Скачать бесплатно ноты и партитуры по запросу:
Шостакович Симфония 5
Перевод: Шостакович , Дмитрий.
Перевод: Шостакович , Дмитрий.
Перевод: Шостакович , Дмитрий.
Перевод: Шостакович , Дмитрий.
Перевод: Шостакович , Дмитрий.
Перевод: Финал из Симфонии № 5 . Дмитрий Шостакович . Финал из Симфонии № 5 . Композиторы Дмитрия Шостаковича .
Перевод: Симфония № 11, МВт. Выдержка. Дмитрий Шостакович . Оценка 5 . Оценка 5 . Аранжировка Ларри Daehn. Концерт группы.
Перевод: Симфония № 5 — Финал. Дмитрий Шостакович . Оценка 5 . Симфония № 5 — Финал. Оценка 5 .
Перевод: Финал из Симфонии № 5 . Дмитрий Шостакович . Финал из Симфонии № 5 . Композиторы Дмитрия Шостаковича .
Перевод: Дмитрий Шостакович . Симфония № 5 Op.47. Дмитрий Шостакович . Исследование счет. Ноты. Оркестр. ORCH.
Перевод: Симфония № 5 , соч. 47. Дмитрий Шостакович . Симфония № 5 , Op. 47 состоит Дмитрия Шостаковича .
Перевод: Симфония № 5 — Финал. Дмитрий Шостакович . Симфония № 5 — Финал. Композиторы Дмитрия Шостаковича .
Перевод: Симфония № 11, МВт. Выдержка. Дмитрий Шостакович . Оценка 5 . Оценка 5 . Аранжировка Ларри Daehn. Концерт группы.
Перевод: Симфония № 5 , соч. 47. Дмитрий Шостакович . Симфония № 5 , соч. 47. Композиторы Дмитрия Шостаковича .
Перевод: Симфония № 5 . Дмитрий Шостакович . Оценка 5 . Симфония № 5 состоит Дмитрия Шостаковича .
Перевод: Финал из Симфонии № 5 . Дмитрий Шостакович . Финал из Симфонии № 5 состоит из Дмитрия Шостаковича .
Перевод: Симфония № 5 Первое движение. Дмитрий Шостакович . 1906-1975. Аранжировка Шефер. Для духового оркестра.
Источник
Д. Шостакович — Том 3 — Симфония №5, №6
Партитуры к симфониям Дмитрия Шостаковича, ноты
ОТ РЕДАКЦИИ
EDITOR’S NOTE
В третий том Собрания сочинений Дмитрия Дмитриевича Шостаковича включены партитуры симфоний № 5 и 6.
Симфония № 5 ре минор, соч. 47, была написана в 1937 году. Создание симфонии заняло чуть больше трех месяцев: с 18 апреля по 20 июля. «Самый процесс работы над симфонией был у меня сравнительно короток (третью часть, например, я написал в три дня»,— вспоминал автор.
Незадолго до московской премьеры сочинения, рассказывая о его содержании, композитор говорил: «Мое новое произведение можно назвать лирико-героической симфонией. Ее основная идея — переживания человека и всеутверждающий оптимизм. Мне хотелось показать в симфонии, как через ряд трагических конфликтов большой внутренней душевной борьбы утверждается оптимизм как мировоззрение.
Некоторые товарищи при обсуждении симфонии в Ленинградском отделении Союза советских композиторов называли Пятую симфонию автобиографическим произведением. Я считаю, что это определение в некоторой степени правильно. По-моему, во всяком художественном произведении есть черты автобиографичности. В любом произведении должен чувствоваться живой человек, автор. Плохо и скучно то произведение, в котором не виден его создатель. И поэтому всякая симфония, быть может, характерная для моей творческой индивидуальности, вместе с тем не отображает эпизодов моей жизни».
Тогда же в статье «Мой творческий ответ» Шостакович писал: «Тема моей симфонии — становление личности. Именно человека со всеми его переживаниями я видел в центре этого произведения, лирического по своему складу от начала до конца».
Несколько позднее композитор так определял значение этого произведения: «Одной из центральных для моего творчества работ была написанная в 1937 году Пятая симфония. Рождению этого произведения предшествовала длительная внутренняя подготовка. Не все в моем предыдущем творчестве было равноценно. Были и неудачи. И я стремился, работая над Пятой симфонией, к тому, чтобы советский слушатель ощутил в моей музыке поворот в сторону большей доходчивости, большей простоты.
В этом произведении, как мне кажется, по сравнению с моими прежними вещами сделан шаг вперед и в области оркестрового мышления. Меня самого больше всего удовлетворяет третья часть—Адажио (в окончательном тексте партитуры Largo.— Ред.). Здесь, по-моему, удалось дать медленное и неуклонное движение от начала до конца. Мне приходилось слышать мнения о том, что четвертая часть симфонии отличается по своему стилю от трех первых. Думается, что это не так, ибо финал произведения, в соответствии с его основной темой, является ответом на все вопросы, поставленные в первых частях. (.) Финал симфонии разрешает трагедийно-напряженные моменты первых частей в жизнерадостном, оптимистическом плане».
Впервые симфония прозвучала 21 ноября 1937 года в Большом зале Ленинградской филармонии в исполнении заслуженного коллектива РСФСР Академического симфонического оркестра Ленинградской филармонии.
29 января 1938 года состоялась московская премьера симфонии. В Большом зале Московской консерватории ее исполнил Государственный симфонический оркестр СССР.
За рубежом симфония в первый раз была сыграна 14 июня 1938 года в зале Плейель в Париже. Партитура симфонии № 5 опубликована в 1939 году Музгизом (Москва).
Местонахождение автографа партитуры неизвестно. В Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР хранится лишь несколько страниц эскизов композитора к третьей и четвертой частям симфонии в фортепианном изложении (ф. 2048, оп. 1, ед. хр. 6).
В основу настоящей публикации положен текст первого издания симфонии (М., Музгиз, 1939). Погрешности этой публикации были устранены в последнем прижизненном издании партитуры симфонии (М., Советский композитор, 1961); в него автор внес незначительные изменения, касающиеся унификации динамических указаний и штрихов. Важнейшие изменения в тексте издания 1961 года оговорены в примечаниях. Все редакторские добавления заключены в квадратные скобки.
Симфония № 6 си минор, соч. 54, была написана в 1939 году. Композитор рассказывал, что работа над симфонией началась после сочинения квартета № 1, законченного 17 июля 1938 года: «После Пятой симфонии я снова обратился к кино, сделав музыку к фильму „Человек с ружьем».
Затем идет мой первый квартетный опус. Он получился, по общему признанию, радостным, веселым, лирическим. Я назвал его „Весенним». Я был очень удовлетворен прекрасным исполнением этого произведения Квартетом имени Бетховена, который является первым и замечательным интерпретатором также и следующего моего камерно-инструментального сочинения — фортепианного квинтета.
Между этими двумя работами я написал свою Шестую симфонию, которая уже вошла в программы симфонических оркестров».
Непосредственно к сочинению симфонии Шостакович приступил, по-видимому, летом 1939 года. 27 августа он ознакомил с новым произведением музыкальную общественность Ленинграда, исполнив на рояле фрагменты двух первых частей симфонии. Перед началом прослушивания композитор сказал: «Это лето у меня было чрезвычайно плодотворным. В течение ближайшего месяца я собираюсь закончить работу над Шестой симфонией. Мною уже написаны две части этого произведения, а всего она будет состоять из трех частей»6. К середине октября симфония, по свидетельству автора, была уже в основном закончена, а 5 ноября того же года состоялась ее премьера. Таким образом, создание симфонии заняло, вероятно, не более четырех — четырех с половиной месяцев.
В беседе с корреспондентом «Ленинградской правды» композитор говорил о содержании симфонии: «Шестая симфония по характеру музыки будет отличаться от настроений и эмоционального тонуса Пятой симфонии, для которой были характерны моменты трагизма и напряженности. В последней симфонии преобладает музыка созерцательного и лирического плана. В ней мне хотелось передать настроения весны, радости, молодости».
Премьера симфонии состоялась 5 ноября 1939 года в Большом зале Ленинградской филармонии; ее исполнил заслуженный коллектив РСФСР Академический симфонический оркестр Ленинградской филармонии.
Партитура симфонии № 6 опубликована в 1941 году Музгизом (Москва).
Местонахождение автографа партитуры неизвестно. В Государственном центральном музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки хранится автограф переложения первой части симфонии для двух фортепиано (ф. 32, ед. хр. 67).
В основу настоящей публикации положены рукописная копия партитуры, хранящаяся в Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР (ф. 2048, оп. 1, ед. хр. 7), и прижизненные издания симфонии. Издание 1941 года имело в своей основе рукописную копию партитуры с многочисленными пометками редактора и с исправлениями, внесенными рукой автора (на страницах 46, 48, 49 и 103). Некоторые погрешности этой публикации были исправлены в последующем издании 1962 года, которое, в свою очередь, несвободно от неточностей и опечаток.
Все явные погрешности рукописного и печатного материалов в настоящем издании устранены безоговорочно. Существенные разночтения, а также изменения, введенные в текст издания 1962 года, оговорены в примечаниях. Все редакторские добавления заключены в квадратные скобки.
Источник
File talk:Шостакович. Симфония №5 — партитура.pdf
This isn’t PD is it? And what use is it having a title in russian? Few if any people can understand it. —Matthew 18:19, 8 November 2006 (EST)
Normally, I would not mind if the file name is in a different language (this is an international site after all, and the file will be linked to from a work page, on which I assume there is a translation of the title), but here I think it’s better to use the normal alphabet not because I hate Russian (which I don’t), but because the Russian characters will make using the file itself a problem for people whose computer does not support such encodings. And yes, it is not PD, so I will have to remove the file. Surprisingly enough (or maybe not that surprising) is that this is a reprint by Dover; the reason it has been moved out of the public domain (and Dover actually had to stop printing Shostakovich scores) is because of an extension to US copyright law which re-copyrighted Russian works that had previously fallen into the public domain (one of the very rare cases of re-copyrighting). —Feldmahler 18:52, 8 November 2006 (EST)
Источник
Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Симфония № 5 ре-минор
Симфонию № 5 Дмитрий Дмитриевич Шостакович создал за короткий срок – всего несколько недель – в 1937 году. Это было нелегкое время для страны – пик сталинских репрессий, жертвами которых становились, в том числе и деятели искусства. Шостаковича от такой участи уберегла мировая известность, но и он не избежал преследований: обвиненный в так называемом «формализме» и «отрыве от народа» композитор подвергся сущей травле, его Симфония № 4 так и не была исполнена, а единственным источником средств к существованию стало создание музыки для кинофильмов. И вот в такое тяжелое время Дмитрий Дмитриевич создает произведение, главный смысл которого он сам определяет следующим образом: «Через ряд трагических конфликтов, большой внутренней борьбы утверждается оптимизм как мировоззрение».
В этом произведении Шостакович предстает как зрелый, сложившийся композитор-симфонист. Пятая симфония не является программной, а модель цикла, представленная в ней, будет характерна для некоторых последующих симфоний – в частности, Седьмой и Восьмой. Основной идеей симфонии композитор называл становление личности в ходе разрешения трагических коллизий. При этом он подчеркивал, что трагизм нельзя смешивать с обреченностью и пессимизмом. Хотя симфония и не была программной, в ней, по словам Бориса Асафьева, «поколение узнавало себя».
Вступление к первой части сразу же ставит вопрос, кажущийся неразрешимым, в резких ходах струнных – то восходящих, то нисходящих. На этом «вопрошающем» материале строится главная партия, так и не находящая «ответа». Более светлой выглядит побочная партия – но как она болезненно хрупка! Конфликта между темами экспозиции усмотреть нельзя, здесь нет еще враждебных человеческой личности сил – они появятся в разработке – в «тяжелом» тембре медных духовых, в беспокойном полифоническом движении мотивных звеньев главной партии, в «механическом», бесчеловечном марше в кульминации, через который так нелегко пробиваться вопрошающим интонациям. Новую надежду приносит реприза, где флейта и валторна излагают мажорный вариант побочной партии. В заключении звучат отголоски темы вступления.
Вторая часть – скерцо, начало которого словно «жестоко обманывает» слушателя: тема, проводимая низкими струнными, воспринимается как начало фуги, но вместо этого на ее фоне кларнет начинает механический трехдольный танец. Злая ирония царит в этом фальшивом, нечеловеческом веселье. Лишь в конце скерцо возникает минорная фраза у солирующего гобоя – словно в толпе гротескных масок появляется человеческое лицо, но эта интонация мгновенно сметается механическим танцем.
Форма третьей части – медленной – достаточно свободно сочетает черты и рондо, и вариационность, и сонатность – но все это подчиняется развитию одного образа: безрадостное размышление, доходящее до отчаяния в развитии проникновенных лирических тем. Эта часть – средоточие трагизма Пятой симфонии.
Финал, для которого композитор избрал сонатную форму с эпизодом вместо разработки, воспринимается как «ответ» на трагизм медленной части, стремление что-то противопоставить отчаянию. Активная решимость звучит в стремительном движении главной партии с ее пассажами – но в этом неудержимом движении, прорезаемом фанфарными интонациями медных духовых, есть и нечто пугающее, как и в гимнической побочной партии, которая кажется слишком «скандирующей», чтобы стать подлинным человеческим голосом. Таковой возникает в лирическом, сосредоточенном эпизоде (в особенности – в высказывании солирующей флейты). Торжественные, гимнические интонации возвращаются в репризе, которая приводит к ликующей коде с восходящими величественными ходами медных духовых, поддерживаемых литаврами и тарелками – это торжество кажется слишком помпезным, чтобы быть искренним.
Так какого же рода был тот «оптимизм», о котором говорил Дмитрий Дмитриевич Шостакович – и можно ли вообще говорить об оптимизме применительно к его Пятой симфонии? Или все же речь идет в первую очередь о трагизме – о необходимости подчинения личности бесчеловечному миру? Можно предположить, что такими вопросами задавались слушатели на премьере, состоявшейся в ноябре 1937 г. в Ленинграде. Премьеры, дирижировал которой Евгений Мравинский, ожидали с нетерпением – ведь против автора выдвигались очень серьезные по тем временам обвинения, и всем было интересно, чем он на них ответит, пойдет ли в угоду властям на упрощение музыкального языка. В сущности, Шостакович сам дал повод для таких ожиданий, предпослав симфонии подзаголовок: «Ответ советского художника на справедливую критику». Видимо, кого-то в чем-то это убедило – нового витка травли не последовало. Но это стало не упрощением, а новым этапом развития стиля.
Источник
Пятая Шостаковича — имя собственное
11.12.2017 1 комментарий Просмотры: 1 587
Стихотворение поэта «Музыка» посвящено Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу.
В нем глубочайшее проникновение в тайну, казалось бы, зашифрованного искусства. На нем печать времени, вчитайтесь только внимательно:
“Она одна со мною говорит,
Когда другие подойти боятся.”
Напомнить ли еще строки Анны Андреевны:
“Звезды смерти стояли над нами
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь…
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.”
Это из «Реквиема», начатого в ноябре 1935 года после ареста сына — Льва Гумилёва. Спустя три месяца очередной «критической оглоблей» (словечко Б. В. Асафьева) огреют Шостаковича.
Статья «Сумбур вместо музыки» прямо угрожала композитору расправой (чего только стоят зловещие фразы из этой «правдинской» критики: «Способность хорошей музыки захватывать массы приносится в жертву мелкобуржуазным формалистическим потугам, претензиям создать оригинальность приемами дешевого оригинальничания. Это игра в заумные вещи, которая может кончиться очень плохо»!).
И мы знаем теперь, что целый год Шостакович прожил в ожидании ареста, держа наготове чемоданчик со сменой белья и сухарями. Летом 1937 года расстрелян маршал Михаил Тухачевский, друг композитора.
Шостаковича допрашивают в Большом доме на Литейном, требуют признаний об участии в заговоре против Сталина и предлагают «подумать до понедельника и дать правдивые показания». В понедельник Шостакович узнает, что допрашивавший его следователь арестован…
Что же могли ждать от Шостаковича в 1937 году, когда шли явно инсценированные судебные процессы «вредителей», «врагов народа»? Что могли ждать от Шостаковича после погромных статей в «Правде»? От композитора, который под давлением сверху вынужден был отменить исполнение Четвертой симфонии (ее уже репетировал Фриц Штидри)? Что могли ждать от Шостаковича, когда самой его жизни угрожала очевидная опасность (репрессированы были родственники, друзья, коллеги)? Что-то вроде «псалма покаянного» — кантату о великом вожде или о великой партии?
А Шостакович 18 апреля 1937 года в Крыму начинает эскизы Пятой симфонии. Работа продвигалась быстро: через полтора месяца были готовы три части (гениальное Largo сочинено за три дня!). Уже в Ленинграде Шостакович завершил партитуру к 20 июля.
Премьера, состоявшаяся в Ленинградской филармонии 21 ноября 1937 года под управлением молодого дирижера Евгения Мравинского, прошла с ошеломляющим успехом. Восторженная овация зала длилась около получаса. Мравинский поднял партитуру симфонии высоко над головой.
От упреков в субъективизме и интеллигентском самокопании симфонию спасли рецензии видных деятелей культуры. Слова Алексея Толстого о том, что тема Пятой симфонии — «становление личности», повторил композитор в статье «Мой творческий ответ».
В интервью перед московской премьерой в январе 1938 года Шостакович сказал:
«Мне хотелось показать в симфонии, как через ряд трагических конфликтов большой внутренней душевной борьбы утверждается оптимизм как мировоззрение».
«Очевидна несоизмеримость смысла музыки и авторского комментария к ней. Последний призван “запутать след”, защитить музыку… Спасительная многозначность музыки позволила Шостаковичу сохранить тайную свободу».
На премьере в кулуарах повторяли:
Передавали слова Бориса Пастернака:
«Подумать только, сказал все, что хотел, и ничего ему за это не было!»
Что же сказал Шостакович своей Пятой симфонией?
В грандиозной, по-малеровски «разорванной» Четвертой симфонии он зорко провидел апокалипсис ХХ века. То было отчаяние одинокого, романтически настроенного героя перед безжалостным, жестоким миром.
В Четвертой композитор пророчил и оплакивал свою личную судьбу — судьбу художника-творца. Годом позже в Пятой симфонии Шостакович впервые придет к осознанию общей судьбы отдельного человека и человечества в тоталитарном государстве.
Именно в Пятой, с ее высочайшей этической наполненностью и подлинным трагизмом, с ее глубоко человеческим содержанием и вместе с тем классической соразмерностью и стройностью — именно в Пятой Шостакович-симфонист впервые выпрямился во весь свой исполинский рост.
С Пятой симфонией вошел в наш духовный мир художник-дирижер Мравинский. В сознании миллионов слушателей во всем мире Пятая Шостаковича, симфония-исповедь, судьбоносная симфония целого поколения, стала вровень со своими старшими сестрами — Пятой Бетховена и Пятой Чайковского.
Анна Андреевна Ахматова надписала на книге своих стихотворений, подаренной композитору:
«Дмитрию Шостаковичу, в чью эпоху я живу».
Соотечественники и современники, мы действительно жили в эпоху Шостаковича. Музыканты и просвещенные слушатели ощущали себя «внутри» великой музыки, Шостакович был частью нашей жизни, его симфонии я бы назвал симфониями общей судьбы.
Шостакович противостоял режиму не тайно, а абсолютно открыто! Противостоял музыкой, своим, как сказали бы прежде, божественным предназначением! Музыка — в этом ее великое преимущество перед словесными и визуальными искусствами — хранила пушкинскую «тайную свободу» в самые страшные сталинские годы.
Не случайно же один из первых рецензентов опальной «Леди Макбет Мценского уезда» угадал глубинную опасность оперы для властей:
«Создается впечатление, что Шостакович писал музыку к своим собственным мыслям, куда более значительным и содержательным, чем либретто оперы…»
Комсомольская правда. 22 февраля, 1934 года.
Времена были таковы, что жанры рецензии и доноса нередко смыкались.
Спустя полвека блистательный культуролог Георгий Гачев напишет:
«Да это же — трагедия коллективизации и голода 30-х годов, умервщление крестьянства, свихнутость матери — сырой земли, эмансипация и казнь женщины… не просто “сумбур вместо музыки” тут унюхал Малюта-Жданов в культуре, но “контру”: что в стране молчания — заголосил кто-то, завыла бабонька Русь, полупотрошенная, — и верно: диким, не своим голосом»
Советская музыка. 1989. № 9.
Мы слышали голос Шостаковича — задолго до того, как появились первые самиздатовские свидетельства о ГУЛАГе, задолго до жадно читаемых подцензурных публикаций в «Новом мире», задолго до песен Галича и Окуджавы. Он все сказал своей музыкой!
Вот благодарный отклик из той же статьи Георгия Гачева:
«Шостакович … за всех нас страдания, их гекатомбы — в мышление симфоническое превращал… Потому-то он — крупнейший симфонист нашего века. В “перл создания” претворил — самую раскровь, ужас и скрежет. Превозмог…»
Вспоминаю давний юбилей симфонии — сорокалетие со дня премьеры. Юбилейное прочтение Мравинского поразило необычностью замысла: едва скрадены контрасты — динамические, жанровые — между первой частью и скерцо, чуть «пригашен» свет в финале, исполненном с нечеловеческой экспрессией и трагедийным накалом. И с особой силой прозвучало гениальное Largo — этический центр симфонии, ее лирико-философский «оазис».
Николаю Геннадиевичу Алексееву нынче выпало дирижировать в октябре «Кантату к ХХ-летию Октября» Прокофьева, а в ноябре — Пятую симфонию Шостаковича. Юбилей обоих шедевров отечественной музыки совпал со столетием революции, по-новому высветившим многое в нашей истории. Судьбы этих произведений сложились по-разному.
Если Пятая симфония в прошедщие десятилетия звучала на всех континентах с завидной регулярностью, то «Кантата к ХХ-летию Октября» на тексты Маркса, Ленина, Сталина при рождении тотчас была уличена бдительными органами в чрезмерной сложности музыки, а главное, в неуважении к священным «первоисточникам».
Думается все же, наиболее проницательные цензоры почувствовали «двойное дно» в прокофьевской интерпретации классиков марксизма. Достаточно вспомнить ироничных «Философов» или ходульно-помпезную «Конституцию».
Не потому ли Кантата тридцать лет пролежала в столе и прозвучала, да еще в изрядно урезанном виде, лишь в 1966 году. И только в перестройку произведение сыграли без купюр; блистательное мелодическое мастерство композитора, «распевшего» тяжеловесную марксистскую прозу, было по достоинству оценено.
Николай Алексеев во главе ЗКР и в сотрудничестве с Концертным хором Санкт-Петербурга (худ. руководитель Владимир Беглецов), Петербургским камерным хором (худ. руководитель Николай Корнев), Адмиралтейским оркестром ВМФ, расширенной группой ударных и ансамблем баянистов, развернул многокрасочное и разножанровое батальное полотно октябрьских событий.
Вернемся к Пятой симфонии, исполнение которой подтверждает сказанное выше о тайной свободе музыки. Николай Алексеев не склонен придерживаться советского канона «оптимистической трагедии», хотя на нем порой и сегодня настаивают авторы аннотаций.
Грозный финал симфонии, напряженное, до боли мучительное преодоление-нарастание разрешается ослепительно ярким светом — ликующим ре мажором преображенной главной темы. Но удары «оголенных» литавр в последних тактах симфонии — словно гвозди в крышку гроба — обнажают горестный смысл финала. За внешним торжеством таится подлинная трагедия, за пресловутым «становлением личности» — смертельное противостояние личности жестокому веку.
Поговорим о цифрах и об именах. Пятая Шостаковича — подобно Девятой Бетховена или Шестой Чайковского – не порядковый номер. Это имя собственное!
Источник