Юрий шишков все гитары

Юрий шишков все гитары

Очередной рабочий день 9 декабря 2004 года только начинался. Разложив документы с заказами на гитары, я только включил компьютер проверить почту, как за спиной послышались знакомые шаги нашего отправщика продукции Фреда Конора. То, что прозвучало из его уст, больше походило на кошмарный сон либо на дурацкую шутку:

— Юрий, твоего Дайма застрелили, – выпалил он, указывая рукой на маленькую фотографию Даймбэга, висящую над моим верстаком.

Первые несколько секунд мой разум отказывался верить услышанному. Все еще в шоке я переспрашивал его снова и снова: «Что ты сказал?!» – хотя в глубине души я уже осознавал реальность случившегося. Перед моими глазами возник образ не только легендарной звезды тяжелого рока и кумира миллионов, но и просто человека, друга, чьего-то брата и сына, вырванного из жизни столь преждевременно. И, как выяснилось позже, столь же бессмысленно.

В порыве узнать, как это случилось, я пытался связаться с Washburn, где у некоторых еще остались контакты с Даймом. Никого застать не удалось, но через несколько минут мне позвонил Карл Шлакер – сын президента компании Washburn и хороший друг Дайма.

— Юра, его расстреляли в упор! Прямо на сцене! – негодовал Карл.
— Почему? Кто? Как? – в недоумении расспрашивал я.
— Не знаю. не знаю. – выдавил из себя Карл потерянным голосом.
— Боже мой, какая потеря. Он же был всем нам как брат.
— Я знаю, Юра… Он сильно переживал, когда ты ушел с Washburn. Он до смерти любил твои гитары. Не могу поверить, что теперь это можно сказать в прямом смысле.

В расцвете сил и своего творческого мастерства ушел из жизни человек, с которым нераздельно связана моя карьера гитарного мастера, много лет назад начинавшаяся в компании Washburn.

Как легко сегодня переписывать историю и искажать факты, особенно если это сулит большие барыши и отвлекает внимание от неприятной правды. Однако факты тяжело оспаривать, особенно если их свидетели еще живы.

Сегодня, рассматривая глянцевые гитарные журналы с пестрой рекламой от компании Dean, можно подумать, что все, чем занимался Дайм в своей жизни – это играл на гитарах этой компании, а других инструментов и в руках никогда не держал. Надо отдать должное рекламной машине Dean за неустанную работу по выполнению плана и перековку общественного мнения.

Однако поклонники «Pantera» знают, что лучшие альбомы времен расцвета группы легендарный Даймбэг отыграл на гитарах Washburn. Еще одна горькая правда (не только для Dean, но и для многих американцев) заключается в том, что на этих гитарах стояли не громкие имена американских мастеров, а имя простого парня из советской дыры – страны «без туалетной бумаги» и «евшей руками». Пожалуй, этот факт еще тяжелее проглотить местным «знатокам» гитарной истории, чем тот, что Дайм почти весь свой музыкальный путь прошел с Washburn.

А началось все с обычного заказа на гитару для какого-то Даймбэга Дэррелла. В то время на Вашбурне я был вовлечен в такое количество различных проектов начиная с джазовых гитар и заканчивая поездками в Корею, что следить за новыми течениями в музыке и группами было практически невозможно.

Мой аппетит к тяжелым командам к тому времени изрядно подугас, и когда мне сказали, кто является заказчиком этого инструмента, я ничуть не заинтересовался ни историей группы, ни ее статусом в музыкальном мире. Все что меня волновало – это технические детали проекта. Не прошло и пары недель, как этот «нарушитель спокойствия» и круглосуточный тусовщик был со мною на «ты» и постоянно вынуждал меня подолгу развлекать его гитарными рассказами по телефону. Поневоле мне пришлось ознакомиться и с уровнем мастерства человека, которому мне предстояло делать инструмент. Сразу стал понятен масштаб амбиций этого музыканта. Узнав поближе творчество Дайма, я начал отдавать себе отчет, что работаю с крупнокалиберной фигурой гитарного мира. Звук его гитары, с помощью которого он мог в точности выразить свой стиль и темперамент, позволял ему завоевывать сцены, студии и гитарные рейтинги. Передо мной, безусловно, находилась личность, для которой делать гитары было не только наслаждением, но и большим почетом и ответственностью. Спустя некоторое время после изготовления первой гитары его заказы повалили ко мне лавиной.

С первых минут общения с Даймом я почувствовал его дружелюбие и открытый характер. Несмотря на его широкую известность и популярность в мире рок-музыки, в нем не было ни малейшего намека на гордость или тщеславие. Особенно явно это проявлялось во время его частых визитов на Washburn. Независимо от уровня своей занятости, он всегда находил время для раздачи автографов поклонникам и фотосессий для сотрудников нашей компании. Дайм всегда с большой охотой и терпением подписывал журналы, гитары, футболки или фотографировался с фанатами, сколько бы они его ни просили. Для всех было непривычно видеть этого невысокого дружелюбного парня, учитывая его агрессивный и «тяжелый» имидж в музыке. Воистину это были те уникальные минуты, когда можно было увидеть настоящую сущность человека без грима и маски публичного персонажа, прячущих его от публики.

Как и во всей рекламе Washburn тех лет, истинное происхождение гитар Дайма не указывалось. Говорилось, что это «те же гитары, что делаются для простых смертных на фабрике Washburn в Чикаго». Лишь избранные знали, что они были сделаны «секретным» сотрудником компании в не менее секретном подземном бункере (мы называли его «Зона-51») – то есть в моей мастерской на Washburn в Вернон Хиллс (Иллинойс).

В то время Дайм заказывал у меня столько гитар, сколько ему хотелось. Никаких ограничений на этот счет у него практически не было. Компания Washburn была очень довольна деловыми отношениями с ним и позволяла ему использовать меня как своего личного гитарного мастера. Отказываться от таких привилегий он не собирался и пользовался ими на всю катушку. В ассортименте гитар, которые я делал для Дайма, было уже довольно много экзотических экземпляров с различного рода графикой, инкрустациями и необычным оформлением. Некоторые из них обладали не только изощренной формой сами по себе, но и не менее интересными кейсами в довесок. Так, для одной из гитар был сделан кейс, в который был специально вмонтирован отсек с точной формой под бутылку виски Jack Daniel’s и еще один отсек под его любимое «курево». Кейс ему очень понравился.

Не обходилось и без «горячих» проектов. Для одного из первых фестивалей Ozzfest (под руководством товарища Оззи Озборна) Дайм заказал у меня гитару с перевернутыми крестами. Они должны были быть выложены из перламутра на грифе, а один большой и черный прямо на корпусе (наверное, он хотел как-то подразнить этим Оззи). Ничего особенного в этом не было, за исключением той детали, что до Оззфеста оставалось чуть больше недели. К сожалению, ни Дайм, ни его менеджер не знали, что еще не изобрели машину, в которую можно засунуть бревно, коробку с фурнитурой и бутылку с лаком, а через минуту получить гитару класса custom. Вопросы сроков никого не интересовали. кроме меня. В очередной раз мне предстояло работать день и ночь без выходных, чтобы успеть закончить ее к концерту. Гитара и вся работа по инкрустации была сделана вручную без предварительных набросков на бумаге. На счету была каждая минута. Порой мне казалось, что я работаю наперегонки со временем. Это был один из тех случаев, когда понимаешь, что время может лететь намного быстрее, чем это теоретически возможно. Все что я хотел в те минуты – это иметь машину времени.

В последний день до Оззфеста гитара была закончена и отправлена прямо на концерт. Дайм был в восторге! Относительно Оззи мне ничего не известно. Думаю, тогда он был не в состоянии даже отличить Дэррелла от своей жены.

Пользуясь привилегией держать меня в постоянной занятости, Дайм решил осуществить свою давнюю мечту. Он захотел, чтобы я сделал ему гитару его собственного дизайна. В один прекрасный день из факса вылез листок бумаги с рисунком новой модели от Даймбэг Дэррелла. Я увидел гитару, которая была явно нарисована от руки с помощью ножей, вилок и опасных лезвий. Вокруг нее были повсюду разбросаны восклицания и символы, недвусмысленно указывающие на автора этого изобретения. Это было что-то ужасное.

На следующий день я взял телефон и набрал номер Даймбэга. Ответила его мама: «А, это ты, русский умелец! Дайм еще спит» (было два часа дня). «Подожди секунду, я его сейчас разбужу. Ему уже пора вставать. Дэррелл. » – заорала мамаша. «Вставай! Твой русский дружок звонит тебе». В ответ послышалась какая-то ругань и что-то загремело. «Он сейчас подойдет, Юра, подожди», – и мама отложила трубку. Спустя полминуты снова послышалась перебранка. Ее становилось слышно все громче и громче, по мере приближения «собеседников» к телефону. Дайм взял трубку. В его голосе отзвуки вчерашней вечеринки. Я никак не мог придумать, как подвести разговор к тому, что дизайн гитары нужно полностью переделывать. Наверняка у Дайма раскалывалась голова, поэтому он старался побыстрее отделиться от меня. В мои же планы не входило откладывать этот разговор на потом. Пришлось начинать издалека. В первую очередь я спросил, сколько же он вчера выпил, и, услышав стандартный ответ «не знаю», я уловил момент и как бы между делом ляпнул, что его гитару сделать будет невозможно. «Что, вообще?» – в полубреду спросил он. «Да нет, – ответил я. – Помимо ее несоразмерных «рогов, пик и серпов», бридж, как ты его нарисовал, на настоящей гитаре будет висеть в воздухе». Вся проблема в пропорциях. Если хочешь, я могу подчистить твой эскиз, а потом переслать его тебе по факсу. «Добро», – пробурчал Дайм. «А как ты, кстати, назвал свою гитару?» – спросил я. «Шарк. » – еле выдавил из себя Дэррелл. Продолжать диалог ему было явно тяжело, и на этом мы распрощались.

Через пару недель исправленный и «причесанный» (но ничуть не утративший оригинальности) вариант гитары был отправлен Дайму. Радости «главного конструктора» не было предела. Утвердив поправки, он дал мне добро на первый прототип. Затем был второй, затем третий и т.д. Бесконечным поправкам и дополнениям не было видно конца. Дошло до того, что я отправлял ему непокрашенные инструменты, а он рисовал прямо на них карандашом и присылал мне назад. Я дорабатывал конструкцию и дизайн, иногда даже не снимая струн, отпиливал куски корпуса, приклеивал новые и отправлял назад Дайму. Так продолжалось до тех пор, пока на свет не родился последний вариант его инструмента, который лег в основу серийного производства модели Culprit. Этот важный момент в истории рок-музыки фактически остался не замеченным никем, кроме самого Даймбэга и компании Washburn. Новость прошла мимо гитарного мира и даже поклонников Дайма. Это кажется странным, так как эти гитары были оригинальным дизайном самого Даймбэг Дэррелла. Это не просто копии или модели «signature», которые не имеют ничего общего с артистом, кроме его имени на гитаре. Видимо этим инструментам банально не хватило рекламной раскрутки.

Парадоксальная вещь, относящаяся к большинству великих гитаристов – многие из них играли на гитарах, которые находились в таком плачевном состоянии, что любой начинающий рок-н-рольщик отказался бы не только играть на них, но и даже держать в руках. Как правило, гитары портятся из-за постоянных разьездов и перемен в климате. К тому же очень часто гитарные техники вместо того чтобы следить за состоянием инструмента, ищут «траву» для группы. Кстати, оформление некоторых гитар Дайма красноречиво говорило о том, что это зелье он курит еще чаще, чем выпивает Jack Daniel’s (его любимый «прохладительный напиток»).

И вот как-то раз одна из его «измученных» гитар попала в мои руки. А было это так.

Однажды мне позвонил Дайм и спросил, смогу ли я скопировать «душу» одной из его старых гитар и воплотить ее в новой. Такую просьбу можно часто услышать от бывалых гитаристов. После долгих лет игры на одном и том же инструменте наступает момент, когда его ресурс исчерпывается. Такой гитаре уже не поможет никакой ремонт, настройки или обновления. Попросту говоря, инструмент уходит на пенсию. Вот тогда владельцы таких гитар и начинают обивать пороги мастерских, магазинов и компаний в надежде найти или воспроизвести ту самую «душу» инструмента с его уникальным тоном и характером. Я ответил Дэрреллу: «Если бы я мог делать то, о чем ты меня просишь, то я бы не работал на Washburn. Более того, я бы вообще ни на кого не работал, а открыл бы свой бизнес по «трансплантации гитарных душ» из старых гитар в новые». Но никакие уговоры не помогали. Дайм ни в какую не отступался от своей идеи-фикс. «Да ты же можешь все! Ты меня просто дуришь, russian son of a bitch!» – по-дружески ругался он.

Я сменил тактику. Вместо того чтобы отговаривать Дайма, я пускался в долгие технические разьяснения о факторах, влияющих на звук и тональные качества инструмента. Но и это не помогало. Дайм отказывался понимать мои мудрствования и материл меня на чем свет стоит. В конце концов он сдался и сказал: «Эту гитару я никогда никому не давал в руки. Она никогда не находилась без моего присмотра во время поездок. Для этой гитары я всегда покупал отдельный билет первого класса в самолете и требовал специальных носильщиков. Единственный человек, которому я мог доверять это сокровище – моя собственная мать. Ты будешь вторым человеком в мире после нее, который получит ее в руки без моего присутствия. С этой гитары началась моя музыкальная карьера, и хотя я на ней больше не играю, она для меня бесценная реликвия. Все что я прошу – замерить на ней что только возможно – датчики, лады, толщину грифа, корпуса, породу дерева и все остальное, чего я не знаю, и перенести это на сделанный тобой Culprit».

Теперь ситуция усложнилась еще больше. Неосведомленный в тонкостях гитарных конструкций, Дайм не понимал, что если бы все то, что он перечислил, смогло бы воссоздать звук и характер инструмента, любой средний мастер мог бы сделать себе состояние, штампуя копии легендарных гитар налево и направо. Пришлось перейти от разьяснений к поискам компромисса. Я поставил условия Дайму: во-первых, я должен послушать его гитару. Во-вторых, я сам выберу материал, из которого она будет сделана и датчики, которые буду ставить на нее. Даже если я решу, что для получения ближайшего к оригиналу результата новая гитара должна быть сделана из пенопласта или цемента – он будет с гордостью играть на ней на сцене и радоваться. Чтобы повысить вероятность попадания в точку, я предложил ему сделать сразу две гитары. На этом и сошлись.

Через неделю на Washburn прибыл огромный деревянный ящик, застрахованный на четверть миллиона долларов. Если бы на нем не было адреса отправителя, то можно было бы подумать, что нам прислали автомобиль. Несколько человек с трудом дотащили ящик до моей мастерской. Внутри находился кейс несколько меньших размеров. Там лежала гитара, чей вид напоминал главную мишень полигона для испытаний ядерного оружия. Это был очень старый Dean в невероятно плачевном состоянии. Внешний вид гитары был безобразен. Разлитое пиво, затушенные окурки и прочие напасти изменили ее оригинальный цвет до неузнаваемости. Естественно, играть на ней было практически невозможно. Я имею в виду даже примитивный «Smoke on the water». Под струны можно было свободно засунуть два пальца, а лады временами просто исчезали под слоем налета – последствия многочасовой игры.

Вдобавок к «приобретенным» проблемам она так же имела и «врожденные» дефекты. Создавалось ощущение, что ее выпиливали школьники с помощью столового ножа, да еще и выпив перед этим пару бутылок вина. Вырез под пружины на задней стороне корпуса лишь отдаленно напоминал прямоугольник. В уродливые «карманы» были криво вставлены не менее отвратительные датчики. Единственное, что вызывало восхищение – это мастерство Дайма, который даже на такой кляче умудрился обогнать гитаристов, «рассекающих» на гитарах высшего класса и стать настоящим виртуозом.

После долгой эксгумации этого «динозавра» я был готов к воплощению в жизнь новых орудий труда для кузнеца нового тяжелого металла. Через несколько недель на свет были рождены два инструмента, абсолютно разных с технической точки зрения, но одинаковых по виду. Это были Culprit. Первый имел ольховый корпус и кленовый гриф. Второй был полностью из махогона. Естественно, оба они были укомплектованы Floyd Rose и датчиками от Seymour Duncan (хотя в каждой гитаре был свой уникальный комплект для компенсации тона разных пород дерева). Единственное, что связывало новорожденных с их прототипом Dean – это профиль грифа и лады.

По мнению многих эти два экземпляра звучали почти что одинаково. Мне казалось, что звук черной гитары был более резким и отчетливым, в то время как махогоновая гитара отличалась грубостью и плотностью звучания. Теперь, все что оставалось – это узнать мнение заказчика.

Сидевший все это время как на иголках Дайм доставал меня звонками, пытаясь мне «помочь» закончить гитары поскорее. И вот через несколько дней после завершения гитар неистовый «металлург» вновь требовал меня к телефону. «You made it man!» – разрывался он. На другом конце провода резвился ошалевший от счастья большой ребенок. После такого поворота событий стало понятно, что отговаривать его от дальнейших бредовых идей было бы абсолютно безнадежно!

Как я и ожидал, Culprit из махогани оказалась, по словам Дайма, точной реинкарнацией его любимой гитары Dean. Он не мог поверить, что совершенно другое дерево можно взять за основу для копии. Он был в восторге. Я получил лучшее вознаграждение за свою работу – удовлетворение клиента.

Даймбэг Дэррелл был известен не только как великий гитарист, но еще и большой любитель грандиозных вечеринок. Этот факт было очень тяжело скрыть даже от людей, далеких от рок-музыки. Так один популярный в Америке журнал «In Style» назвал Дайма «ведущим дебоширом и пьяницей шоу-бизнеса». Насколько эти слова были близки к правде, я знал не понаслышке. Могу сказать, что из всех американских суперзвезд, с которыми я имел дело, Дайм был самым «русским», касательно характера и. поглощения алкоголя. В отличие от Дэррелла, который был профессионалом в этой области, мой «любительский» стаж не позволял мне по достоинству участвовать в его вечеринках. Именно по этой причине я часто ограждал себя от посещения его увеселительных мероприятий.

На один из таких банкетов, устроенных Даймбэгом, мне посчастливилось НЕ поехать летом 1998 года. В это время я заканчивал очередную гитару для него, и в это же время был разработан его кастом-усилитель Randall. Это событие совпало с каким-то большим праздником у Даймбэга. Находясь в невероятно приподнятом настроении от такого стечения обстоятельств, он пригласил меня и Дэйла, нашего специалиста по усилителям, к себе на ранчо. Отказаться от такого визита было практически невозможно, так как поездку оплатила компания, которая к тому же предоставила нам возможность долететь на частном самолете прямиком домой к Дайму. Бедный Дэйл, который страшно не любил такого рода мероприятия, очень боялся ускользнуть от приглашения, опасаясь негодования Дайма. В моем случае мне повезло. Как раз на этой неделе я ожидал прибавления в семье. Я просто не мог поехать, как бы того ни желал Дэррелл. Даже идея перевозки моей жены и предоставления ей специальных услуг в местной больнице не изменила ситуации.

По рассказам очевидцев, тусовка превзошла все, что когда-либо было устроено Даймом, не только по количеству выпитого алкоголя, но и по изощренности развлечений. Помимо настоящего рок-концерта для своих друзей (переходящего временами в проверку инструментов и аппаратуры на прочность), армию стриптизерш и горы марихуаны для всех желающих, под утро вечеринка перешла к американской игре «Can it float?». Правила игры очень простые: в резервуар с водой (в данном случае – бассейн на территории ранчо Даймбэга) бросались различного рода предметы домашнего обихода, а так же все, что попадалось под руку для проверки – «Can it float?» (Будет ли оно плавать?). В воду летело все. От обуви до усилителей. Не было ничего, что не попало бы под жесткие правила игры. Гитары и люди падали в воду непрерывным потоком. Кульминацией развлечения стала проверка на непотопляемость личного мотоцикла Даймбэга Дэррелла. Сам хозяин вечеринки взобрался на свой Харлей и, взяв разгон, прыгнул вместе с мотоциклом прямо в бассейн под бурные аплодисменты гостей.

В ту ночь не повезло не только мотоциклу. Скромный и застенчивый Дэйл пытался отделаться от развлечений, скромно потягивая пиво в уголке. Такие «нарушения» строго наказывались в лагере преданных друзей Даймбэга. Несмотря на внушительный рост, негодующая толпа схватила его и принудительно угостила напитками, достойными такого события. Любой согласившийся на вечеринку Даймбэга негласно принимал правило «активно участвовать» во всеобщем веселье. Не пить, или точнее не пить много, считалось у Дайма оскорблением (что наблюдается и у народов России. ).

По возвращении из поездки, Дэйл сокрушался об опрометчивости своего решения принять это приглашение. Он также не скрывал того, что его подкупила возможность полететь как рок-звезда на частном самолете. Эта прогулка стоила ему потом целой недели отходняка.

Мое пребывание на фабрике Washburn подходило к концу. Даймбэг по-прежнему сотрясал концертные помосты страны. Его слава и популярность имели неимоверные размахи. Последний альбом Pantera стал очередным успехом в его карьере. Дайм был без ума от калейдоскопа событий, происходящих вокруг него. Чтобы отметить свой успех, он решил учредить памятную награду для избранных людей, которые внесли значительный вклад в его триумфальный взлет на рок-арену. Мне посчастливилось стать обладателем этого приза. Когда бесценный подарок прибыл на Washburn, кто-то сказал об этом парням с гитарного «конвейера» – отдела произодства серийных инструментов. К этому времени компания переехала в новое здание в Mundelein и обьединила производство гитар и штаб-квартиру под одну крышу.

В течение многих лет сотрудники массового производства таили ко мне черную зависть из-за моих близких отношений с Даймбэгом и моего успеха как гитарного мастера – выходца из «тупой России». Теперь их ярость достигла своей кульминации, и мне напрямую сказали, что «со мной пора кончать». Как только я попытался найти источник недовольных «иноземцами», все опять стало тихо и «русский вопрос» больше не поднимался. В этой ситуации мне еще раз предоставилась возможность оценить личные качества Даймбэг Дэррелла, которые отличали его от низкопробных «патриотов» Америки. С его чистым отношением к людям, он никогда не смотрел на людей через этническую призму. Он всегда относился ко мне как к хорошему другу и мастеру, преданному своему делу.

После ухода с Washburn, уже работая на Fender, я постоянно получал «приветы» от моего старого друга. Но это были отнюдь не открытки с поздравлениями или задушевные письма. Все сводилось к коротким «угрозам» от Дайма, типа: «Отпуск закончился, пора вернуться на работу». Или: «Сукин сын, мне нужна гитара!» Эти послания поступали ко мне всеми возможными путями, иногда даже с помощью таких «послов», как вице-президент компании Washburn. К сожалению, моя личная жизнь уходила в противоположную сторону от Washburn, и, несмотря на неоднократные приглашения вернуться в Чикаго, обратной дороги уже не было.

Последний раз я встретился с Даймом в Лос-Анджелесе во время очередного NAMM-шоу. Два моих хороших друга с работы очень долго просили познакомить их с Даймом во время предстоящей автограф-сессии. С трудом пробравшись к стенду Washburn, мы уперлись в огромную толпу поклонников Пантеры, воюющую с охраной и друг с другом в попытке завладеть заветным автографом кумира. Подобраться к Дайму было практически невозможно. Чтобы не обидеть своих друзей, мне пришлось идти к боссам компании и просить у них дать мне возможность потолковать с Даймом. Их радости не было предела. Получив реальную возможность склонить меня к возвращению на Washburn, они затащили меня с друзьями в зону VIP.

Дайм только что закончил очередную автограф-сессию, после чего его буквально перетащили в гримерку. Он был в своем классическом состоянии – еле держался на ногах от хмельного зелья. Увидев меня, он бросился брататься со мной с типичными для него «комплиментами» в мой адрес. Тут же, не упуская возможности, он стал атаковать меня приказами вернуться на Washburn. Стоящая рядом толпа представителей руководства компании помогала ему и на все лады распевала ту же самую песню. В этот момент перевести тему на то, что мои друзья хотят сделать с Даймом пару снимков, было не только неудобно, но и опасно. К счастью, подкошенный избытком алкоголя, Дайм сдавал свои ораторские позиции. Воспользовавшись этим, я брякнул ему, что два моих друга приехали издалека только для того, чтобы сфотографироваться со своим большим кумиром. Дайм был верен себе и своим поклонникам и в этот раз.

Я смотрел на него и видел человека, у котороего есть все, о чем миллионы его единомышленников только могут мечтать. Он был признанной рок-звездой с полным набором атрибутов звездного статуса. На секунду меня кольнула мысль, что я вижу его в последний раз. Вся эта машина Washburn не оставит меня в покое, пока они не сделают Дайма счастливым, поэтому мне придется избегать его до конца… Конца, до которого к сожалению оставалось совсем недолго.

Спустя немного времени Даймбэг Дэррелл создал свою новую группу Damageplan и, разочаровавшись в гитарах Washburn, ушел к Dean Guitars.

Новая жизнь Дайма с компанией Dean и карьера его собственной группы была недолгой. Все оборвалось настолько нелепо и непредсказуемо, что в эту трагедию трудно поверить и сегодня. Музыканту, всей душой преданному своему искусству, суждено было умереть в расцвете лет на сцене с гитарой в руках. Мне невероятно повезло, что я смог узнать поближе этого уникального человека с несоизмеримым талантом и творческим потенциалом, который не успел до конца воплотиться в жизнь.

Уже спустя много времени после смерти Даймбэга его жизнь и музыка по-прежнему будоражат умы поклонников. Не оставляют его незабываемую личность также и те, кто пытается заработать на его имени. Сейчас компания Dean Guitars торгует не только гитарами с именем Дайма, но и всякого рода игрушками и амулетами с его изображением. А Washburn недавно возобновил свои попытки перевезти меня обратно в Чикаго. По всей вероятности, сейчас было бы весьма прибыльно наладить производство гитар Culprit руками того же мастера, через которого прошли все их прототипы, автором которых является непобежденный и непревзойденный Dimebag Darrel Abbott.

Автор статьи : Юрий Шишков
Фото из личного архива Юрия Шишкова

Источник

Оцените статью