класса, который принадлежал звезде, будет стоить как квартира, в которой эта гитара будет висеть.
«С ГОДАМИ НАЧАЛ СЛУШАТЬ КЛАССИЧЕСКИЙ МЕЙНСТРИМ»
— Сергей, а в вашей нынешней фонотеке есть музыка, которую вы бы ни за что не стали слушать в 20 или даже 30 лет назад? Вообще со временем ваши музыкальные вкусы расширяются или наоборот?
— Я бы не сказал, что прямо архи расширяются, но в молодости я практически не слушал классику, а сейчас стало нравиться – особенно на гастролях, во время каких-то переездов. У меня есть определенная подборка: Бах, Вивальди, Моцарт – классический мейнстрим. Шнитке и Губайдулиной, конечно, нет. Плюс слушаю современные группы, которых в принципе не было 30 лет назад. В приоритете смесь рока и фанка, тот же Clawfinger, еще есть такая прикольная Bloodywood – это индусы. А так стилистически все равно отслеживаешь олдскульных музыкантов. Но жизнь идет вперед, и интересно слушать последние альбомы, например, того же Озборна. Находишь в них что-то современное.
— Вот так узнают поклонники о ваших вкусах и тоже решат что-то новое для себя послушать.
— Это как раз та самая положительная сторона некой нашей звездности. Если ты для кого-то находишься в статусе кумира, то можешь вещать. Кто-то тебя услышит и, следуя твоим рекомендациям, решит что-то почитать или послушать. Это очень приятно и здорово, когда ты получаешь обратную связь и понимаешь, что кому-то пригодился.
— Пищу для размышлений группа своими песнями дает в изобилии… Каждая вторая песня с отсылкой к историческому событию, персонажу, книге.
— Справедливости ради надо сказать, что мы к каждой теме подходим очень серьезно, и авторы наши относятся к этому также серьезно. Рита Пушкина, прежде чем за что-то браться, вопрос изучает досконально. Чтобы написать песню «Атилла», она перелопатила огромный объем литературы и только потом приступила к сочинению. Если мы говорим о каких-то литературных или исторических персонажах, то сначала идет артиллерийская подготовка, а потом уже работа.
— Володя рассказывал, что на создание песни «Черная легенда» ушло 5 лет.
— У меня есть песня «Город», так она жила у меня в голове 20 лет. Поэтому пять лет – это вообще не показатель (смеется).
«ЗА ЧТО ТАКОЕ НАКАЗАНЬЕ – БОЛЕЮ С ДЕТСТВА ЗА «СПАРТАК»
— Давайте поговорим о наболевшем. Вы, как сами сказали, «исторически» болеете за «Спартак». Как вам то, что сейчас происходит с командой?
— Я такой болезненный болельщик (смеется). Я, даже не будучи поэтом, придумал такое двустишье: «За что такое наказанье – болею с детства за «Спартак». Как сказал какой-то англичанин: «Можно поменять жену, можно поменять работу, но нельзя поменять любимую команду». Болеешь за нее и в горе, и в радости. Я никогда не присоединяюсь к хающим людям, потому что если ты любишь, то любишь без остатка. Мне нравится то, что делает Тедеско. Некоторые говорят, что он никакой, а я вижу, что команда изменилась, появилась мысль, скорость принятия решений, чего никогда не было. Я смотрю в будущее с оптимизмом, так скажем.
— А как вам последний матч с «Зенитом»?
— Думаю, что эмоции могли позволить «Спартаку» сыграть как минимум на равных, а там довести либо до пенальти, до дополнительного времени. То есть команда не смотрелась мальчиками для битья, и игра была равной. Про судей даже нет смысла говорить, но, конечно, помощь от них «Зениту» была однозначно. Я считаю, надо дать тренеру срок, за который команда сможет выстрелить. У «Спартака» после победного сезона пошла чехарда. У него даже не было основного состава: менялись то защитники, то средняя линия, отваливался то Зобнин, то Жиго. Сейчас основной костяк появился – это большой плюс. Взяли направление – значит, надо держать. Дайте тренеру поработать полный сезон, а потом увольняйте или он сам уйдет, если поймет, что ничего не получилось. А так, по полсезона… Как Карреру убрали, это вообще был вопиющий случай. Человек сейчас показывает в Греции, на что он способен. «Спартак» в плане руководства всегда был неврастенической командой: несколько неудачных матчей – все, дверь там! А так поступали и с игроками, когда Титова, Тихонова отсылали в дубль. Для меня это были очень неприятные моменты. Когда Тихонова убрали из команды, с того времени «Спартак» пошел вниз. Он был, по сути, иконой команды. Одно его присутствие было необходимо для поднятия духа. Так запросто отказываться от своих самых преданных людей нельзя было.
— Кстати, черновик текста одной из «арийских» песен («Машина смерти») был посвящен восстанию Спартака. Нет желания посвятить ему песню вслед за «Аттилой», например?
— Да, было такое, но я в создании этой песни не участвовал. Но я подумаю о том, как продвинуть эту тему (смеется).
«ДО СИХ ПОР ВОЖУ С СОБОЙ НА ГАСТРОЛИ КИПЯТИЛЬНИК»
— Вы столько лет в пути, чужие потолки, чужие кровати. Чем вас это так привлекает?
— С таким же успехом об этом можно спросить альпиниста. На взгляд нормального человека, лезть в гору в холод, ночевать там – немыслимо, ад, а они без этого жить не могут. Вот и мы не можем по-другому. В дороге, в смене городов, часовых поясов есть романтика по определению. Да, долгие дороги изматывают, мы недосыпаем, хочется домой. А возвращаешься и уже через неделю хочешь обратно на гастроли. Это такой кайф, который невозможно описать. Как-то друзья поехали с нами в тур, и уже через два дня человек сказал: «Я больше не могу ездить». Бывает, что ночь не спишь. Отыграл концерт, всю ночь без сна трясешься в автобусе, а на следующий день у тебя концерт. Это к вопросу о том, как я настраиваюсь на выступление. Иногда надо просто побороть это разбитое состояние. С другой стороны, ты без этого уже не можешь.
— Ваша семья всегда вас поддерживала?
— Это же женское счастье – капитан дальнего плавания (смеется)! Мне в этом плане повезло, я всю свою артистическую жизнь живу с одним человеком и не жалею. Конечно, у артистов бывает по-разному. Эмоции, встречи – дело понятное. Дело житейское.
— В семье брутальные рокеры становятся обычными людьми, а с внуками вообще теряют волю. Вы своей внучке песенки поете?
— До песенок дело не доходит, потому что я не вокалист. Но стишки, книжки с ней читаем. А еще когда я играю на гитаре, репетирую, она приходит — у нее есть маленькая гитара — мне помогает, изображает из себя музыканта. Так что воспитывается потихонечку, без всякого принуждения.
— Вспоминается видео, когда вы варили пельмени в чайнике. С тех пор многое изменилось, конечно, в плане комфорта, но какие-то хитрости по выживанию в пути наверняка в вашей копилке остались?
— Сейчас уже в любом поезде найдешь какой-никакой «доширак»: заварил, съел и доволен. А вот кипятильник у меня до сих пор с собой есть. Иногда он очень выручает. В современных номерах, как правило, есть чайник, но, если вдруг нет, а хочется попить чайку и выходить куда-то лень, я достаю кипятильничек, делаю себе чай и шикарно себя чувствую. Этому меня научил гастрольный многолетний опыт.
— Сергей, есть такое выражение: «Да» всегда стоит говорить как можно медленнее, а «нет» — как можно быстрее. А у вас как в жизни происходит? Легко подписываетесь на всякие проекты или берете паузу на раздумья?
— Мне очень близка восточная философия, и одна из моих любимых книжек «Бусидо. Кодекс самурая». И там есть очень похожая по посылу фраза: «Решение надо принимать быстро, но готовиться к нему долго». Вот мне близка такая постановка вопроса. Переводя на простой язык, то если мне предстоит принять какое-то важное, стратегическое решение, сразу я не буду этого делать. Надо взять паузу и все обдумать. Или, как вариант, ты уже до этого много думал об этой ситуации, и уже готов принимать решение. Чем хороша восточная философия? В отличие от нашей религии в ней нет нажима, нет постоянного напоминания о грехе и несовершенстве.
В ней рассматриваются какие-то жизненные ситуации, и они настолько глубоки, что в нужный момент ты вспоминаешь о них и следуешь этим правильным наставлением. Кто-то воспринимает буддизм как религию, а мне ближе мнение, что это все-таки философия. Видимо, я все-таки латентный буддист. Сама история Будды очень поучительна: будучи царем, живя в довольстве и роскоши, он однажды вышел из дворца, увидел реальную жизнь, нищету, страдания и изменил свою жизнь. Можно сказать — ушел в схиму. Вот бы нашим правителям из Кремля выйти и посмотреть. Они ведь живут в какой-то своей, благополучной стране.
Источник