Спендиаров ереванские этюды гиджас ноты

Александр Спендиаров — Ноты для фортепиано

Нотные издания, сборники, песенники для фортепиано
ноты в pdf

А. Спендиаров
Крымские эскизы
Op.9
переложение для фортепиано
«Государственное музыкальное издательство», 1935г.
номер 6928

А. Спендиаров
Три пальмы
Симфоническая картина на стихи М. Лермонтова
партитура
«Государственное музыкальное издательство», 1957г.
номер м25884г

АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ СПЕНДИАРОВ (родился в 1871 г. в местечке Каховка на юге Украины, умер в 1928 г. в Ереване)— выдающийся советский композитор и один из основоположников армянской классической музыки. По окончании гимназии в Симферополе юноша поступил в Московский университет, который окончил, по юридическому факультету, в 1895 году. Решающую роль в биографии Спендиарова сыграли его знакомство с великим русским композитором Н. А. Римским-Корсаковым и занятия под его руководством (1896 — 1900). С этого времени Спендиаров всецело посвящает себя музыкальной деятельности. В своих произведениях Спендиаров следует высоким традициям классиков русской музыки — Глинки и Бородина, Римского-Корсакова и Чайковского. Вместе с тем для его творчества характерна тесная, органическая связь с восточной народной музыкой — иранской, татарской и, в особенности, армянской. Спендиаров написал значительное число романсов, несколько песен для голоса с оркестром, несколько симфонических произведений (крупнейшие из них — „Крымские эскизы» и „Ереванские этюды”) и оперу „Алмаст» (по поэме Ованеса Туманяна „Взятие Тмкаберта»), послужившую плодотворной основой армянского классического оперного искусства.
В течение многих лет Спендиаров жил в Крыму, лишь изредка выезжая в Москву и Петербург. Последние годы жизни композитор провел в Ереване, много сделав для развития национальной музыкальной культуры родного армянского народа.
Симфоническая картина „Три пальмы» — одно из лучших произведений Спендиарова. Она написана в 1905 году и в том же году впервые исполнена в Петербурге под управлением автора, завоевав сразу успех у аудитории и высокую оценку со стороны наиболее авторитетных русских музыкантов того времени —Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова. Вдохновленный стихотворением Лермонтова, композитор с большой изобразительной силой рисует главнейшие моменты этого произведения — воссоздает картину далекой знойной пустыни, неумолчное журчанье родника, томление и мольбу одиноких красавиц-пальм, приближение и появление каравана, жалобу и гнев пальм на людскую жестокость и, наконец, их смерть. По благородству и поэтичности музыкального содержания, в сочетании с безупречным мастерством формы, по изяществу гармонической ткани, колоритности оркестра, тончайшей отделке деталей—«Три пальмы» Спендиарова могут быть отнесены к числу лучших образцов программной симфонической музыки.
Б. Яголим

Скачать ноты

Краткие сведения

СПЕНДИАРОВ (Слендиарян) Александр Афанасьевич (1. XI. 1871, Каховка (Крым) — 7. V. 1928, Ереван) — армянский советский композитор, дирижер, педагог. Народный артист Армянской СОР. Окончил юридический факультет Московского университета. Брал уроки композиции у Н. Кленовского, позднее учился у Н. Римского-Корсакова. Среди его произведений опера «Алмает»; произведения для хора с оркестрам, для голоса с оркестром; «Концертная увертюра», «Крымские эскизы», «Концертный вальс», «Эриванские этюды» для симфонического оркестра; хоры, романсы, песни; фортепианные пьесы; обработки народных и революционных песен.

А. А. СПЕНДИАРОВ

Александр Афанасьевич Спендиаров — классик армянской музыки. Он заложил тот фундамент, на котором расцвело ее будущее. Его произведения разных жанров завоевали любовь слушателей не только в Армении, но и далеко за ее пределами. До сих пор звучит музыка Спендиарова с концертных эстрад, а опера «Алмаст» стала одной из жемчужин советского музыкального творчества. Всю свою жизнь талантливый композитор был связан с виднейшими деятелями русской культуры. Один из них—А. Глазунов — писал в своих воспоминаниях вскоре после смерти замечательного армянского музыканта: «Познакомил меня с А. А. Спендиаровым наш общий учитель Н. А. Римский-Корсаков, приблизительно в конце 1890-х годов. Он был чрезвычайно доволен результатами работ Александра Афанасьевича, видя в нем даровитого композитора и серьезного музыканта, легко овладевающего техникой письма. Несколько времени спустя, по окончании занятий Спендиарова с Римским-Корсаковым, появились знаменитые «Три пальмы» — яркое произведение, сразу обратившее на себя внимание и создавшее автору его громкую славу.
Мое знакомство с Александром Афанасьевичем мало-помалу перешло в тесную дружбу, к которой вскоре присоединились все члены нашего кружка. «Три пальмы» были немедленно изданы фирмою М. П. Беляева, что много способствовало распространению произведения у нас и на Западе. Сам Спендиаров сделался желанным гостем в домах всех видных музыкантов. А. А. Спендиаров был мне всегда близок и дорог, как высокоталантливый самобытный композитор и как музыкант с безупречной, широко разносторонней техникой. Армянин по происхождению, А. А. Спендиаров увлекся задачей поднять на высокохудожественную высоту музыку своего родного народа, и в этой области творчества он не имеет себе равных. Как выражался покойный Ан. К. Лядов, его Восток был новый, до того времени не использованный отечественными творцами.

В музыке Александра Афанасьевича чувствуются свежесть вдохновения, благоухания колорита, искренность и изящество мысли и совершенство отделки.
Проводя много времени в обществе дорогого, горячо любимого мною композитора-друга, я имел полную возможность наблюдать за процессом его творчества. Он работал хотя и с лихорадочным увлечением, но довольно медленно, тщательно отделывая все детали, добиваясь того, что называется «попасть в точку».
К себе он относился со строгой самокритикой, переделывая сочинения даже после того, как они появились в печати. Как пример, укажу на сделанные им некоторые изменения в конце «Трех пальм».
Как личность — Александр Афанасьевич пользовался всеобщей любовью. Это был человек обаятельный, кристаллически честный, скромный и бесконечно добрый.

Я очень скорблю, что сложившиеся обстоятельства помешали мне принять участие в работе по приведению в порядок недописанной оперы А. А. Спендиарова. Полагаю, что эта работа находится в самых достойных руках.
Я искренне убежден, что оперу «Алмаст», хорошо мне известную по слушанным в концерте отрывкам и в авторской передаче, ожидает громадный успех, который еще больше упрочит славу великого композитора».
Так оно и случилось.

Прочтите: Марина Спендиарова. Спендиаров. М. 1964.

100 лет со дня рождения советского композитора Александра Афанасьевича Спендиарова
Календарь — В мире музыки — 1971г.

Источник

Спендиаров ереванские этюды гиджас ноты

Материал восстановлен в формате mp3 320 Kbps
(раньше был flac)
Бывший материал участника Иван (__Lis__)

Александр Афанасьевич Спендиаров (Спендиарян; арм. Ալեքսանդր Սպենդիարյան) (1 ноября 1871, Каховка — 7 мая 1928, Ереван) — армянский композитор и дирижёр, народный артист Армении (1926).

Ученик Н. Кленовского и Римского-Корсакова. Спендиаров — один из основоположников армянской классической музыки (наряду с Комитасом, Чухаджяном и др.), талантливый композитор, видный музыкально-общественный деятель, воспитатель молодежи, дирижер. По собственным словам, материал для творчества он черпал из народных напевов, армянской поэзии, литературы, истории и т. д. Верность традициям армянской народной музыки он сочетал с опытом русской музыкальной классики.

Треклист:
Ереванские этюды
01 I. Энзели
02 II. Геджас

Крымские эскизы, Op.9
03 I. Плясовая
04 II. Элегическая песенка
05 III. Застольная
06 IV. Плясовая ‘Хайтарма’
Оркестр большого театра СССР
Дирижер: Алексей Белоусов

Алмаст (симфонические фрагменты из оперы)
07 Марш
08 Победоносное возвращение Татула
09 Пляска Алмаст
10 Музыкальная картина «Взятие Тмбкаберда»
Государственный симфонический оркестр Армении
Дирижер: Михаил Малунцян

Источник

«Эриванские этюды»

«Эриванские этюды»

Уже цвела акация, пробуждая воспоминания о далеком детстве, когда, покинув Тифлис, Спендиаров вернулся в Эривань.

Становилось жарко. Кончились переходные экзамены. Прекратились частные уроки иностранных языков, которые давали дочери Спендиарова, чтобы пополнить бюджет семьи. Александр Афанасьевич отправил девочек в Судак, а сам остался на лето в Эривани. Он задумал музыкальное произведение, навеянное первыми впечатлениями об Армении.

Композитор готовился к нему исподволь, как бы мимоходом прислушиваясь к армянским напевам, ловя их то под окнами народных музыкантов, то на веселой вечеринке, где, следуя причудливому ритму, грациозно танцевали эриванские девушки.

«Судя по тому, что я запомнил Александра Афанасьевича в высоких калошах и теплом пальто, — рассказывал руководитель восточного ансамбля К Александрян, — дело было зимой, когда, зайдя ко мне как-то вечером, он попросил наиграть на таре популярный в то время танец «Энзели». Помню, я угостил его крепким чаем с лимоном, и, расположившись с тетрадью на чайном столе, он тщательно записывал мелодию, заставляя меня по нескольку раз играть отдельные места».

Напев «Гиджас» пленил Спендиарова той же зимой. Многие эриванские современники запомнили веселое лицо Александра Афанасьевича, когда он изображал «потешного» дудукиста, под окном которого простаивал каждый вечер. Композитор раздувал щеки и подражал тембру дудука[83]. С помощью инспектора консерваторского оркестра Хайка Гиланяна он нашел потом этого дудукиста в «ашугскои конторе». Восседая в компании сазандари, тот яростно сражался в нарды.

«Как только я назвал фамилию моего спутника, — рассказывал впоследствии Гиланян, — вся контора всполошилась. Замолкли горячие споры, щелканье нардов… Музыканты гурьбой окружили Спендиарова.

Обратившись к пленившему его дудукисту — широколицему детине в черкеске и высоком картузе, Александр Афанасьевич попросил сыграть заинтересовавшую его мелодию. Надо было видеть, с какой готовностью была исполнена просьба композитора! Богатырь Каро встал рядом со своим напарником за спиной расположившегося на табурете дхолиста[84] и, прильнув губами к дудуку, раздул щеки».

«Прекрасный был человек! — вспоминал о Спендиарове старый дхолист Вано Мелоян, единственный оставшийся в живых из всего выступавшего тогда ансамбля. — Он обещал научить сазандари музыкальной грамоте, но успел только устроить в консерваторию двух-трех. Он сказал нам: «Я должен развить восточную музыку. Я должен развить восточный оркестр!» Как-то я зашел к нему в консерваторию. Он играл на рояле «Гиджас» и заставил меня подыгрывать ему на дхоле. Я спросил его, почему его так интересует дхол? Он ответил: «Ритм мне нужен, понимаешь? Ритм армянской музыки». Потом он часто приходил к нам в контору. Мы играли ему «Свадебный туш» и другие эриванские вещи, а он сидел среди нас за столом, положив перед собой шляпу и повесив палку на спинку стула»[85] *.

Разгоралось лето. В комнате Александра Афанасьевича было так тихо, что явственно слышался скрип пера. Сидя за столом у глубокого подоконника, он работал над оркестровкой «Алмаст». Со двора доносились приглушенные голоса меликагамаловских домочадцев, сквозь небольшое окно виднелась унылая Цицернакаберд[86]. Ее однообразие подавляло Александра Афанасьевича. Нередко он оставлял работу и выходил за ворота, чтобы взглянуть на Арарат, возникавший, казалось, из глубины неба.

«Мне пришла в голову мысль устроить Александра Афанасьевича в епархиальном (епископском) доме, — рассказывал близкий друг Спендиарова архитектор Александр Иванович Таманян. — Балкон этого дома, стоящего на высоком обрыве над Зангу, обращен прямо на Арарат. Александр Афанасьевич был] восхищен этой идеей. Он немедленно устроился там для работы и, вдохновленный дивным видом, написал «Эриванские этюды».

Композитору предоставили фисгармонию, кровать для дневного отдыха и старый ломберный стол, за которым он работал над оркестровкой «Алмаст».

Снизу доносился шум Зангу. Поднимая глаза от партитуры, Спендиаров видел перед собой древний Масис[87]. «Масис заменяет мне море», — сказал он однажды композитору Николаю Фаддеевичу Тиграняну, навестившему его в отшельничестве. «Сначала мы прохаживались по веранде, — вспоминал Николай Фаддеевич, — потом уселись за фисгармонию и стали наигрывать друг другу армянские напевы. Я почувствовал, что Спендиаров ими полон, что он теперь наш, и с этой минуты полюбил его[88].

Иногда, обычно по субботам, Александр Афанасьевич спускался в сад Иоаннеса Иоаннисяна, расположенный по ту сторону реки. Там собирались друзья поэта. Гостей усаживали на ковер, и начиналась оживленная беседа, вне которой оставался только Спендиаров — глухой ко всему, кроме «Дун эн глхен»[89], распеваемой под аккомпанемент тара[90] одним из участников кейфа.

— В то время композитор еще вынашивал в душе свое будущее сочинение. Он был рассеян, молчалив… Зато каким он стал общительным и словоохотливым, когда так долго созревавшая в нем музыка высвободилась, наконец, из связывавших ее пут и, заглушая хрипение фисгармонии, наполнила собой епископский дом!

Его одинокая «келья» стала притягивать к себе окрестных детей. Доверчиво толпясь у двери, они приветствовали его: «Барев, дядя джан!»[91]. Он приглашал их в комнату, желая проверить по их восприятию, сохранилось ли народное дыхание в его новых пьесах. Окружив фисгармонию, дети то подпевали знакомым мелодиям, то пускались в пляс. «Однажды у нас был какой-то детский праздник, — вспоминала одна из маленьких приятельниц композитора. — Спендиаров вытащил во двор фисгармонию и играл нам детские песни и танцы. «Публикой» были соседи и соседки, которые сидели тут же на низеньких скамеечках…»

Он приходил в епископский дом рано утром, когда еще не растаявший горный воздух был напоен запахом горячего лаваша.

Ключ от его комнаты хранился у сестры епископа. Осторожно постучав в дверь, он напевал:

— «Амалик, Амалик, тур инц баналик!»[92] — и, взяв ключ и корзиночку помидоров из рук тоненькой девочки с глазами, как вишни, он шел к себе в комнату.

«У него всегда был в кармане маленький кулечек черешен, которые он ел во время работы, — рассказывала Амалик дочери композитора. — Он угощал нас то черешнями, то виноградом. Вместе с помидорами и серым хлебом виноград был главным его питанием».

С наступлением осени Спендиаров снова взялся за оркестровку «Алмаст». Работа шла быстро и успешно. Посетившее его вдохновение не покидало композитора. Похудевший, но все такой же окрыленный, он время от времени выходил на террасу и подолгу, прищурившись и откинувшись немного назад, любовался открывающимся перед ним пейзажем.

Однажды он заметил у перил веранды белокурую женщину. Она делала набросок Арарата.

«Я услышала шаги и, обернувшись, увидела небольшого человека в выцветшем пальто с поднятым воротником и в очках, — рассказывала она впоследствии. — После нескольких секунд молчания он обратился ко мне: «Простите, что я сам с вами знакомлюсь, но я вижу — вы артистка, и мне интересно, какой вы национальности». Я ответила: «Армянка из Константинополя». Тут подошел ко мне мой мальчик и сказал: «Мама, я потерял карандашик». Незнакомец вынул из кармана маленький-маленький, остро отточенный карандашик и дал его моему ребенку. Он был так ласков с ним.

В разговоре выяснилось, что он из Крыма, что у него шестеро детей. Потом он сказал совсем невзначай: «А я музыкант и здесь работаю…»

«Была осень. Пестрели деревья — желтые и красные, — продолжала свой рассказ пианистка А. Месропян, стоя у перил веранды епископского дома. — Вот так шумела Зангу. Он сказал: «Слышите этот игум? Не напоминает ли он вам журчание воды в музыке Листа?»

Опершись на перила, мы любовались видом. Он показал мне Сардарский сад по ту сторону реки и дорогу на Эчмиадзин, по которой двигался караван навьюченных осликов.

Все на веранде было так же, как сейчас. Эта зеленая деревянная тахта стояла налево у двери.

Потом он повел меня в свою комнату. Она была залита солнцем. В углу стояла коричневая фисгармония, около нее — большой круглый желтый стол, на котором лежали кипы рукописей и скрипка в черном футляре. Была еще в комнате узкая кровать и половинка ломберного стола, придвинутая к окну.

— Окно это каждую минуту дает мне счастье: разнообразные моменты освещения великолепного Масиса, — восторженно сказал мой новый знакомый. — Как часто он меняет цвет!

Он сел за фисгармонию и сыграл начало двухголосной фуги Баха и «Ларго» Генделя. Педаль стучала, и он все время извинялся. А мне хотелось це-«ловать его руки, потому что я поняла, что передо; мной большой музыкант!

— Что это за рукопись? — спросила я его.

— Это мои сочинения — партитура оперы, которую я сейчас оркеструю, и недавно написанные «Этюды»…

Я сказала ему, как я счастлива, что встретилась с ним».

Время шло. Заканчивалась работа по оркестровке второго акта «Алмаст». Каждый вечер, передавая ключ от своей комнаты маленькой Амалик, Спендиаров напевал ей второй куплет придуманной им песенки:

— «Амалик, Амалик, ар кез баналик…»[93]

В последний раз дети услышали его ласковый голос 14 октября (1925 года), когда, поставив эту дату на четвертом листе партитуры третьего акта, он унес с собой рукописи и скрипку.

Начались ежедневные спуски в консерваторию и подъемы на Конд. Комья грязи, прилипавшие к калошам, затрудняли шаг композитора и без того медленный из-за поразившей его ноги болезни. Увлеченный репетициями «Эриванских этюдов», во время которых, по словам Тиграна Мартиросяна, тут же на пультах создавалась партитура, композитор забывал о боли. Но однажды, выйдя из консерватории в сопровождении виолончелиста А. Айвазяна[94] и его жены, он сказал совсем обычным голосом: «А мне на Конд, но я не в силах идти».

Молодые супруги жили неподалеку. Они сказали: «Пойдемте к нам», — и увели с собой больного композитора. Навещая отца в их крохотной комнатке, еле вмещавшей предоставленную Александру Афанасьевичу тахту, дочь Спендиарова видела, как красавица Нина Айвазян, стоя перед Александром Афанасьевичем на коленях, заботливо обмывала его ноги.

На первом публичном исполнении «Эриванских этюдов» композитор дирижировал в калоше, привязанной тесемкой к забинтованной ноге.

Зал Дома культуры был переполнен. Спендиаров выступал во втором отделении. Как вспоминают супруги Ширмазан, не пропускавшие ни одного консерваторского вечера, в продолжение всего первого отделения в зале слышались возгласы ревностных почитательниц Александра Афанасьевича: «Кора нам![95] Спендиарову придется дирижировать таким! оркестром? Кар данаков кмортен![96] Они ведь играют, как мертвые!» И надо было видеть лица этих эриванок, когда при первых звуках «Энзели» выражение озабоченности сменилось на них страстной увлеченностью.

«Как только началась танцевальная часть «Энзели», потухло электричество, — рассказывал флейтист Варткез Хачатурян. — На секунду Александр Афанасьевич опустил палочку, но оркестр продолжал играть, и он дирижировал в темноте. Как мы играли, я не знаю. Мы были в состоянии экстаза и, подчинившись его воле, творили вместе с ним. На последних тактах «Энзели» зажегся свет».

Молодежь ринулась было к эстраде, но, обернувшись к оркестру, Спендиаров снова поднял дирижерскую палочку. Его пластический жест был обращен теперь к Татулу Алтуняну, который исполнял соло гобоя, не спуская глаз со своего учителя. Мечтательное соло «Гиджаса» сменилось жизнерадостным тутти. Оно замолкло как-то внезапно. Раздался шквал рукоплесканий. Спендиаров стоял неподвижно. Озадаченная. публика, наконец, замолкла. Тогда, указывая широким жестом на поднявшихся по его указанию музыкантов, композитор сказал:

— Товарищи, своим успехом я обязан молодому консерваторскому оркестру и в знак глубокой признательности за его работу на репетициях и на концерте освящаю ему свое первое написанное в Армении сочинение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

На этюды

На этюды С Нателлой я познакомился в пионерском лагере. Познакомился – это не совсем верно: я в те поры был застенчивым меланхолическим юношей, не склонным к массовому веселью, она же являла собой полную противоположность, и все вокруг нее пело и хохотало, а я тихо

ВЕНЕСУЭЛЬСКИЕ ЭТЮДЫ

ВЕНЕСУЭЛЬСКИЕ ЭТЮДЫ К моменту завершения работы над рукописью этой книги мы с Гиной провели в Венесуэле четыре года, посетили почти все порты — большие и малые — и все острова, за исключением Blanquilla, где есть проблема с питьевой водой. Каждый год только на месяц-два летали

Осенние этюды

Осенние этюды 1 Огонь в печи не спит, перекликаясь С глухим дождем, струящимся по крыше… А возле ветхой сказочной часовни Стоит береза старая, как Русь, — И вся она, как огненная буря, Когда по ветру вытянутся ветви И зашумят, охваченные дрожью, И

44–47. Этюды

44–47. Этюды I. Зеленый Какой здесь дышит сон зеленый. Какою веет тишиной… Брожу один, завороженный, Лесной заглохшею тропой. Зеленым светом день струится Кругом в зеленой темноте, И что-то чистое таится На каждой ветке и листе. И на палитре драгоценной Иной зеленой

63. «Люблю наброски и этюды…»

63. «Люблю наброски и этюды…» Люблю наброски и этюды Твоей неопытной руки, Негармонические чуда, Нездешней полные тоски. 8 октября

Глава 21 Этюды

Глава 21 Этюды Никогда я не видел, чтобы мама так хохотала. Молодежный идишский театр Монреаля под руководством Доры Вассерман готовил вечер импровизаций под названием «Этюды», первым его номером была пантомима. Каждый из юных актеров должен был придумать себе роль и

Непальские этюды

Непальские этюды К визиту в Индию был приурочен и кратковременный заезд нашей делегации в Непал в ответ на официальное посещение Советского Союза королем Непала. Благо, было близко, и мы быстро оказались в Катманду. Перед нами предстал совершенно сказочный древний город,

«Этюды оптимизма»

«Этюды оптимизма» После «Этюдов о природе человека» вышла вторая научно-философская книга Мечникова — «Этюды оптимизма».В этой книге ученый-естествоиспытатель и поэт выступают удивительно гармонично. В ряде глав Илья Ильич с изумительным талантом говорит о сложных

Этюды об искусстве

Этюды об искусстве «Тринадцать»[16] В 1929 году я окончила фантастический вуз — Вхутемас, то есть Высшие художественные технические мастерские. Первое слово правильнее даже расшифровать — не Высшие, а Вольные. Было там вольно и просторно, несмотря на неуемный горячий гомон

Этюды о художниках запада

Этюды о художниках запада

ЭТЮДЫ

ЭТЮДЫ Ангел Дом творчества в Юрмале. Теплая солнечная весна. Из окна моей комнаты сквозь черное кружево еще зимних безлистных берез видны улица, ведущая к вокзалу, высокие сосны, обрамляющие ее с обеих сторон, зелень газона, неожиданно появившаяся из-под стаявшего снега,

Болдинские этюды

Болдинские этюды Шухов Владимир. 9 лет. Церковь Михаила Архангела в

«Деревенские этюды»

«Деревенские этюды» Но лишь кликнул царь Свой народ на брань. И. Никитин Летние вакации тысяча восемьсот пятьдесят пятого года оказались тревожны и тягостны.Ардальон ехал домой без того радостного волненья и какой-то светлой душевной приподнятости, которые всегда

Этюды о любви

Этюды о любви У моих родственников была пуделиха Чана. Черная такая, маленькая и очень злобная. Но хозяева в ней души не чаяли. Помню, сижу у них в гостях, пью чай. На столе вазочка с дорогими шоколадными конфетами. Хозяин снимает обертку с трюфеля, бросает конфету собачке.

Источник