Шопен концерты для фортепиано с оркестром ноты

Концерт (ми минор), op.11

Польский композитор и пианист. Уже и 1817 г.выходит в свет его первое сочинение-полонез, в том же году он впервые выступил публично как пианист. В юности Шопен писал стихи и пьесы, рисовал, проявляя артистическое дарование. Окончил Варшавскую Высшую музыкальную школу. Во время гастролей в Вену и Германию он узнает о поражении польского восстания. Это лишило его возможности вернуться на родину. Будучи другом многих участников освободительного движения, Шопен, по словам Антона Рубинштейна, являлся «эоловой арфой польского восстания». Всю дальнейшую жизнь композитор провел в Париже. Здесь он встречается с людьми искусства из разных стран Европы. Берлиозом, Листом, Беллини, Паганини, Мицкевичем, Гейне, Делакруа, Жорж Санд.

Каждый взрослый или малыш, только знакомящийся с игрой на фортепиано, «подбирает» мелодию, вызывающую добрую улыбку и умиление. Этот знаменитый «Собачий вальс» Шопен сочинил для любимой собачки Жорж Санд. «Другу моей подруги» — такое посвящение стоит перед нотами для фортепиано. С Жорж Санд Шопена связывала нежная дружба. Он много лет жил в доме знаменитой писательницы, которая была вдохновителем, первым слушателем и суровым критиком многих его произведений.

Лист говорил о композиторе, что, будучи в творчестве романтиком, Шопен нес знамя свободолюбия Моцарта. Именно с фортепиано связано самое неповторимое в его музыке: утонченность, трепетность, певучесть. В фортепианном творчество Шопена прослеживаются важнейшие тенденции такого направления как музыкальный романтизм. Он занимается не только произведениями крупной формы, но и миниатюрами. Жанр прелюдии возрождается композитором на романтической основе. Шопен опоэтизировал танцевальные направления — вальс, полонез, мазурку. Совершенной классической формой обладают в воплощении творчества композитора ноктюрн и экспромт, а также концертные этюды.

Он явился создателем инструментальной баллады, превратив ее в самостоятельный жанр как и скерцо, создал замечательные образцы романтической фантазии и сонаты. Антон Рубинштейн характеризовал Шопена, как душу фортепиано, рапсода и барда. Звуки музыки Шопена сопровождают в те минуты, когда с человеком прощаются навсегда. «Похоронный марш», являющийся третьей частью Второй сонаты си-бемоль-минор, написан в 1840г. Шопен особенно остро в последние годы ощущал одиночество и ностальгию; он завещал перевести после смерти свое сердце на родину.

«Чистый, великодушный, добрый, соболезнующий, он исполнен был одним чувством, самым благородным из земных чувств — любовью к родине.» (Лист).

Источник

Шопен Концерты для фортепиано № 1 и №2

Великий польский композитор, “певец рояля”, родился на русской земле и детские каникулы проводил в играх с еврейскими мальчиками. Вот те нотки, из которых складывается тончайший аромат шопеновской музыки.
Музыкальный гений проявился в Шопене в раннем детстве: подобно Моцарту, он был вундеркиндом исполнителем и композитором. Его педагог Живный отказался заниматься с ним дальше, заявив, что “ничему больше не может научить его”.

Из биографии композитора:
1830
Написан «Концерт f-moll» op. 21, исполненный 17 марта на первом сольном концерте Шопена, в Национальном театре с оркестром под управлением Кароля Курпиньского. Мауриций Мохнацкий пишет: «Он полностью отдается гению музыки, которым вдохновляется и дышит».
11 октября Шопен дает прощальный концерт перед отъездом (как оказалось — навсегда) из Варшавы в Вену и Париж. В программе — новый «Фортепианный концерт e-moll» op. 11. Отзывы в прессе: «Это творение гения».
2 ноября Шопен покидает Варшаву, провожаемый кантатой Йозефа Эльснера «Рожденный на польской земле».
Известие о Ноябрьском восстании (29 ноября) застает Шопена в Вене. Знакомые и родители отговаривали его от возвращения на родину, а сам он писал: «Проклинаю минуту отъезда».
Эмиграция:
1834
Шопен отказывается подавать прошение в российское посольство о выдаче паспорта и выбирает статус политического эмигранта. Это означало, что он больше не увидит родины.

Первый концерт на самом деле второй:) Написал почти сразу, но издали сначала первый — и он стал вторым.
Шопен сам исполнил оба свои концерта. Этот концерт стал последним перед отъездом. Шопен уже никогда не вернется, только его сердце, уже после смерти, по завещанию, перевезут домой.

1 концерт
Приглашаю к прочтению французского романа :). Концерт, как и симфония ( о структуре которой шла речь в связи с Шубертом) имеет “сюжетную” основу. С той лишь разницей, что это роман не в 4, а в 3 томах 🙂
Концерты Шопена, как и его знаменитые фортепианные сонаты, наполняют отлитую классиками форму новым чувственным содержанием. В 27 концертах для клавира с оркестром,(как и в 5 концертах для скрипки с оркестром, многочисленные концертах для флейты, фагота, кларнета, валторны, арфы в сопровождении оркестра) Моцарта мы почти всегда идем по “знакомой тропинке” Allegro- Moderato — Presto. Шопен написал только 2 концерта. Но оба они- стали шедеврами классической музыки! Тропинки, проложенные Шопеном, хотя идут недалеко от знакомой нам, исхоженной много раз Моцартом, но уводят совершенно в другом направлении: в таинственный лес собственных эмоций и чувств.
Париж и 10 летняя, наполненные драматическими конфликтами, “связь” с Жорж Санд еще впереди, но основа французскому психологическому роману уже заложена Стендалем. И хотя “Красное и черное” еще не написаны, быть современником ( и соотечественником впоследствии) такой плеяды писателей как Бальзак, Гюго, Мериме — значит чувствовать мир на одной волне, видеть в одних красках.
Итак, какими же красками написаны наши полотна: масляными или пастелью? Попробуем разглядеть…
Концерт №1
Во вступлении — Шопен верен классическим образцам построения 1 части — экспозиция полностью звучит у оркестра. Предваряет экспозицию краткое вступлением тутти, в первом такте мы видим сразу три ремарки: cаntаbile (нежно), risoluto (решительно) и marcato (подчеркнуто). Эмоции зашкаливают, тем более, что нам предстоит открыть все свои самые сокровенные мысли всему оркестру! Мы помним, что главная тема экспозиции -это наш главный герой романа — звучит у всего оркестра.
Мы так привыкли ждать от Шопена интимности, камерности — что становится немного неловко открывать свои чувства кому — то, кроме рояля. Но дальше еще сложнее — и побочная партия — наша героиня — ей тоже предстоит предстать перед всем оркестром. Степень теплоты чувств к нашей героине очевидна — тема звучит в тональности ми мажор — очень теплой, радостной, нежной тональности. Уже Бах подсказал нам символы, созвучные этой тональности — свет, обновление, очищение…
На всякий случай Шопен еще раз пишет нам cantabile, хотя его еще никто не отменял с начала экспозиции.
И вот наконец право голоса переходит солисту: та же тирата, наполненная двумя форте протеста, которой нас встретил оркестр, но уже без квартового затакта — “прямая речь” автора.

Главная партия — пылкий монолог главного героя — звучит на фоне взволнованного биения сердца в левой руки. Побочная — вновь обдает нас весенним теплом — пастельными красками сольного рояля.
2 часть: Романс. Время философского размышления. Слова самого Шопена: «Larghetto — это не мощное, а скорее романтическое. Это какая-то греза в лунную ночь» Помните, как Шуберт так и не вернулся из этой страны грез?
3 часть: Финал. Рондо. Краковяк. Как романтик может почувствовать почву под ногами? Только в стихии родного танца — там, где не надо размышлять, достаточно быть.


Концерт №2
Концерт f-moll писался в пору и под очарованием любви к Гладковской, но посвящен позднее Потоцкой.

Еще один французский роман. Более порывистый и мечущийся — ведь мы помним, на самом деле — этот концерт написан раньше.
1 часть

Поразительно, что главные темы концертов написаны как по трафарету: одна и та же ритмоформула = двойной пунктир в затакте. Но какой разрыв пролегает между этими темами в интонационном плане!
В первом концерте: мы опускаемся на терцию и сразу взлетаем на кварту вверх. (С этой же решительной кварты начинается вступление у оркестра — что может быть более целеустремленного, чем кварта к тонике?)
Во втором (который на самом -то деле первый ;)) — мы падаем в “пропасть” большой сексты, надолго (целая нота) замираем на месте ( вероятно, дух захватило от страха падения). В этот момент нас подхватывают ниспадающие терции сопровождения — и мы начинаем мучительно сползать вниз, вниз, вниз…. И когда мелодия наконец-то решается сдвинуться с места, траектория ее движения уже задана: catabasis — прочерченная сотни раз риторическая фигура положения во гроб.

Как радостно осознавать, что после этого концерта будет второй (который по нумерации первый ;)) и в руках оркестра появится чистая кварта вверх — фигура Воскрешения. Жаль только, что в репризе вступления у солиста сама кварта уже исчезнет, но порыв и энергия протеста — останутся.

Пропев первую фразу до конца, спустившись вниз на целую октаву, та же ритмоформула звучит в новой, с самой напряженной и болезненной интонацией — в уменьшенной кварте. Это сжатая пружина сомнения, на которую прозвучат жесткие ответы тутти с ниспадающей интонацией — ответ неутешителен. Наша сердце начинает учащенно биться в сопровождении, и мы погружаемся в бесчисленный поток упоительным мелодий.

Тритата, которой открывает свою “прямую речь” солист — стремительно обрушивается вниз с высоты 5 октавы. А ответом на те же жесткие вопросы с интонацией уменьшенной кварты, прозвучит новая тема. В ней впервые блеснет огонек надежды: мы распахнем свой взгляд на на октаву вверх — неслыханная интонация для мелодии, которую неспособна легко пропеть не одна примадонна — это мелодия не для голоса, это мелодия вырвавшаяся из души.
Прозвучит еще много вопросов… ответы мы услышим уже в ноктюрнах и сонатах.

2 часть
Слова Шопена: «Larghetto» имеет романтический, спокойный, частью меланхолический характер. Оно должно производить такое впечатление, как будто видишь пред собой любимый пейзаж, вызывающий в душе дорогие воспоминания, как, например, в тихую, озаренную лунным светом, весеннюю ночь”
Безумно романтическая тема в каденции становится
3 часть
Яркий калейдоскоп мазурочных интонаций. Где же еще черпать силы — как не на родной почве. Как и русские богатыри, не отправялись на подвиги без горсти землицы русской, так и наш славянин Шопен всегда находит источник жизненной энергии в родных фольклорных танцевальных жанрах: краковяк, мазурка, куявяк, …..Мазурка в финале — озорная, юная, искрящаяся счастьем.
А рожок? Куда он нас зовет — на охоту, легкой рысью, весенний ветерок так и скользит из партитуры финала. Встречаем весну в красках финала 2 концерта!

Помните, мы задавались вопросом, какими красками Шопен напишет концерты: масляными или пастелью? Не знаю как вам, но всегда ожидая от Шопена тончайших пастельных оттенков, на этот раз, во многом благодаря оркестру, я слышу масляную насыщенность и густоту красок.

“Свобода, ведущая народ” — далеко не единственная картина Эжена Делакруа. У него тоже, есть тончайшие акварельные образы, написанные по воздуху:


Удивительно, что он создал два портрета — близнеца: как похожа манера и даже тональность красок:

Ну и наша красавица не забыта: куда же без ее романов?


Портрет Жорж Санд написан в той же тональности, и это не удивительно: они действительно дружили, и видели жизнь в одних красках, в одной тональности.
И все-таки, вернемся к нашей Свободе:


Эта то, романтическое представление о революции, в котором были едины Делакруа и Шопен. С той лишь разницей, что для Делакруа — это свобода французов, а для Шопена — поляков. Как он рвался домой, узнав о революционном восстании … Но путь был закрыт, восстание подавлено, и ему осталась лишь горстка друзей, связанных с родной землей, родной почвой. Та сила, которую он черпал в родных мазурках, краковяках, куявяках и которые так наполненны жизненной энергией в финалах концертов — все это он потерял. Вот почему в его поздних мазурках звучат нотки горечи. Вот почему его личная свобода не дала ему утешения. Трупы героев, которые мы видим на переднем плане, которые, еще немного, и вывалятся на нас из рамы картины — то, что останется для Шопена на переднем плане. Это же мы слышим в стихах Мицкевича — того самого земляка, который поддерживал его в эмиграции:

К РУССКИМ ДРУЗЬЯМ1)

Вы — помните ль меня? Когда о братьях кровных,
Тех, чей удел — погост, изгнанье и темница,
Скорблю — тогда в моих видениях укромных,
В родимой череде встают и ваши лица.
Где вы? Рылеев, ты? Тебя по приговоре
За шею не обнять, как до кромешных сроков, —
Она взята позорною пенькою. Горе
Народам, убивающим своих пророков!
Бестужев! Руку мне ты протянул когда-то.
Царь к тачке приковал кисть, что была открыта
Для шпаги и пера. И к ней, к ладони брата,
Пленённая рука поляка вплоть прибита.
А кто поруган злей? Кого из вас горчайший
Из жребиев постиг, карая неуклонно
И срамом орденов, и лаской высочайшей,
И сластью у крыльца царёва бить поклоны?
А может, кто триумф жестокости монаршей
В холопском рвении восславить ныне тщится?
Иль топчет польский край, умывшись кровью нашей,
И, будто похвалой, проклятьями кичится?
Из дальней стороны в полночный мир суровый
Пусть вольный голос мой предвестьем воскресенья —
Домчится и звучит. Да рухнут льда покровы!
Так трубы журавлей вещают пир весенний.
Мой голос вам знаком! Как все, дохнуть не смея,
Когда-то ползал я под царскою дубиной,
Обманывал его я наподобье змея —
Но вам распахнут был душою голубиной.
Когда же горечь слёз прожгла мою отчизну
И в речь мою влилась — что может быть нелепей
Молчанья моего? Я кубок весь разбрызну:
Пусть разъедает желчь — не вас, но ваши цепи.
А если кто-нибудь из вас ответит бранью —
Что ж, вспомню лишний раз холуйства образ жуткий:
Несчастный пёс цепной клыками руку ранит,
Решившую извлечь его из подлой будки.

Но все это еще впереди, а пока, Шопен еще не знает о том, что он не вернется, и его нынешняя весна наполнена предвкушением любви. Рождение Венеры Ботичелли — написано в тональности наших концертов:

Картина наполнена струями Зефира(3), старательно задувающего нашу новорожденную Венеру к острову Крит. Это те самые струи весеннего воздуха, насытившие финал 2 концерта Шопена. Зефир держит в своих объятиях Флору (4), его духовная, любовь в тесном союзе с плотской, изливается дождем роз(5). Но все мы знаем, как коварна красота этого цветка — его шипы всегда будут колоть того, кто решиться быть ближе. И как бы юная Венера не стыдилась своей красоты, прячась за две веточки камыша (6) — символа скромности — усыпанное васильками платье Оры Талло (7) дает нам уверенность в любвеобильности Венеры. Василек (8)- стал символом плодородия, потому что он растет среди созревших хлебов.
Но наши васильки — будут рождены в верности: ведь они обвиты плющом (9) — это растение, «обнимающее» стволы деревьев, символизирует привязанность и верность.
Как бы Талло не старалась укрыть Венеру алой мантией, защищающей ее божественной властью ее красоты и усеянной маргаритками (символ чистоты и непорочности), Венере не пройти мимо анемонов (13). Цветы покрывают берег, на который ей предстоит ступить. Это те самые анемоны, которые вырастут от слез Венеры, пролитых над Адонисом. Романтическая любовь — без happy end’а. Возлюбленный Венеры пастух Адонис погиб на охоте от клыков кабана. Зевс, заботясь о своей любимой дочери, повелел своему брату Аиду отпускать молодого человека на полгода на землю. Адонис возвращался на землю в самом начале весны, в это же время распускаются и анемоны.И лишь вечно зеленое дерево апельсина дает нам надежду на вечную жизнь в мире, в котором шипы розы — не колят, а анемоны цветут круглый год.
Обращение Боттичелли к языческому сюжету, да еще с обнаженной натурой, может, на первый взгляд, показаться странным: в начале 1480-х годов художник вроде бы посвятил себя христианскому искусству. Дело в том, что по мировосприятию Боттичелли был близок к флорентийским неоплатоникам — кружку, возглавляемому философом Марсилио Фичино, который стремился синтезировать античную мудрость с христианской доктриной.
Согласно представлениям неоплатоников, непостигаемый Бог все время воплощает себя в земной красоте, будь то красота телесная или духовная — одна без другой невозможна. Тем самым языческая богиня у неоплатоников становилась аллегорией гласа Божьего, несущего людям откровение прекрасного, через которое спасается душа.
Такой синтез христианства и язычества присутствует и в работе Боттичелли. «Композиция «Рождения Венеры», — писала историк искусства Ольга Петрочук, — удивительным… образом заключает содержание античного мифа в средневековую сугубо христианскую схему «Крещения». Явление языческой богини уподобляется таким образом возрождению души — нагая, подобно душе, выходит она из животворных вод крещения… Немалая смелость понадобилась художнику и выдумка тоже немалая, чтобы заменить фигуру Христа победительной наготой юной женщины — сменив идею спасения аскетизмом на идею всевластия Эроса… Даже библейское «Дух божий носился над водами» здесь приравнивается ни более ни менее как к дыханию Эроса, которое воплощают летящие над морем ветры».
Тонкий синтез духовной и телесной красоты созвучен музыке Шопена. В ней, также как и у неоплатоников, удивительным образом христианская чистота наделена языческой красотой. Знаменитый жест Венеры, которым она стыдливо прикрывает грудь и лоно, Пет Рочук называет «жестом обольстительной чистоты». Рожденная для любви, сама Венера страдала от утраты своего возлюбленного. Боттичеллевская Венера действительно настолько целомудренна, что ее нагота не прельщает, а восхищает.

Источник

Оцените статью