Знаменитые сонаты для фортепиано

Фортепианные сонаты Бетховена

Бетховен никогда не мыслил свои 32 сонаты для фортепиано как единый цикл. Однако в нашем восприятии их внутренняя целостность неоспорима. Играя и слушая сонаты, мы проходим вместе с мастером долгий путь от юношеских попыток “штурмовать небеса” (выражение самого Бетховена) до мистического слияния с Богом и Космосом в заключительной части последней сонаты.

Даже для Гайдна и Моцарта жанр фортепианной сонаты не значил столь много и не превращался ни в творческую лабораторию, ни в своеобразный дневник сокровенных впечатлений и переживаний. Уникальность бетховенских сонат объясняется отчасти и тем, что, стремясь уравнять этот прежде сугубо камерный жанр с симфонией, концертом и даже музыкальной драмой, композитор почти никогда не исполнял их в открытых концертах. Фортепианные сонаты оставались для него жанром глубоко личным, обращенным не к абстрактному человечеству, а к воображаемому кругу друзей и единомышленников. Впрочем, каждый из нас вправе войти в этот круг, привнеся в восприятие бетховенских сонат что-то новое и неповторимое.

32 сонаты охватывают почти весь творческий путь мастера. Над тремя первыми сонатами (opus 2), посвященными Йозефу Гайдну, он начал работать в 1793 году, вскоре после переезда из Бонна в Вену, а две последние завершил в 1822. И если в сонатах opus 2 использованы некоторые темы из совсем ранних сочинений (трех квартетов 1785 года), то поздние имеют точки соприкосновения с Торжественной мессой (1823), которую Бетховен считал своим величайшим творением.

Первая группа сонат (№№ 1-11), созданная между 1793 и 1800 годами, чрезвычайно разнородна. Лидируют здесь “большие сонаты” (так обозначал их сам композитор), по размерам не уступающие симфониям, а по трудности превосходящие едва ли не всё, написанное тогда для фортепиано. Таковы четырехчастные циклы opus 2 (№№ 1-3), opus 7 (№ 4), opus 10 № 3 (№7), opus 22 (№11). Бетховен, завоевавший в 1790-х годах лавры лучшего пианиста Вены, заявлял о себе как о единственно достойном наследнике умершего Моцарта и стареющего Гайдна. Отсюда – дерзновенно-полемический и в то же время жизнеутверждающий дух большинства ранних сонат, мужественная виртуозность которых явно выходила за рамки возможностей тогдашних венских фортепиано с их ясным, но не сильным звуком. Впрочем, в ранних сонатах Бетховена изумляет также глубина и проникновенность медленных частей. “Уже на 28-м году жизни я был вынужден стать философом”, — сетовал позднее Бетховен, вспоминая, как начиналась его глухота, поначалу незаметная для окружающих, но окрашивавщая в трагические тона мировосприятие художника. Авторское название единственной программной сонаты этих лет (“Патетической”, № 8), говорит само за себя.

В то же время Бетховен создавал изящные миниатюры (две легкие сонаты opus 49, №№ 19 и 20), рассчитанные на девичье или дамское исполнение. Родственны им, хотя далеко не так просты, и прелестная соната № 6 (opus 10 № 2), и излучающие весеннюю свежесть сонаты №№ 9 и 10 (opus 14). В дальнейшем эта линия продолжалась в сонатах № 24 (орus 78) и № 25 (opus 79), написанных в 1809 году.

После воинствующе образцовой сонаты № 11 Бетховен заявил: “Я недоволен своими прежними работами, хочу встать на новый путь”. В сонатах 1801-1802 годов (№№ 12-18) это намерение было блистательно реализовано. Идею сонаты-симфонии сменила идея сонаты-фантазии. Две сонаты opus 27 (№№ 13 и 14) прямо обозначены “quasi una fantasia”. Однако это обозначение можно было бы предпослать и другим сонатам данного периода. Бетховен словно пытается доказать, что соната – это скорее оригинальная концепция, нежели застывшая форма, и вполне возможен цикл, открывающийся вариациями и включающий вместо традиционной медленной части строгий “Траурный марш на смерть героя” (№ 12) — или, наоборот, цикл сонаты № 14, в начале которого звучит пронзительно-исповедальное Adagio, вызвавшее у поэта-романтика Людвига Рельштаба образ ночного озера, осиянного лунным светом (отсюда – неавторское название “Лунная соната”). Совершенно лишенная драматизма соната № 13 ничуть не менее экспериментальна: это дивертисмент почти калейдоскопически меняющихся образов. Зато соната № 17 с ее трагическими монологами, диалогами и говорящими без слов речитативами близка к опере или драме. Если верить свидетельству Антона Шиндлера, Бетховен связывал содержание этой сонаты (равно как и “Аппассионаты”) с “Бурей” Шекспира, однако отказывался давать какие-либо пояснения.

Даже более традиционные сонаты этого периода необычны. Так, четырехчастная соната № 15 уже не претендует на родство с симфонией и выдержана скорее в нежных акварельных тонах (не случайно за ней закрепилось название “Пасторальная”). Бетховен очень ценил эту сонату и, по свидетельству его ученика Фердинанда Риса, особенно охотно играл сдержанно-меланхолическое Andante.

Другая четырехчастная соната, № 18, имеет уникальный цикл, в котором нет медленной части, но есть и скерцо, и менуэт. Подобное решение Бетховен повторил позднее в своей Восьмой симфонии (1813).

Кульминационным периодом творчества Бетховена считаются 1802-1812 годы, и немногочисленные сонаты этих лет также принадлежат к вершинным достижениям мастера. Такова, например, создававшаяся в 1803-1804 годах, параллельно с Героической симфонией, соната № 21 (opus 53), которую иногда называют “Авророй” (по имени богини утренней зари). Любопытно, что первоначально между первой частью и финалом помещалось прекрасное, но чрезвычайно протяженное Andante, которое Бетховен по зрелому размышлению издал в качестве отдельной пьесы (Andante favori — то есть “Любимое Andante”, WoO 57). Композитор заменил его кратким сумрачным интермеццо, соединяющим яркие “дневные” образы первой части с постепенно высветляющимися красками финала.

Полная противоположность этой лучезарной сонате – написанная в 1804-1805 годах соната № 23 (opus 57), получившая от издателей название “Аппассионата”. Это сочинение огромной трагической силы, в котором важную роль играет использованный затем в Пятой симфонии стучащий “мотив судьбы”.

Соната № 26 (opus 81-a), созданная в 1809 году – единственная из 32, имеющая подробную авторскую программу. Три ее части озаглавлены “Прощание – Разлука – Возвращение” и выглядят как автобиографический роман, повествующий о расставании, тоске и новом свидании влюбленных. Однако, согласно авторской ремарке, соната была написана “на отъезд его императорского высочества эрцгерцога Рудольфа” — ученика и мецената Бетховена, который 4 мая 1809 года был вынужден вместе с императорской семьей спешно эвакуироваться из Вены: город был обречен на осаду, обстрел и оккупацию войсками Наполеона. Помимо эрцгерцога, из Вены тогда уехали почти все близкие друзья и подруги Бетховена. Возможно, среди них была и истинная героиня этого романа в звуках.

Почти романтический характер носит и написанная в 1814 году двухчастная соната opus 90 (№ 27), посвященная графу Морицу Лихновскому, который имел смелость полюбить оперную певицу и вступить с нею в неравный брак. Согласно Шиндлеру, Бетховен определял характер смятенной первой части как “борьбу между сердцем и рассудком”, а ласковую, почти шубертовскую музыку второй сравнивал с “беседой влюбленных”.

Пять последних сонат (№№ 28-32) относятся к позднему периоду творчества Бетховена, отмеченному загадочностью содержания, необычностью форм и предельной сложностью музыкального языка. Эти очень разные сонаты объединяет еще и то, что почти все они, кроме № 28 (opus 101), написанной в 1816 году, сочинялись в расчете на виртуозные и выразительные возможности фортепиано нового типа – шестиоктавного концертного рояля английской фирмы “Бродвуд”, полученного Бетховеном в подарок от этой фирмы в 1818 году. Богатый звуковой потенциал этого инструмента наиболее полно раскрылся в грандиозной сонате opus 106 (№ 29), которую Ханс фон Бюлов сравнивал с Героической симфонией. Почему-то именно за ней закрепилось название Hammerklavier (“Соната для молоточкового фортепиано”), хотя это обозначение стоит на титульных листах всех поздних сонат.

В большинстве из них обретает новое дыхание идея сонаты-фантазии со свободно устроенным циклом и прихотливым чередованием тем. Это вызывает ассоциации с музыкой романтиков (то и дело слышится Шуман, Шопен, Вагнер, Брамс, и даже Прокофьев и Скрябин). Но Бетховен остается верен себе: его формы всегда безупречно выстроены, а концепции отражают свойственное ему позитивное мировосприятие. Распространившиеся в 1820-х годы романтические идеи разочарованности, неприкаянности и разлада с окружающим миром остались ему чужды, хотя их отзвуки можно услышать в музыке скорбного Adagio из Сонаты № 29 и страдальческого Arioso dolente из Сонаты № 31. И все же, невзирая на пережитые трагедии и катастрофы, идеалы добра и света остаются для Бетховена незыблемыми, а разум и воля помогают духу восторжествовать над страданиями и земной суетой. “Иисус и Сократ служили мне образцами”, — писал Бетховен в 1820 году. “Герой” поздних сонат – уже не победоносный воитель, а скорее творец и философ, оружие которого – всепроникающая интуиция и всеобъемлющая мысль. Недаром две из сонат (№№ 29 и 31) завершаются фугами, демонстрирующими мощь созидающего интеллекта, а другие две (№№ 30 и 32) – созерцательными вариациями, представляющими собой как бы модель мироздания в миниатюре.

Великая пианистка Мария Вениаминовна Юдина называла 32 сонаты Бетховена “Новым заветом” фортепианной музыки (“Ветхим заветом” был для нее “Хорошо темперированный клавир” Баха). Действительно, они смотрят далеко в будущее, вовсе не отрицая породивший их XVIII век. И потому каждое новое исполнение этого гигантского цикла становится событием современной культуры.

(Лариса Кириллина. Текст буклета к циклу концертов Т.А.Алиханова (Московская консерватория, 2004))

Источник

Четыре популярные фортепианные сонаты, которые нельзя не знать

Подавляющая часть самых-самых популярных классических хитов — это, как правило, надёрганные из крупных сочинений фрагменты. Но культурный человек всё же должен знать, для какого художественного проекта классики писали все эти популярные мелодии.

1. Вольфганг Амадей Моцарт. Соната № 11 ля мажор

Эту сонату нельзя не знать, потому что её финал (3 часть) — самый популярный из всех моцартовских хитов: тот самый Турецкий марш.

Вообще вся соната — это такая нарядная и хитроумно устроенная музыкальная безделушка, забавная коллекция трёх национальных стилей. В первой части (она тоже очень известна) причудливо варьируется мелодия итальянской песенки, во второй — французский менуэт, а в третьей — изображение бравого турецкого марша с имитацией янычарских инструментов: большого барабана, медных тарелок и флейты.

Моцарт имел большой успех у публики, когда играл её на своих академиях (авторских концертах по подписке).

Даниэль Баренбойм не только знаменитый дирижёр, но и блестящий пианист.

2. Людвиг ван Бетховен. Соната №14, до-диез минор («Лунная»)

Нет такого человека, который не узнал бы первую часть этой сонаты с трёх первых звуков. Её постигла печальная судьба самого заигранного сочинения музыкальной классики. Ещё при жизни Бетховена она была так популярна, что вызывала раздражение автора.

Естественно, что со временем соната обросла всяческими легендами и мифами. Кстати, название тоже прицепилось случайно, Бетховен к нему отношения не имеет.

Снова Баренбойм . Бурная третья часть (с отметки 9.14) расставляет в этой истории все точки над «i».

3. Людвиг ван Бетховен. Соната №17, ре минор

Некоторые темы Бетховена обладают каким-то загадочным очарованием. Например, популярная мелодия третьей части Семнадцатой сонаты.

Эту сонату называют «Буря», но это название, как и «Лунная», тоже не имеет к воле автора никакого отношения. Просто якобы когда-то кому-то Бетховен намекнул, что эта соната навеяна ему шекспировской «Бурей». Так что не стоит считать, что финал этой сонаты есть именно картина какого-то природного катаклизма или штрома, как многие и полагают. Это было бы совсем уж примитивно.

У великого Григория Соколова в этой части точно никакой бури нет.

4. Фридерик Шопен. Соната №2, си-бемоль минор

Нет более мрачной сонаты в классической музыке. Она мрачно начинается, мрачно продолжается, и заканчивается смертью с последующим полным забвением. Если что светлое и мелькнёт в этом мраке, то только чтобы попрощаться с миром навеки.

Именно в этой сонате звучит знаменитый «похоронный марш Шопена» — это её третья часть (всего в сонате 4 части). Интересно, что у человека должно быть на душе, чтобы написать такую музыку в 27 лет?

Первый, кого похоронили под музыку этого марша, был сам Шопен. А дальше марш вообще отделился от сонаты и превратился в совершенно утилитарную вещь — ритуальную музыку для духового оркестра. Примерно такая же судьба постигла Свадебный марш Мендельсона из музыки к шекспировскому «Сну в летнюю ночь». Но, учитывая контекст использования, Мендельсону повезло чуточку больше)

Источник

Пять легендарных фортепианных сонат Бетховена, о которых надо знать хотя бы главное

За свою жизнь Бетховен написал 32 сонаты для фортепиано. Для любого пианиста — это настольная книга, репертуар, обязательный для изучения на всех стадиях мастерства.

Но и любому культурному человеку неплохо было бы иметь представление о самых популярных из них.

Классическая соната — это большое (обычно в трёх частях) произведение для одного инструмента. Правда, если это инструмент одноголосный — как флейта или скрипка, например, к нему в качестве поддержки добавляется фортепиано.

1. Соната №14, «Лунная», до-диез минор

Два мотива из Бетховена знает любой человек. Первый — роковой «та-та-та-там» — мотив судьбы из Пятой симфонии. А второй — эти медленные начальные арпеджио из «Лунной сонаты», которым начинается её первая часть.

Эта музыка была очень популярна ещё при жизни Бетховена, но Бетховен этому был не очень рад.

Кстати, этот медленный темп в первой части — нарушение стандартов жанра: классическая соната должна начинаться быстро. Поэтому Бетховен сделал разъясняющую приписку — sonata quasi una fantasia («соната вроде фантазии»).

О «Лунной сонате» и той, кому она посвящена, существует целая мифология, в которой, как в любом мифе, далеко не всё соответствует исторической правде. Для тех, кто хочет в этом разобраться — эти две культшпаргалки:

2. Соната №8, «Патетическая», до минор

Во времена Бетховена все концертирующие пианисты сами писали репертуар для своих выступлений. Так делал и Бетховен, он был известен в музыкальных салонах Вены как виртуоз со своей оригинальной манерой игры. Впервые о нём заговорили как о сильном композиторе, а не только как о пианисте, именно после создания этой сонаты. Ему было 27 лет.

Соната начинается очень необычно: эффектным «театральным» вступлением с роковыми аккордами и жалобными вздохами. Эта интрига разрешается бурной драмой. А дальше следует прекрасная вторая часть и увлекательное рондо в финале.

3. Соната №17, «Буря», ре минор

«Бурей» ей называют потому, что Бетховен однажды обмолвился о связи этой музыки с одноимённой пьесой Шекспира. А у нас её часто называют «сонатой с речитативом» из-за выразительного фортепианного монолога в первой части.

На всякий случай надо знать, что Бетховен не давал названия своим сонатам, за исключением одного случая: Сонаты №26 «Прощание».

Самая популярная часть в Семнадцатой сонате — третья, последняя. Это такой музыкальный perpetuum mobile с непрерывным потоком ритма и постоянно меняющимся градусом драматических эмоций.

4. Соната №23 «Аппассионата», фа минор

«Аппассионатой» (это слово переводится с итальянского как «страстная») её назвал один из издателей спустя много лет после смерти Бетховена.

В этой сонате всё монументально и величественно — и по размерам, и по виртуозному размаху, и по грандиозности идеи.

Недаром она производила такое сильное впечатление даже на Ленина, который, как известно, особой чувствительностью не отличался. Он называл эту сонату «изумительной, нечеловеческой».

Своё название эта соната получила, наверняка, из-за своей третьей, последней части с вихрями и ударами мощных аккордов.

5. Соната №2, ля мажор

А эта соната популярна далеко не так, как «Лунная» или «Аппассионата», но её вторая часть стала «персонажем» повести Александра Куприна «Гранатовый браслет» , которую все мы проходили в школе.

Поэтому надо обязательно хотя бы раз послушать хотя бы раз вторую часть этой сонаты, чтобы понять, что хотел сказать Вере Николаевне этой музыкой ушедший в мир иной телеграфист Желтков о своей огромной, очень тихой и никому не нужной любви.

«И душа ее как будто бы раздвоилась. Она единовременно думала о том, что мимо нее прошла большая любовь, которая повторяется только один раз в тысячу лет. И в уме ее слагались слова.

«Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью овеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою — слава Тебе!»

Источник