Вторая гитара мира кузьмин
Журнал: IN/OUT #54
Материал подготовил: Дмитрий Малолетов
О Владимире Кузьмине написано немало. Уже более четверти века этот музыкант находится при постоянном внимании прессы. Однако, читая материалы некоторых статей, становится обидно за то, что журналисты, уделяя внимание каким-то второстепенным деталям, порой упускают главное. Еще больше расстраивает откровенная клевета, выдуманные истории, особенно скандальные, рассчитанные на соответствующего потребителя. В этих статьях можно узнать все – интерьеры загородных домов, количество мотоциклов, личная жизнь… О музыке, о творчестве, о духовных поисках, то есть о том, чем собственно человек является, речь, как правило, не идет. Говорят, это в наше время никому не интересно. Мне хотелось бы, немного отойти от современного «формата» повествования и написать о Владимире Кузьмине то, что составляет его истинное лицо, его содержание.
Собирая материалы, я постепенно пришел к выводу, что рамки журнальной статьи никак не могут вместить всю полноту более четверть вековой профессиональной деятельности. Слишком многогранной получается тематика, где каждая сторона творческой жизни Кузьмина, по сути, отдельная книга.
Владимир Кузьмин, конечно, в первую очередь композитор, автор многих песен, которые на слуху у всей страны. Его песни отличаются особым мелодизмом, при этом в его музыке, всегда чувствуется «рок-н-ролльная закваска», что всегда отличало Кузьмина от общего фона советско-российской эстрады . Благодаря этому сочетанию, Владимир Кузьмин, играя по форме «чужую» рок-музыку, всегда был по уровню популярности в высшей лиге популярных отечественных звезд. Для того, чтобы быть востребованным многим рок-музыкантам, играющим «фирменную» музыку, пришлось на каком-то этапе корректировать репертуар — осваивать русские романсы или шансон, избегая блюзовых нот наивной молодости. Мы часто видим метаморфозы, когда человек появляется как вокалист жесткой рок-группы, а со временем переходит на более выгодный репертуар, более близкий «русской душе». Объясняется это просто – наша страна имеет другие музыкальные корни и коль «хочешь жить – умей вертеться». Кузьмин никогда не изменял себе. Его линия творчества с первых хитов «Карнавала» до сего момента не претерпела изменений ни по звучанию его «Динамика», ни по содержанию.
Некоторые критики относят творчество Кузьмина к поп-музыке , утверждая, что настоящий рок должен за что-то бороться, т.е. иметь социальную направленность, а рок-музыкант обязательно должен быть нищий, жить в подвале и идти против течения. Любовная лирика это, мол, уже не рок, даже если там есть гитара с перегрузом. Сам Владимир Кузьмин рок и поп музыку не разделяет. «Во времена моей молодости популярную коммерческую музыку, поп-музыку, играли рок-группы. Поп и рок означали одно и то же…» — как-то сказал он мне в личной беседе. Да, Кузьмин никогда не призывал со сцены к революциям. Никогда он не пел двусмысленных, тем более злых песен. Но что же получается в итоге? Прошла перестройка, постепенно люди уже и забыли социалистический период, со всеми атрибутами той жизни. Постепенно потеряла актуальность и «революционная» тема. Многие рок-группы, которые получили популярность за счет «фиги за спиной», при всеобщей гласности, не имея других выразительных средств, стали просто не интересны, заняв свое достойное место в истории отечественного рока. А Кузьмин дает по 30 и более концертов в месяц. Что двадцать пять лет назад при социализме, что сейчас при капитализме… Его даже не коснулось сложное время начала 90-х, когда на сцену ворвались фонограммные «Ласковые Маи» и «Маленькие Принцы», похоронив все советские ВИА и постперестроечные тяжелые рок-группы. Находясь в категории вечных ценностей, независимых от «времён перемен», Владимир Кузьмин просто искренне сочинял и пел песни, и эти песни, как показывает жизнь, любимы уже многими поколениями слушателей. Я думаю, что многие песни этого автора будут жить долгие, долгие годы.
И если уж как-то классифицировать музыку Кузьмина (что является делом абсолютно не благодарным), то его творчество лучше отнести к категории «музыкального рока», которая входит в общую рок-культуру. Именно музыкальная составляющая является наиболее сильным звеном, основой линией творчества музыканта, которая не имеет узковременного характера ценностей.
Если само рождение новой песни является некой тайной, то материализация этой песни — дела уже сугубо земные. Записав 19 студийных и 5 концертных альбомов, на которых В. Кузьмин выступал как автор музыки, слов, как аранжировщик и музыкант, как продюсер, этот человек имеет просто громадный опыт студийной и концертной деятельности. Для молодого поколения этот опыт просто бесценен. Как вы понимаете, это очень интересная и объемная тема, которую необходимо рассмотреть отдельно. В русских песнях немаловажную, а быть может первостепенную роль, всегда играли слова. Владимир Кузьмин начал писать тексты еще играя в школьном ансамбле. Причем не только на русском, но и английском языке. Слушая некоторые песни Кузьмина, назвать в них слова просто «текстами» как-то не поворачивается язык. Мне кажется, что много чего достиг этот музыкант в своей карьере, это заслуга его поэзии, которая глубоко трогает душу, особенно душу влюбленную.
Конечно, феноменальный успех Кузьмина заключается в том, что он является ярким исполнителем, как в плане вокала, так и как инструменталист. Начав свою концертную деятельность еще в школьном ансамбле, пройдя школу полулегальных студенческих «сейшенов», ресторана, работы в филармонических ВИА, эстрадного оркестра, гастролирующих рок-групп, В. Кузьмин стал настоящим мастером. Трудно даже представить сколько за свою жизнь дал концертов этот музыкант. И каких концертов! Владимир Кузьмин никогда не работал под «фанеру» даже в самые трудные времена, всегда держал свое имя на высокой планке. И делал это не для того, чтобы что-то доказать другим. Просто он любит музыку, любит играть на гитаре, любит петь и концерт для него не просто работа, а радость, удовольствие, приносящее удовлетворение.
Настоящий профессионализм, как правило, раскрывается в мелких деталях, в нюансах. И здесь стоит рассказать небольшую историю, которая будет уместна в журнале IN/OUT. Наверное многие читатели понимают сложность озвучивания живого коллектива. Сколько времени порой уходит на то, чтобы сделать нормальный звук группы! Особенно это сложно у нас в России, где порой концертные площадки совершенно не пригодны для проведения живых концертов. Я был свидетелем одного «саундчека» группы «Динамик». По времени он прошел за одну минуту, прямо на вступлении к первой песни в концерте. Музыканты группы только приехали с другой площадки и, сбросив одежду, достав инструменты, побежали на сцену. Первым вышел барабанщик (тогда это был Андрей Шатуновский) и задал хороший темп. Затем подтянулись другие музыканты, на ходу подключая свои инструменты. Все это было вступлением к песне, хотя выглядело такой режиссерской задумкой. За это время звукорежиссер, давно привыкший к работе в таких условиях, успел отстроить барабаны, установить баланс баса, клавишных. Затем вышел Кузьмин, сыграв фразу на гитаре и поздоровавшись со зрителями (это дало возможность звукорежиссеру создать баланс всей группы) начал петь «Когда нам было по 17 лет!». И почему все вдруг зазвучало – непонятно! То, что для зрителей было началом концерта, некой драматургией, для музыкантов было отработанной системой саундчека. «Вот работают ребята!» — переглянулись между собой музыканты выступавшие «в разогреве»! Спокойно, без суеты, нервотрепки и напрягов, с легкостью, непринужденно, с улыбкой… И тогда, кстати, я понял, что звук группы на сцене зависит не только от уровня звукорежиссера, аппаратуры, а в большей степени от музыкантов, которые сами чувствуют баланс и не создают лишних звуков, засоряющих фактуру общего микса. И конечно, звук группы зависит от аранжировок, от продуманных партий, которые вместе звучат хорошо, даже при недостатке других слагаемых. И еще, такого звучания можно добиться только имея огромный концертный опыт, годы, десятилетия работы. На эту тему разговор с Владимиром Кузьминым без сомнения получился бы очень интересным, а главное полезным, особенно для молодых групп, которые зачастую неудачные выступления списывают на плохой аппарат
Белым пятном в нашей прессе остался этап работы Кузьмина в Америке. К сожалению мало кто знает, что в свое время группа «Динамик» вошла в список двадцати лучших концертов Калифорнии по итогам года! Войти в этот список, учитывая любовь американцев к грандиозным шоу, большой успех.
Хочется немного остановиться на узкопрофессиональных вопросах. В частности поговорить о вокале – главном козыре Кузьмина относительно других поющих композиторов. Вне зависимости от вкуса, в одном согласны все — голос этого артиста, его особую, индивидуальную манеру пения невозможно спутать. Он создал свой стиль пения. И в этом ценность. Елена Ермак, известный педагог по вокалу, анализируя пение Кузьмина, дала очень интересное определение — «инструментальная манера». По ее логике музыканты-инструменталисты поют не так как это делают чистые вокалисты, не владеющие на должном уровне музыкальными инструментами и инструментальной импровизацией. То есть хороший инстурменталист, по данной теории, поет не по вокальным законам, а как бы голосом играет на инструменте. Происходит это в большей степени подсознательно. Мелкие форшлаги, динамические всплески, особое контролируемое вибрато, добавление «овер драйва», смещение акцентов, ударений, с целью обострить ритм, импровизационные мелизмы и т.д. все это художественные элементы скорее инструменталистов. И это естественно. Кузьмин начал заниматься музыкой в шесть лет на скрипке, которая с детства вырабатывает отношение к звуку, к интонированию, к исполнительской культуре. «Я до сих пор ноты мыслю скрипичными аппликатурами» — говорит музыкант. Потом Кузьмин профессионально овладел еще многими инструментами, став широким мультиинструменталистом. На своих концертах он играет и на рояле, и на саксофоне, и на флейте, на скрипке и конечно на гитаре, без которой его представить просто невозможно.
О гитаре разговор особый. Владимир Кузьмин обладатель самой большой коллекции гитар в России. На момент написания статьи у него было 75 инструментов, причем это профессиональные гитары самой высокой ценовой категории. Многие могут спросить, а для чего собственно столько инструментов? Понять его смогут только гитаристы до фанатизма влюбленные в гитару. Наверное срабатывает и то, что все свое детство, всю свою молодость Кузьмин мечтал иметь профессиональную гитару. Его первая семиструнная гитара, подзвученная микрофоном и включенная в радиоприемник «Романтика», его первый «самопал», сделанный солдатом воинской части северного военного гарнизона, его полуакустическая «Мюзима», купленная по большому блату, дались очень дорогой ценой – годами мечтаний и волшебных снов. Теперь, в музыкальном магазине, детские мечты сбываются.
Здесь уместно также рассказать небольшую историю. Владимир Кузьмин как-то пришел в один из музыкальных магазинов. Рассматривая гитары, услышал игру одного гитариста, который увлекся и слегка потерял пространственно-временные координаты. Подошел к нему и спросил: «Ну как тебе гитара? Нравится?». Кому не понравится родной PRS! «Да, — ответил гитарист — Удивительно звучит! Просто мечта! Однако вот стоит она больше трех тысяч долларов! Нереально просто…». Кузьмин повернулся к продавцу и лаконично сказал: «Я ее покупаю…» Оплатил в кассе всю необходимую сумму, взял гитару уже в кейсе, протягивает ее этому гитаристу и говорит: «Я тебе ее дарю.» Все, кто был в магазине, наблюдая за этой картиной, были просто в шоке. Я сам был свидетелем этой истории, так как тем гитаристом был именно я… Теперь эта гитара не только лучший инструмент какой я когда-либо держал в руках. Это еще подарок такого Человека!
О гитарах с Владимиром Кузьминым можно разговаривать часами, сутками, неделями. «Я еще не нашел свою гитару» — как-то сказал он. Что же он ищет? Что толкает этого вполне состоявшегося музыканта, который на своем багаже мог бы уже спокойно работать до «пенсии», двигаться к новым вершинам? Как то в одном из интервью Алексей Козлов дал свое определение таланту: «Талант есть то, без чего человек не может жить.» И лучшего ответа уж не найдешь…
И последнее… Своим творчеством Владимир Кузьмин оказал влияние на целое поколение гитаристов. Его соло «снимали» с магнитофонов, его песни играли на танцах, в ресторанах, на концертах. Музыку Кузьмина перекладывают многие музыканты в виде инструментальных пьес. В начале 80-х, когда группа «Динамик», как одна из немногих рок-групп, гастролировала по СССР, каждый концерт был событием. Как хочется вспомнить то время и послушать рассказы Владимира. Это наша история.
Вот и получается в итоге, что сделать статью о Кузьмине, охватывающую все стороны его творческой жизни, очень трудная, практически невыполнимая задача. Поэтому я решил разбить этот объемный материал на несколько частей. Сегодня вы сможете прочитать первую «главу», где Владимир Кузьмин расскажет о своем детстве, юности, о том как создавался его музыкальный базис.
Я не стал задавать здесь ненужных вопросов и отошел от стандартной формы интервью «вопрос-ответ»… Так что оставляю вас, уважаемые читатели, наедине с Маэстро.
Музыкой я начал заниматься в шесть лет на скрипке. Помню, что в детстве больше всего любил фортепиано и именно на этом инструменте хотел учиться. Мне очень нравилась быстрая музыка джазовых трио – рояль, контрабас, ударные, которую можно было тогда услышать по радио. Но фортепиано инструмент стационарный, его трудно было перевозить, а я рос в семье военного. Мой отец был офицер морской пехоты. Хотя родился я в Москве, до окончания школы вместе с семьей (в которой было еще двое младших брат и сестра скитался по военным гарнизонам всей страны. Там и проходило мое музыкальное образование.
Учиться играть на скрипке я не имел особого желания, но родителя отдали меня именно на этот инструмент, объясняя тем, что так им посоветовали педагоги в музыкальной школе и это большая честь, потому что на скрипку берут далеко не всех. Я помню на экзаменах, которые проводили при поступлении в музыкальную школу, я пел песню «Пусть всегда будет солнце». Это был мой первый концерт.
Так я начал без особого восторга учиться на скрипке у моего педагога, молодой девушки, Беллы Яковлевны. Как она, бедняга, меня учила я не помню. Наверное быть педагогом по скрипке самое неблагодарное занятие. Инструменты были очень плохие, настроить их было большой проблемой. И сами звуки, «иии-иииии», которые издавали ученики начальных классов, трудно было отнести к звукам музыкальным. Гнусное звучание скрипки вызывало у меня какой-то комплекс. Немало добавляла комплексы еще и нотная папочка со скрипичным ключом. Тогда, когда все мальчишки во дворе играли в хоккей, в футбол, я должен был идти в музыкальную школу с этой папочкой. Помню я жутко стеснялся этой «девчачьей» нотной папки, которая меня выдавала. Идя на занятия, я ее прятал в подъезде, а ноты засовывал в футлярчик от скрипки.
Со временем игра на этом инструменте мне начала нравится, так как я видел перспективу – ученики старших классов играли уже довольно хорошо, на вполне приличном звуке. Занятия тоже стали более интересные – дуэты, особенно мне нравились «унисоны», когда человек пять-шесть играли в унисон. Это было уже что-то похожее на оркестр. Кроме этого, я очень любил занятия по музыкальной литературе и особенно сольфеджио. Постепенно начало приходить и теоретическое осмысление ладов, изучать которые я стал довольно рано.
Потом мы переехали в город Балтийск Калининградской области на новое место службы отца. Там был педагог Зиновий Ильич – довольно требовательный и строгий, который здорово меня гонял. «Кузьмин иди домой за канифолью!» — командовал он. Я с пятого этажа бегу, уже на улице, а он из окна кричит: «Кузьмин! Давай назад! Я нашел канифоль!». Но здесь на новом месте родители все же купили пианино и я почувствовал какое преимущество имеет этот инструмент! Во-первых, скрипку надо готовить к игре – достать из футляра, настроить, натянуть смычек, одеть эту подушечку на резиночке и т.д. Играть нам разрешали только стоя. Все это мне было в тягость. А на пианино, открыл крышечку и ты уже можешь играть, причем не только одноголосную мелодию, а с полноценным аккомпанементом. На фортепиано у меня как сразу рождались разные темы. Я мог часами проводить за фортепиано и именно тогда начал сочинять несложные пьески. По нотам я разучивал разные классические произведения. Фортепиано мне нравилось больше, хотя скрипка заложила прочную основу. Я до сих пор, слушая или подбирая мелодию, подсознательно мыслю ее нотами в скрипичной аппликатуре.
В четвертом классе во дворе дома я познакомился с парнем девятиклассником, который играл на саксофоне. Как-то он дал мне совет, попроси, мол, у отца кларнет. Его можно было взять у солдат в оркестре воинской части. Он рисовал мне большие перспективы – научишься играть на кларнете, а там на саксофон перейдешь, а саксофон это король джаза! Играть джаз — эта идея мне очень понравилась. Отец по моей просьбе принес мне кларнет и я стал его осваивать. Уже готовился к поступлению на класс кларнета, как вдруг отца перевели в новый гарнизон на север в Мурманскую область.
Уже на новом месте в подъезде дома один парень мне показал несколько аккордов на семиструнной гитаре. Я загорелся. Буквально за несколько дней я освоил множество распространенных аккордов – «малая звездочка», «большая звездочка», «лестница», «обратная лестница». Тогда аккорды в открытой позиции имели такие названия. Я выучил большой репертуар песен Высоцкого, блатных песен, которые были распространены. Многие я помню, кстати, до сих пор. Мама купила мне семиструнную гитару. Помню стоила она 6 руб. 50 коп. С покупкой была связана такая история. Гитара в магазине была только одна, и ее хотела купить сыну наша соседка, которая была первая в очереди. Я так плакал от горя, что моя мама ее уговорила купить гитару как бы на двоих. Потом каким-то образом мне купили собственную гитару и мы с соседом, счастливыми обладателями гитар, организовали ансамбль. Мне было 12 лет.
В это время в моей музыкальной жизни произошел резкий поворот. До этого я занимался классикой, пытался играть джаз, «снимал» музыку из кинофильмов, пел под гитару дворовые песни. И вдруг… Один парень мне сказал, чтобы я поймал волну радио Норвегии в восемь часов в пятницу. Там ты услышишь поп-концерт. В то время поп и рок было одно и тоже, так как популярную массовую, т.е. модную музыку играли в основном рок-группы. Радиостанция была на средних волнах, никто ничего там не «глушил», качество звука по тем временам было отменное, так как мы жили практически на границе страны. Родители мои как раз в это время уходили, мне никто не мог помешать удовлетворить свое любопытство. Включаю радио, нахожу необходимую волну, а там Битлз, Роллинг Стоунз, другие самые модные западные группы! Самые последние хиты, которые у нас еще не известны! У меня просто, как сейчас говорят, «съехала крыша». Это был 1966 — 1967-й год, — время когда я ушел в музыку полностью.
Мне хотелось получить звук электрогитары и мы с друзьями осваивали разные способы. Например, пытались установить в акустическую гитару микрофон, а далее, при помощи спичек воткнуть провода в радиоприемник «Романтика». Это было что-то! Но естественно мы шли дальше. Уже в 1967-м году у меня появилась первая настоящая электрогитара «доска». Это был «самопал», который сделал какой-то солдат. Вообще, стоит особо заметить, что солдаты воинских частей мне очень помогали – показывали аккорды, учили различным приемам игры. Многие из них были, так скажем, прогрессивно мыслящая молодежь того времени — студенты вузов из Ленинграда, из Прибалтики, из Москвы. В военных оркестрах служили солдаты, окончившие муз. училища, многие из которых увлекались рок-музыкой. Солдаты играли на танцах и мы, мальчишки, с замиранием сердца слушали их потрясающую игру. Звук электрогитары казался космическим, божественным! Это была вершина счастья.
Я не знаю как обстояли дела с музыкальной информацией в других регионах страны, но у нас ее было предостаточно. Я до сих пор удивляюсь тому, что у меня в северном военном гарнизоне в 1968-м году были перекопированные ноты всех популярных песен Роллинг стоунз и Битлз. А альбом Are You Experienced Джимми Хендрикса у меня был полностью – ноты и тексты на английском языке. Откуда все это появлялось я ума не приложу.
На школьных вечерах в ансамбле мы играли эти песни, а также сочиняли свои. Никто нам, кстати, не запрещал петь на английском и играть столь необычную для советского времени музыку. Знание нотной грамоты и гармонии мне здесь очень пригодились. Ноты, которые мы доставали, очень помогали, так как некоторые песни в гармоническом отношении были далеко не просты. На слух подобрать некоторые нюансы, учитывая то качество звучания магнитофонов и качества записи, не всегда было просто. Состав у нас был – соло-гитара, ритм-гитара, бас и барабаны. Аппаратура была «кинап» — ламповые усилители и «колонки» типа колокол, представлявший собой динамик-рупор, который обычно висит на столбе.
На школьных вечерах, на танцах мы играли вещи, которые делились на два вида – танго и шейк. Танго это такой медляк, а шейк – быстрый танец. Кстати, мы много исполняли инструменталок. Помню даже играли приджазованные композиции типа «Опавших листьев», «Бесамемучо». Что касается песен, то не всегда можно было найти правильный оригинальный текст. Выход я находил довольно оригинальным способом — сочинял на музыку свой текст на английском. Это, кстати, был не просто набор слов, типа «птичьего языка», а именно текст, в который я даже пытался вложить смысл.
В 1970-м году в моей жизни произошло событие. Мне родители купили настоящую электрогитару. Достать этот инструмент помог мой родственник, дядя, занимающий определенный пост в торговле в Москве. По своей скромности мои родители никогда не обращались к нему за помощью, ради меня это был наверное единственный случай. Мы пришли на склад и я увидел удивительную гитару – полуакустическую Мюзима, аналог Gibson ES 135. Стоила она 220 рублей – астрономическая сумма по тем временам. Это было счастье! С этой гитарой я не расставался сутками в прямом смысле слова. Это была уже вполне профессиональная гитара, которая хорошо звучала и была исполнена очень качественно. Эта «Мюзима» определила новый этап в моей жизни.
В сентябре 1970-го, когда я счастливый обладатель такой гитары пошел в 9-йкласс, умер Джимми Хендрикс и по всем западным радиостанциям, которые мы могли ловить, начали крутить его композиции, концерты, целые альбомы. Это было время электрогитарного бума. Творчество Джимми распространилась в наших кругах настолько, что их играли практически все, это было нормой, чем то само собой разумеющееся. Мальчишки собирались человек по пять и обсуждали кто как играет это место, как это, различные приемы.
Как раз в это время мой друг привез из Ленинграда три альбома – «Sticky Fingers» Rolling Stones, «In Rock» Deep Purple и «In-A-Gadda-Da-Vida»– Iron Butterfly
Особенно произвел впечатление Deep Purple. Звучание было настолько мощным, в то же время песни были мелодичными, прекрасные аранжировки, потрясающие соло Блэкмора и Джона Лорда. In Rock затмил даже Led Zeppelin, который в то время у нас был на первом месте. Вообще, у нас в школе всегда были такие музыкальные кланы. Сначала это были клан Beatles и клан Rolling Stones, а потом началось противоборство поклонников Led Zeppelin и Deep Purple. В спорах кто из них лучше порой доходило даже до драк! Так, играя в школьном ансамбле, живя в такой атмосфере, окончил школу и поехал в Москву поступать в институт.
В 1972-м году я поступил в Московский институт железнодорожного транспорта. Как и в других ВУЗах Москвы в МИИТе кипела музыкально-хипповская жизнь. Время сами понимаете какое… Я познакомился со многими студентами-музыкантами, например, с Крисом Кельми на лекциях мы сидели за одной партой.
Во Дворце Культуры института постоянно проводились вечера, на которых студенческие группы, в модных тогда красных вельветовых «клешах», играли музыку самых популярных западных групп. Постепенно и я влился в эту музыкальную жизнь, так как моя «Мюзима» всегда была со мной. В это время я познакомился с Иваном Смирновым, который не просто играл все соло Блэкмора, но и умудрялся еще и импровизировать на эти соло, вставляя какие-то свои фишки. Вообще в то время проверкой гитариста была игра известных «соляков». Мы все их учили, вникая в самые тонкости. Это была неплохая школа. Иван Смирнов на меня оказал большое влияние.
Где-то с 1973-го года в наших кругах началось мое увлечение более сложной музыкой, которая была очень популярна. Jethro Tull, Mahavishnu Orchestra Джона Маклафлина, особенно мне нравилась группа Genesis.
Институт я решил бросить, так как понял, что хороший инженер-железнодорожник из меня не получится. Поступил в музыкальное училище. Мне конечно хотелось работать музыкантом профессионально, да и жизнь заставляла работать. И как раз выдался благоприятный случай поступить на работу в ресторан в Люберцах. В свой состав они искали поющего саксофониста. Меня пригласили на репетицию, на прослушивание. Я на всякий случай помимо саксофона взял с собой скрипочку, думаю, как никак дополнительный аргумент. Хотел взять гитару, но мне мой знакомый не советовал, так как в коллективе по его словам гитарист очень «продвинутый». Им оказался Григорий Безуглый. (В настоящее время гитарист группы «Круиз»). Прихожу, Гриша говорит: «Ну что, давай что-нибудь по блюзу, какая тональность?». Я отвечаю, что мне все равно, любая. но лучше Соль. Играли довольно долго, а потом Гриша сказал: «Чувак, я вот чёт не пойму иль ты круто играешь, иль ты вообще играть не умеешь!» Я старался играть нестандартно, такой свободный джаз по альтерированным ступеням блюзовой гармонии. Играть сложно и быстро тогда было показателем крутости. Далее на скрипке я поиграл какой-то блатняк. Спел пару песен Высоцкого, несколько песен Биттлз. Так меня приняли в ансамбль, подобрали мне костюмчик и началась работа. Гриша давал мне и на гитаре поиграть и я, заработав денег, купил себе электрогитару-доску «Элгита». Можно сказать, что моя действительно профессиональная работа началась именно с этого ресторана — мне завели трудовую книжку и стали выплачивать зарплату. Музыканты были очень сильные. Гриша Безуглый, например, был всегда очень самобытным гитаристом. Он мог играть необычный аккомпанемент и интересные аккордовые соло в стиле Джо Пасса на любую тему. Он изучил джазовую гармонию по распространенной тогда школе Дэвида Бэйкера, когда служил в армии. Но многое играл просто по слуху. Кое-чему я у него научился.
В начале 1977-го года меня пригласили работать в филармонический ансамбль «Надежда», в котором проработал год. Это была очень хорошая школа, так как я попал в очень сильный состав. Например наш пианист Женя Печенов, которому было всего 21 год, умудрялся целиком снимать импровизационные бибоповские композиции Оскара Питерсона, разучивать их наизусть и играть «в ноль». Репетиции у нас проходили как в армии. Не дай бог где-то на концерте промахнуться. Очень ответственно все относились к работе. Это не прошло бесследно. Через год меня пригласили на работу в ансамбль «Мелодия» — ведущий коллектив страны, который записывал музыку многим исполнителям, озвучивал кинофильмы и т.д. Работа была такая – в 9 утра приходишь на работу, тебе дают ноты, потом репетиция (один-два прогона) и запись. Зачастую мы даже не знали кому записываем эту фонограмму, Кобзону, Ненашевой, Лещенко или кому-то еще из звезд того времени. Мне было 23 года и я был на небесах от счастья, что нахожусь рядом с музыкальным цветом всей страны — Зубовым, Фрумкиным, Контюковым, Бахолдиным, Симановским и многими другими. Передо мной в ансамбле стояла задача осовременить эстрадно- джазовое звучание модной тогда соло-гитарой. И это тоже была отличная школа, пользу которой трудно переоценить.
Потом меня в свой коллектив пригласил Ю. Ф. Маликов руководитель ансамбля «Самоцветы». Я перешел в этот коллектив потому, что все же работа в вокально-инструментальном ансамбле мне была ближе, чем студийная в большом оркестре.
В «Самоцветах» мне особо запомнилось общение с Владимиром Пресняковым (старшим), прекрасным музыкантом и человеком. На репетициях, между концертами мы с ним занимались импровизацией. Он писал мне ноты разных пассажей, джазовых квадратов, а я учил их на гитаре, а потом мы «гоняли» все это в унисон, транспонируя в разные тональности. Меня всегда удивляло как мог Володя Пресняков на саксофоне моментально транспонировать любые пассажи. На гитаре то это просто.С огромной теплотой я вспоминаю работу в этом ансамбле. Я слушаю песни, которые мы исполняли, например, «Нежность», «Как молоды мы были» А. Пахмутовой и Н. Добронравова и другие и понимаю насколько они красивы и как качественно были исполнены. Конечно, в то время мы над этими песнями «издевались», что-то там в шутку переделывали… Пацанами были. Сейчас с возрастом все понимаешь уже по-другому. Да и в профессиональном отношении советские ВИА были очень сильными коллективами. Постоянные репетиции, пение многоголосием, было много концертов. Я ничуть не жалею, что имел опыт работы в этих коллективах, играл с такими музыкантами.
Но потом начался новый этап моей жизни. Мы частенько выступали вместе с разными коллективами, в частности с «Веселыми ребятами». Этот коллектив был менее «комсомольский», ориентированный на более западную музыку. Саша Барыкин, солист «Веселыми ребят», до этого ушел из ансамбля и хотел сделать рок-группу. Для осуществления этой идеи он искал музыкантов. Помню он пришел ко мне и говорит: «Чувак! Давай играть рок! Наши музыканты про тебя говорят, что такого гитариста в жизни не видели. Вот еще Женя Казанцев присоединиться (бас-гитарист «Самоцветов») и будем играть коммерческий рок». Как сейчас помню он произнес слово «коммЭрческий» с выраженным «Э»! Я ему показал свои песни и мы решили, что будем их делать в новой группе. Сколько же было энергии и веры в этом человеке. Саша Барыкин так горел идеей создания группы, что невольно заражал ей всех кругом. Он встречаясь с разными музыкантами, всем говорил, что мол, мы «забили» на Москонцерт и будем играть рок, что состав у нас самый крутой и т.д. Саша то в то время был уже достаточно популярный, поработал в разных коллективах, видный был парень, востребованный. А нам, если честно, было немного страшновато уходить из Москонцерта неизвестно куда. Мы колебались в сомнениях. Тогда Саша при очередной встречи сказал гениальную фразу: «Вы что, чуваки, в Чили народ вон революцию делает, а вы не можете из Москонцерта уйти». После этой убедительной фразы мы с Женей Казанцевым ушли из «Самоцветов». Так родилась группа «Карнавал». По прошествию какого-то времени мы устроились на работу в ресторан в Салтыковке, который стал нашей базой. Мы поставили такие условия, что будем играть только Западные песни и блатные. Советские песни мы играть не хотели. И посетителям ресторана это понравилось. Аппаратура у нас была фирменная, музыка тоже и как следствие в ресторан пошел «продвинутый» народ. Мы пели как «кавера», так и свои песни. Жизнь была, конечно, веселая и интересная. Мы практически не расставались. Спали по 4 часа. Распорядок дня был примерно таким: в 12.00 репетиция, на которой мы учили песни к ресторанной программе, а также свои вещи для концертов, вечером с 19.00 до 23.00 мы отыгрывали ресторанную программу, а когда ресторан закрывался начинались подпольные «сейшена» до утра. То есть в 23.00 ресторан якобы закрывался, все уходили, а потом съезжалась уже другая аудитория, прятали машины, маскировались, и начинался концерт. Нам такая жизнь нравилась, мы были круглые сутки в музыке. Часто мы делали и выездные концерты. Много в этот период было смешных случаев. Приехали, например, мы в какой-то подмосковный городок. Женя Казанцев с бас-гитарой выходит на сцену и говорит такой текст: «Сейчас вы услышите не тот елейный сиропчик, который привыкли слышать по радио и телевидению. Сейчас вы услышите настоящий рок!» Мы заиграли и буквально через несколько тактов директор Дворца Культуры издал душераздирающий вопль: «Контрреволюция. Занавес. » Мгновенно приехала милиция. Музыкантов в один автобус, зрителей в другой.
В это время мы стали готовить программу на английском языке. Как раз готовилась Московская Олимпиада и нам разрешили сделать такую программу. Правда сыграть ее не удалось. В КЗ Россия на первой песне «Супермен» также перед нами закрыли занавес и запретили выступать.
Широкую известность «Карнавал» получил после выхода миньона, пластинки с тремя песнями. Мы долго пробивали выход пластинки и вот хоть в таком урезанном варианте, но она вышла. Это для группы был прорыв. Впервые на пластинке, кстати, написали «рок-группа». До этого слово «рок» музыкальные функционеры как-то избегали. Так что можно сказать «Карнавал» это первая рок-группа получившая официальный статус. Но омрачил такое событие один момент. На пластинке написали мое имя как руководителя группы, хотя все мы были равноценными участниками ансамбля. Сделано это было без моего ведома, просто порядок был такой — в ансамбле должен быть руководитель. Тем не менее Саша обиделся, так как он являлся инициатором создания группы. Я больше отвечал за музыкальную сторону, песни в основном пели мои. После выхода пластинки мы стали известными всей стране и начали гастролировать от Тульской филармонии.
И хотя сейчас много есть разной информации о том как и почему мы расстались с Барыкиным, все же основным фактором было то, что и у меня, и у Саши, который к тому времени начал писать песни, накопилось много материала, который реализовать в одном проекте было сложно. Нам просто стало тесно в одном ансамбле. И жизнь нас постепенно разделила. Дальше я пошел своей дорогой. Но это уже следующая глава истории…
Источник