Утоли мои печали ноты

Утоли мои печали

Просмотр и проигрывание файлов Guitar Pro прямо на сайте. Экспорт в ноты (картинкой), PDF, MIDI

Табы, ноты и аппликатуры Guitar Pro песни Сергея Маврина

Для загрузки файла в плеер нажмите «загрузить в плеер». После загрузки для воспроизведения нажмите круглую кнопку с треугольником «плэй».
Пожалуйста, проголосуйте после просмотра партитуры, что бы другие пользователи могли быстро выбрать лучшее качество работы.

* Внимание! Проигрыватель на стадии тестирования. Возможны баги и глюки. Просим отнестись с пониманием.

Ноты в PDF

Перевод партитур GTP в формат Portable Document Format для удобного просмотра, исполнения, хранения или последующей печати

Партии в MIDI

Перевод данных GTP в стандартный MIDI-формат для последующей работы в музыкальных программах и инструментах.

Табы в TXT

Перевод GTP в табы в простой текстовый формат для последующего исполнения или редактирования.

Источник

Утоли мои печали

О произведении

Другие издания

• с онлайн-версией
• по всем записям

Портал НЭБ предлагает вам читать онлайн ноты «Утоли мои печали», автора Кароник Виталий Николаевич. Ноты были изданы в 2005 году. Содержит с. 36 — 40

Выражаем благодарность библиотеке «Российская государственная библиотека (РГБ)» за предоставленный материал.

Пожалуйста, авторизуйтесь

Ссылка скопирована в буфер обмена

Вы запросили доступ к охраняемому произведению.

Это издание охраняется авторским правом. Доступ к нему может быть предоставлен в помещении библиотек — участников НЭБ, имеющих электронный читальный зал НЭБ (ЭЧЗ).

В связи с тем что сейчас посещение читальных залов библиотек ограничено, документ доступен онлайн. Для чтения необходима авторизация через «Госуслуги».

Для получения доступа нажмите кнопку «Читать (ЕСИА)».

Если вы являетесь правообладателем этого документа, сообщите нам об этом. Заполните форму.

Источник

Утоли мои печали ноты

D# +7
День, растает день
C m G# A#
Вечною тайной в былом,
D# +7
Где струится свет
C m G# A#
В сердце хрустальным дождем

Припев:
C m G m G# D#
Утоли мои печали, скорбные надежды
C m G m G# A#
Унеси с собою вдаль память о былом
C m G m G# D#
В переливах ярких звезд все, что было прежде
C m G m G# A#
Растворится словно дым предрассветным сном

Чист мой новый лист
В книге свершений и снов
Пусть тоска и грусть
В нем не оставят следов

Припев:
F m C m C# G#
Утоли мои печали, скорбные надежды
F m C m C# D#
Унеси с собою вдаль память о былом
F m C m C# G#
В переливах ярких звезд все, что было прежде
F m C m C# D#
Растворится словно дым предрассветным сном

G m D m D# A#
Утоли мои печали, скорбные надежды
G m D m D# F
Унеси с собою вдаль память о былом
G m D m D# A#
В переливах ярких звезд все, что было прежде
G m D m D# F
Растворится словно дым предрассветным сном

Источник

Игорь Чиннов

Игорь Владимирович Чиннов (1909–1996) – поэт, прозаик, литературный критик, мемуарист. Родился под Ригой в небогатой, но родовитой дворянской семье. В революцию их семья, скрываясь от большевиков, бежала с Белой армией на Юг России, а после установления в Латвии буржуазной республики вернулась в Ригу. Там Чиннов в 1939 году окончил юридический факультет Латвийского университета. Еще в студенческие годы он начал писать стихи и сотрудничать в парижском эмигрантском журнале «Числа» и в рижских журналах. Во время Второй мировой войны Чиннова, как и многих жителей Риги, немцы угнали на работу в Германию, в трудовой лагерь. Когда война кончилась, бывших заключенных лагеря вывезли во Францию. Так Чиннов оказался в Париже, где провел почти десять лет, перебиваясь частными уроками и лекциями.

Именно в Париже он сформировался как поэт, пишущий в духе «парижской ноты» – сдержанно и о самом главном, – о Боге, любви, смерти. Там же вышла и его первая книга стихов «Монолог», которую Владимир Вейдле назвал «Монологом приговоренного к смерти».

Порой замрет, сожмется сердце,

И мысли – те же все и те:

О черной яме, «мирной смерти»,

О темноте и немоте.

И странно: смутный, тайный признак –

Какой-то луч, какой-то звук –

Нездешней, невозможной жизни

Почти улавливаешь вдруг.

В Париже Чиннов был принят в круг эмигрантской творческой элиты как равный, хотя и был младше многих «парижан» первой волны. Жить было интересно, но нищета становилась невыносимой, и в 1953 году Чиннов уехал в Мюнхен, где в течение девяти лет работал редактором отдела новостей на радиостанции «Свобода». Несмотря на чрезмерную занятость, он продолжает активно печататься в поэтических разделах эмигрантских изданий. У него выходит вторая книга, которой он подтвердил свою принадлежность к «парижской ноте», близкой ему своей эмоциональной приглушенностью, своей «божественной стыдливостью страданья».

В 1962 году Чиннов переехал в США и, как профессор русской словесности, преподавал литературу в нескольких университетах.

В это время Игорь Чиннов все больше отходит от «парижской ноты» и пытается найти новые пути развития русской поэзии. У него стали появляться модернистские стихи, много верлибров, все чаще возникают гротески. Стихи меняются по форме, в них удивляет яркость красок, богатая аранжировка. Третью свою книгу Чиннов даже назвал «Метафоры», заявив этим о своем отходе от словесной аскетичности, сдержанности парижан. Но тематическая линия «парижской ноты» остается ведущей в поэзии Чиннова, и он по-прежнему пытается уловить этот тайный звук «нездешней, невозможной жизни». И по-прежнему он таит, приглушает свою боль и обиду на «земные безобразия», но теперь она бывает скрыта не за светлой печалью, а за иронией и самоиронией его гротесков. Георгий Адамович, высоко ценивший стихи Чиннова, писал в начале 70-х годов, что «это на редкость искусный поэт. С первого же появления в печати стихи его пленяли едва уловимыми, тончайшими, будто перламутровыми, переливами оттенков, причудливо-печальной мелодией, в них приглушенно звучавшей. Очарование новых чинновских стихов по-прежнему пронзительно».

Прозевал я, проворонил, промигал.

Улетело, утекло – видал-миндал?

Ветра в поле, шилом патоки – шалишь!

Только – кукиш, погляди-ка, только шиш.

А над речкой, переливчато-рябой,

Светит облако, забытое тобой,

И денек на веки вечные застыл,

Тот, который ты увидел и забыл.

Та же самая в реке блестит вода,

Та же бабочка над отмелью всегда.

Светлый листик, желтый листик, помнишь, тот,

Реет, кружится уже девятый год.

За годы жизни в Америке Чиннов выпустил еще несколько книг стихов. Последняя, восьмая, появилась, когда он уже был на пенсии и жил во Флориде. Писать и печататься продолжал до глубокой старости. О его творчестве опубликовано более ста рецензий.

А в начале 90-х, в первые же месяцы после падения советского режима, Чиннов приехал в Россию и выступал на творческих вечерах в Москве, Ленинграде, его стихи появились в «Новом мире», «Литературной газете», «Огоньке».

А уже после его смерти в России вышла книга избранных стихов Игоря Чиннова и двухтомное Собрание сочинений.

По завещанию поэта он был похоронен в России, на Ваганьковском кладбище, а его архив передан в Москву, в Отдел рукописей Института мировой литературы РАН, где сейчас открыт Кабинет эмигрантской литературы его имени.

Вступительная статья и публикация О. Кузнецовой

Утоли мои печали

Летним ветром, лунным светом,

Запахом начала мая.

Шорохом ночного моря.

Утоли мои печали

Голосом немого друга,

Парусом, плечом и плеском.

Утоли мои печали

Темным взглядом, тихим словом.

Утоли мои печали.

О, душа, ты полнишься осенним огнем

Морем вечереющим ты полна.

Души-то безсмертны, а мы умрем –

Ты бы пожалела слегка меня.

Смотришь, как качается след весла,

Как меняется нежно цвет воды.

Посмотри – ложится синяя мгла,

Посмотри, как тихо – и нет звезды.

Хоть бы рассказала ты мне, хоть раз,

Как сияет вечно музыка сфер,

Как, переливаясь, огнем струясь,

Голубеют звуки ангельских лир.

Увядает над миром огромная роза сиянья

Осыпается небо закатными листьями в море,

И стоит мировая душа, вся душа мирозданья,

Одинокой сосной на холодном пустом косогоре.

Вот и ночь подплывает к пустынному берегу мира.

Ковылем и полынью колышется смутное небо.

О, закрой поскорее алмазной и синей порфирой

Этот дымный овраг, этот голый надломленный стебель!

Или – руки раскинь, как распятье, над темным обрывом.

Потемнели поля, ледяные, пустые скрижали.

Мировая душа, я ведь слышу, хоть ты молчалива:

Прижимается к сердцу огромное сердце печали.

Душа становится далеким русским полем

В калужский ветер превращается,

Бежит по лужам в тульском тусклом поле,

Ледком на Ладоге ломается.

Душа становится рязанской вьюгой колкой,

Смоленской галкой в холоде полей,

И вологодской иволгой, и Волгой.

Соломинкой с коломенских полей.

В такую ночь весна не окончательна

Но наступает несомненно.

Дождь побелен снежинкой незначительной

И кажется небесной манной.

А впрочем, ночь – почти обыкновенная.

По лужам, лунной мглой покрытым,

Шагаю. Но Земля Обетованная

Недалеко, за поворотом.

Ты думаешь, безсмертие неубедительно?

Но что же делать, что же делать?

А вот душа – задумалась мечтательно:

Надеется на Божью милость.

И человек на Бога вдруг положится:

Все просто, не непоправимо.

И замерцает мартовская лужица

Звездой далекой Вифлеема.

Сердце сожмется – испуганный ежик –

В жарких ладонях невидимых Божьих.

Ниточка жизни – лесной паутинкой,

Летней росинкой, слезинкой, потинкой.

Листья в прожилках, как темные руки.

Время грибное, начало разлуки.

Лично известный и лесу, и Богу,

Листик летит воробьем на дорогу.

Вот и припал, как порой говорится,

К лону родному, к родимой землице.

Крыша, гнездо. И стоит, будто аист,

Время твое, улететь собираясь.

Скоро в ладонях невидимых Божьих

Сердце сожмется – испуганный ежик.

В безвыходной тюрьме Необходимости

В застенке безпросветной Неизбежности,

В остроге безнадежной Невозможности

Мне хочется Господней дивной милости,

Мне хочется блаженной Отчей жалости,

Мне этой безысходности не вынести!

Мне хочется прозрачности, сияния,

Прощения, любви, освобождения,

Свободы, благодати, удивления,

Твоих чудес. Чудес! Преображения!

Мне хочется – из мертвых воскресения.

Закусили в земной забегаловке

А теперь – в неземной ресторан!

Постарели с тобой в Гореваловке,

Полетим в голубой Раестан!

Знаю, было немало хорошего:

Детский голос из ягодных мест,

Предвесеннее льдистое крошево

И осенний над озером блеск.

И весна. Соловьиное щелканье.

Только жизнь – не одна благодать:

И болели, и были оболганы,

Помечтаем, что в райской империи

Пышный пир для заблудших овец

И, прощая нам наше неверие,

Пригласил нас Небесный Отец.

Пред очами Его милосердными

Там навек – ни сумы, ни тюрьмы.

И мы станем блаженно-безсмертными

И с блаженными встретимся мы.

Верно, ангелы вовсе не грозные.

Что же все застилает туман. –

Ни нектара тебе, ни амброзии,

И небесный закрыт ресторан.

Источник: Молитвы русских поэтов XX-XXI : [Текст] : антология / Всемирный русский народный собор ; [авт. проект, сост. и биогр. ст. В. И. Калугина]. — Москва : Вече, 2011. — 959 с. : ил., нот., портр., факс.; 28 см. — (Тысячелетие русской поэзии).; ISBN 978-5-9533-5221-5

Поделиться ссылкой на выделенное

Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»

Источник

Рядом с Пушкиным. Утоли мои печали, Натали

Каждый мужчина: и простой смертный, и царь, и Гений – идет на любую глупость и крайность ради обладания Красотой. За призрачность этого счастья он готов расплачиваться не только собственной жизнью, но и жизнью других.
И ничего не меняется за тысячелетия… Красоту могут звать Еленой, Клеопатрой, Маргаритой, а могут Натальей. Натальей Гончаровой.

1829 год. Россия. Москва. Шестнадцатилетняя девушка божественной красоты входит в танцевальный зал Иогеля и вносит в суету сборища юных ощущение тревожно-прекрасной нереальности.
Именно там ее встретил купающийся в лучах славы после возвращения из ссылки Поэт. Обомлел, восхитился, влюбился и… сделал предложение…

Он – неблагонадежный еретик и смутьян, вечно безденежный, чьи черты напоминают «хитрое и сообразительное животное», обитающее в Африке. Правда, уже по-настоящему знаменит, , да еще и обласкан самим Государем, его стихи и поэмы твердят наизусть по всей России.
Она – слишком молода, бесприданница, провинциалка. Правда, прелестна необыкновенно.
«Высокая, стройная, как пальма. Роскошное белоснежное декольте, невозможно тонкая талия, стройная шея, изваянная головка, как лилия на стебле. Лицо совершенного овала цвета бледной слоновой кости. Тонкие черты классического совершенства, брови, как черный бархат, длинные ресницы, такие же темные, как волосы, собранные в прическу подобно прекрасной камее с завитками у висков. Во взгляде какая-то неопределенность из-за легкой близорукости, и прозрачные, меняющие свой цвет – зеленые, серые или ореховые – глаза, напоминающие ягоды крыжовника. Это легкое несовершенство только подчеркивает очарование лица. Она вся — грация, гармония, возвышенная симфония линий и форм».

Почему же окруженная роем влюбленных поклонников, юная Красота согласилась на этот брак и приняла, наконец, постоянно-беспокойные настойчивые предложения Пушкина, который не мог предложить ни богатства, ни титула? Из-за желания вырваться из-под удушливо-жесткой опеки матери? Из-за тщеславия? А может быть, влюбилась и терпеливо ломала сопротивление родных?

Ответа нет. Но почти через два года сладилось. Предупреждающая о несчастии свадьба с погасшей свечой, упавшим кольцом, ошибкой шафера, наконец, состоялась, и в письме к другу Поэт пишет: «Я женат и счастлив; одно желание мое, чтобы ничего в моей жизни не изменилось…»

А вскоре дарит вечности бессмертные строки:
«Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец».

Теперь Поэт обладает Красотой. Как гармонично соединение Красоты с Добром и Истиной. А для Поэта еще и с внутренней свободой – обязательным условием полноценного творчества. Только Жизнь никогда не дает так много одному, даже Гению…

Сначала: прочь из Москвы, от назойливости и упреков тещи. Но не в деревню, где можно в любви и согласии Поэту творить, а Красоте рожать детей и вести дом.
Поселились в Царском Селе, рядом с лицеем в надежде на покойную семейную жизнь. Но Красота была замечена царскими величествами, и ей предписано было блистать при Дворе. Поэтому постоянным местом жительства четы Пушкиных становится напыщенный Петербург.

Для того чтобы Натали «работала ножками на придворных балах», муж получил чин камер-юнкера, более подходящий юнцам, и присутствие «сочинителя» Пушкина с супругой на дворцовых церемониях стало обязательным. Красота этому была несказанно рада, Поэт оскорбился и не скрывал бесполезного раздражения.
Разве придворный может быть свободным Поэтом?

Но он пытался. Царь стал его личным цензором, позволил работать в архивах, платил ему жалованье, а Поэт общается с ним на равных.
А главное, у него и Пугачев – вполне симпатичный злодей, и царь Додон вместе с попом – толоконным лбом – идиоты, и Медный Всадник – деспот. Кому можно подобное в царской России? А его печатали.
Правда, цензура попа заменила купцом, из «Золотого петушка» вычеркнули мораль: «сказка – ложь, да в ней намек…», а «Медного всадника» напечатали только в посмертном собрании сочинений Пушкина.

Красота требует достойного обрамления. Умопомрачительные наряды Натали стоили безумных денег.
Добропорядочный муж должен достойно содержать свою семью (у них родилось четверо детей), престарелых обнищавших родителей и не имеющих достаточно средств сестру и брата.
Сестры жены – тоже бесприданницы-провинциалки – нуждались в его покровительстве, когда приехали в Петербург, поэтому поселились в его доме. Количество пушкинской прислуги в это время насчитывало двадцать человек.

И он бесконечно закладывает и перезакладывает имения и имущество, одалживается у друзей и даже у царя, пишет на продажу… Но как пишет! В это время создаются «Медный всадник», «История Пугачева», «Капитанская дочка», «Памятник». А в последний год жизни Пушкин начинает издавать журнал «Современник».

Надеясь уехать в деревню, чтобы поправить дела, подает в отставку. Царь не отпустил: то ли из-за нежелания расставаться с Красотой, то ли из-за боязни потерять контроль над Поэтом.
И он теперь лишь мечтает о свободе, а в последние месяцы перед гибелью уже не может ради творчества отстраниться от клубка бытовых проблем.

За обладание Красотой отдано самое главное – возможность свободно жить и творить.

К концу жизни долги Пушкина составили 92 500 руб. по частным счетам и 43 333 рубля долга казне. Суммы по тем временам огромные.
Хотя, возможно, он справился бы со всеми неурядицами, если бы не самый страшный удар, который вольно или невольно (какая теперь разница) нанесла ему Красота…

Поэт гордился Красотой. «Он испытывал все мелкие ощущения, все возбуждение, какие чувствует муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете». Ревновал, конечно, но, сам далеко не образец нравственности, бесконечно верил в ее добродетель и всегда был на страже ее чести.
Сплетни назвали его соперником сначала царя, потом Дантеса. Перед первым он был бессилен, второго решил уничтожить…

А Красота кокетничала, флиртовала, не скрывала интереса к белокурому гвардейцу, давала бесконечные поводы для мерзких слухов. Может быть, она просто влюбилась в беззаботного красавчика-француза, любителя высоких покровителей и замужних дам, и не могла остановиться ни после того, как ее мужу был анонимно пожалован диплом рогоносца, ни после нелепого брака Дантеса с ее собственной сестрой, заключенного с целью избежать скандала?
Или надеялась на снисхождение света и считала возможным вести себя, как ей хочется?
А Поэт, уже не управляя ситуацией, становился смешон и неприятен своей желчной яростью даже друзьям. Враги же, не прощая слабости, обливали грязью и забавлялись его бессилием.
Сила Гения потерпела поражение перед гнусностью обыденности.

Провоцируя на вызов Дантеса и его приемного отца (любовника?) — дипломата Геккерена, Пушкин все еще надеялся на справедливое мщение. И отомстил. Ценой собственной жизни.

Горек и трагичен преждевременный уход Гения, хотя нам не дано понять, чем была для него смерть? Расплатой за кратковременное обладание Красотой?
А может быть, освобождением от ужаса двусмысленного существования обманутого мужа?

Умиравший Поэт, храня честь Красоты и думая о ее будущем, постоянно твердил о ее невиновности…

Царь заплатил все его долги, обеспечил пожизненно жену, детей и родителей.
Дантес был выслан из России. Правда, высший свет в большинстве своем его оправдывал. Он прожил долгую жизнь и достиг высокого положения.
Геккерен также вынужден был покинуть Петербург и в течение пяти лет ждал следующего назначения.

Красота почти два года провела в деревне. Вернувшись, не без удовольствия снова заняла место придворной красавицы, по-прежнему пользуясь неизменным повышенным вниманием царя. Потом удачно вышла замуж за генерала Ланского.

И никто из нас, пожалуй, кроме российских историков первой половины позапрошлого века, не знал бы даже ее имени, если бы она не была избранницей Поэта.
Она прожила на свете 51 год, и всего 6 лет — вместе с Пушкиным. Ее могила на старом кладбище Александро-Невской Лавры всегда в идеальном порядке. На надгробии – свежие цветы, а на памятнике надпись: Наталья Николаевна Ланская.

Но для нас она навсегда — Пушкина. И у меня после первого, еще студенческого посещения Дома на Мойке на книжной полке много лет стоят рядом две репродукции в скромных рамочках рамочках: Поэта – с великолепного портрета Кипренского и Его Мадонны – с воздушной акварели Брюллова.

Источник