Роман Зорькин – российский гитарист, солист Московской областной филармонии, гитарист-виртуоз, владеющий многочисленными техниками и стилями игры на гитаре. Концертирующий артист, выступает как сольно, так и в различных ансамблях, в том числе в танго-квинтете Soledad Orquesta и в Московском гитарном трио. Выступал в Большом и Рахманиновском залах Консерватории, Российской академии музыки им. Гнесиных, Московском международном доме музыки, КЗЧ им. Чайковского, Государственном Кремлевском дворце. Лауреат всероссийских и международных конкурсов. Лауреат премии Министерства образования и науки Российской Федерации для поддержки талантливой молодежи (2006).
В составе широко известного квинтета «Soledad Orquesta» Роман выступал на одной сцене с такими мировыми звездами танго, как Себастьян Арсе и Мариана Монтес, Мариано «Чичо» Фрумболи и Хуана Сепульведа, Хулио Бальмаседа и Корина Де Ла Роса. Квинтет был официальным танго-оркестром крупнейших международных танго-фестивалей, выступал на лучших концертных площадках России, Бельгии, Австрии, Германии, Швейцарии, Нидерландов, Финляндии, Италии, Испании, Америки и других стран.
В дальнейшем состоялось знакомство музыканта со знаменитой актерской семьей Вениамина и Алики Смеховых, в результате чего появилась программа и записан альбом «12 месяцев танго», где Роман Зорькин выступил в качестве аранжировщика и исполнителя. Спектакль был показан в 10 странах и огромном количестве городов России. Творческое сотрудничество продолжилось альбомом Алики Смеховой и Романа Зорькина «Роман с романсом» (2012). А также была создана музыкально-поэтическая программа «Старомодное признание», где участниками стали Вениамин Смехов, Алика Смехова и Роман Зорькин.
Партнерами Романа по сцене были самые разные артисты и музыканты: баянист Айдар Гайнуллин, Елена Забавская (мандолина), Иван Таланин (бандонеон), Аркадий Шилклопер (валторна), Екатерина Мочалова (домра, мандолина), Борислав Струлев (виолончель), актриса Екатерина Гусева, финалистка проекта «Голос» Алиса Игнатьева, композитор и пианист Марк Гройзбург и другие. Также гитарист сотрудничал с камерным оркестром Грузии, камерным оркестром Владимирской и Воронежской филармонии, симфоническим оркестром Белгородской и Нижегородской филармонии, народным оркестром им. Некрасова.
Помимо исполнительской деятельности, Роман Зорькин является успешным преподавателем. За время работы педагогом подготовил более двадцать пяти лауреатов всероссийских и международных конкурсов. Также Роман Зорькин является постоянным участником методических семинаров, членом жюри крупнейших конкурсов в России, таких как Международный конкурс “Золотой век гитары” , Международный конкурс им. А.Фраучи в Нижнем Новгороде. Всероссийский конкурс им. Иванова-Крамского, Всероссийский конкурс «Шесть струн», Международный конкурс «Viva Guitar» и др., проводит открытые уроки, посвященные различным проблемам исполнительства на классической гитаре. Автор проекта «Зимняя гитарная школа» в ТГМПИ им. Рахманинова.
Награды
Первый всероссийский музыкальный конкурс, 1 место (Москва, 2013)
Международный конкурс им. Орехова, 1 место (Казань, 2015)
Международный конкурс «Золотой век гитары» (Москва, 2015)
Международный конкурс им. Фраучи, 3 место (Москва, 2015)
Международный конкурс гитаристов, 1 место (Испания, Кадис, 2017)
Международный фестиваль-конкурс гитарного искусства «ГитАс», 1 место (Украина, Киев, 2005)
Конкурса «Молодые дарования России», 1 место (2006)
Всероссийский фестиваль-конкурс «Многоликая гитара» в номинации «классическая гитара» (2006)
Отзывы
«Быть художником своего времени-свойство особо ценное! Это удаётся единицам! Роман безусловно музыкант современный и универсальный. Ему подвластна как глубокая классика, так и фольклор и даже джаз! Зорькин ворвался в музыкальный мир и зажёгся как сверхновая звезда и другого такого нет! Он окрашивает своей индивидуальность абсолютно всё, а в русском фольклоре ему нет равных!» — Композитор, аранжировщик, обладатель премии «Национальное достояние России» Сергей Руднев
Источник
Интервью GUITAR & ART с Романом Зорькиным.
Представляем вашему вниманию большое интервью с замечательным гитаристом Романом Зорькиным. Разговор пойдёт о роли случая в судьбе музыканта и о том, насколько важно иметь перед собой примеры хороших исполнителей.
Как научиться «держать зал », что помогает добиваться этого? Особенности борьбы за внимание слушателя в XXI веке.
Почему сложную музыку часто играют потому, что не умеют играть простую? Нужна ли вообще гитаре драматургически сложная музыка? Какова роль просветительства в работе исполнителя?
Какие композиторы вдохновляют? Почему звучание Этюда Василия Антипова кажется таким особенным?
Почему вредно проводить за инструментом много времени?
Насколько важно иметь багаж жизненных впечатлений, опыта, выходящего за рамки музыки?
Кто является для Романа образцом для подражания?
Проблема «музейной » музыки, как её сделать актуальной сегодня? Мосты между прошлым и настоящим.
Об этом и многом другом Роман расскажет нам в интервью.
Договорившись взять интервью у великолепного гитариста Романа Зорькина, GUITAR & ART, в лице Дмитрия Соколова и Равиля Каримова, собрались в самом подходящем для этого месте – гитарной мастерской. Для начала выпили кофе, и за этим приятным занятием как-то сам собой возник разговор о судьбах России и русской культуры. Роман удивлённо посетовал, что в России живёт удивительный народ, талантливый, умный, только одно плохо – не помогаем друг другу. Совсем! Это прямо феномен какой-то, непонятно совершенно, в чём причина? Не любим сами себя что ли? Взаимовыручке, помощи друг другу нужно учиться у народов, которые зачастую живут с нами бок о бок, продолжил Роман. Разговор, конечно, задел за живое, и мы втроём начали делиться своими размышлениями на этот счёт. Обсудили, возможно ли сплотить людей живущих в нашей стране, и что могло бы послужить этому? Тема большая, фактически неисчерпаемая, о ней можно говорить сутками напролёт, поэтому минут через сорок беседы я, вспомнив об интервью, предложил перейти к разговору о музыке и задал первый вопрос.
Равиль Каримов. Скажите, Роман, как вы пришли к гитаре, был ли это Ваш сознательный выбор, стечение обстоятельств, желание родителей?
Роман Зорькин (улыбаясь). Это произошло достаточно прозаично, вряд ли я смогу порадовать вас красивой историей, из которой можно было бы сделать легенду. Учась в третьем классе самой обычной школы, я сломал ногу. И родители решили отдать меня в музыкальную школу, чтобы заполнить досуг, чтобы просто-напросто не было времени на беготню по дворам. Поэтому, как только я встал на ноги, меня сразу же отвели в музыкальную школу. Там, конечно, спросили, какой инструмент мне нравится? Я ответил – рояль (я и сейчас очень люблю рояль!). Но на фортепиано набор был уже закончен, а даже если он не был бы закончен, то думаю, что пианино ради меня никто покупать не стал бы. На дворе у нас 94 год, было не так хорошо с деньгами, да и потом эти наши панельные дома! Я, честно говоря, даже сейчас, вспоминая эти узкие лестницы и двери, плохо представляю, как можно было бы транспортировать такой инструмент. Разве что вертолётом (смеётся). А гитара компактна, тем более что гитара, самая простая такая, с винтом (не помню сейчас какой именно фабрики) уже была. Мне сказали, гитара есть, давай, и отдали меня на гитару. Первые несколько лет учился я без особого энтузиазма, поскольку не было примера перед глазами. Кого послушать, посмотреть, чтобы хоть как-то вдохновиться. Я стеснялся просить свою учительницу поиграть. Сейчас это нормально, многие студенты просят – сыграйте, а тогда это как-то не было принято, ну или, возможно, я просто стеснялся. Плюс репертуар… помню, был сборник такой знаменитый Калинина желтенький, там были пьесы, которые я на тот момент не особо понимал.
Как-то это всё продолжалось не шатко не валко, до тех пор пока случайно папа у меня на рынке не купил у какого-то мужика кассету. На ней с одной стороне был Джипси Кингс испанские эти трубадуры, а на второй альбом канадского гитариста Джесси Кука. На тот момент я просто обалдел! Ещё даже не заходя в квартиру (папа включил громко), и вот, я открываю дверь, и такое открытие – нереальные для меня тогда звуки, гармонии. Кстати, он же ещё играл медиатором (о чём узнал сильно позже). Я всё думал, как он так быстро играет пассажи, при этом пальцами! Совершенно не представлял, как это можно сделать, интернета тогда ведь ещё не было. Кассету эту я тогда закрутил буквально до дыр. Наступил период, когда я стал заниматься, пытаясь добиться такого же звука. Перефразируя известное выражение, скажу, что удача не приходит одна. Примерно в то же время мне подарили стопку нот и стопку винила. Хотя по тем временам винил и не был эксклюзивом, но был проигрыватель и возможность слушать. Из классической гитары оказалась пластинка Костаса Кочолиса. Из иного же «В пятницу вечером в Сан Франциско», которое произвело на меня сильнейшее впечатление.
Также удалось наконец посмотреть и видео, это была многократно переписанная кассета. Воронежский фестиваль 96 года, где играли Козлов и Дьенс. Вот тогда я впервые увидел человека, который играет на гитаре. На тот момент на меня, конечно, большее впечатление произвёл Виктор Викторович Козлов. Я тогда не обзавёлся ещё значительным музыкальным багажом, и Дьенс показался мне уж слишком таким запутанным что ли. Возможно, слишком изысканным, ну, в общем, я его не очень понимал. Козлов с его авторской музыкой был ближе. К сожалению, Виктор Викторович нас покинул, но с ним я был знаком и этими своими впечатлениями с ним поделился.
Когда заканчивал школу, учительница по сольфеджио Наталья Венедиктовна Коннова стала меня уговаривать поступать по музыке дальше. Родители были больше настроены, что бы закончил школу, и с музыкой всё, давай, на какой-нибудь юридический поступай. Я ещё в тот момент не определился, но Наталья Венедиктовна, с которой у нас сложились очень тёплые отношения, стала уговаривать меня поступать по музыке, говоря, что, если я не сделаю, это будет ошибкой. Говорила также, что есть данные, что я еще пока не понимаю, но это будет ошибкой, если я не поступлю. В общем, в итоге я пошёл и поступил довольно легко (чего я не ожидал) и сначала год проучился у себя в Ульяновске. Потом поступил в Гнесинку, снова первый курс, хотя я не считаю, что я год потерял, просто так вышло. Вот когда я попал в училище музыкальное, тогда уже понял, что это моя атмосфера, потому что после школы, со всякими этими гопниками, там было совсем иначе. В те годы это цвело пышным цветом, ты ходил от улицы к улице, где такие «блок посты» стояли с ожиданием подношений. А если у них было время, то начинались вопросы, вроде того — кто ты по жизни? На подобные вопросы невозможно было ответить.
Когда я решился поступать, возник вопрос гитары, о которой у меня тогда было самое простое представление: если гриф вклеенный, это мастеровая гитара, значит хорошо. Если, как у меня, с винтом, то попроще. Такую найдёшь в любой общаге, в фильмах старых их можно часто увидеть. В общем, мне сразу сказали что гитару мне не купят, денег не было, вопрос висел в воздухе. И тут произошло последнее событие, которое меня подтолкнуло. Я выхожу из музыкальной школы, и ко мне подходят парни характерной внешности. Я было опять настроился на что-нибудь такое. А они внезапно предложили мне купить гитару. И раскрывают мешок, в который у них была завёрнута гитара. Я сразу увидел, что гриф вклеенный… Достаю её, а там ещё и мастер написан. Мастер. Мелькнула у меня, конечно, и нехорошая мысль, но, посмотрев на прокуренную заляпанную гитару и сопоставив с внешностью продавца, я всё же подумал, что скорее это была его. Когда была озвучена цена, (вопрос стоял о двух бутылках водки) сомнения отпали. Денег у меня понятно с собой не было, и мы пошли ко мне домой. Дома никого не оказалась, это было ужасно, гитара уходила из рук! Я постучал к соседке и занял деньги на эти их бутылки. В общем, покупка состоялась! Принёс её домой, открыл, она была вся заляпана, колок сломан, но всё это на тот момент мне показалась мелочью — это была гитара! На этой гитаре я впоследствии поступил в Москву учиться, она пробыла у меня долгие годы, играл на ней и в ансамбле. Не раз я поминал добрым словом этих двух алкоголиков, если бы не они, вряд ли смог бы в то время купить себе такую гитару.
Равиль Каримов. У меня вопрос к вам, Роман. Я и сам был на Ваших концертах и много от кого слышал и видел это вживую. Вы умеете великолепно держать зал, просто такая, я бы сказал, рокерская подача. Совершенно не типичная для классического гитарного концерта. Чаще всё же люди скучают на концертах. Скажите, это результат какой-то сознательной работы или просто оно получается так, и всё?
Роман Зорькин. Тут постепенно такой происходил процесс. Приехав в Москву, я начал активно погружаться в музыкальную жизнь, концерты, конечно, на «горбушке» скупал записи любые, слушал, смотрел, наблюдал… И когда появилась возможность смотреть видео кассеты, заметил следующий момент, гитарный, по крайней мере: смотря концерты музыкантов, допустим, скажем, джазового направления, понятно, тогда были Пако, Маклафлин, Эл Ди Меола, ещё ряд музыкантов… И когда я на них смотрел, что мне в них очень нравилось: я видел, насколько люди свободны за инструментом, и насколько там нет дистанции между ними и аудиторией. Всё происходит в каком-то едином процессе. Очень импонировала эта свобода, когда за инструментом какой-нибудь там Чик Кориа, Кит Джаррет. Кит Джаррет иногда даже раздражал людей некоторых. Он за роялем на сцене постоянно встаёт, не прекращая играть. Он такой, немножко одержимый. Это, конечно, кого-то может и раздражать, а с другой стороны, понимаешь, насколько он владеет инструментом, транслирует из себя звуки, мне кажется, ему всё равно в этот момент, он на голове стоит, или что с ним вообще происходит. Мне всегда это очень нравилось. Дело в том, что потом, когда появились первые записи, и я стал похаживать на концерты классической гитары, были, конечно, какие-то хорошие, откровения для меня тоже, но немножко не нравилось то, что я наблюдал скованность. Как техническую, так и эмоциональную. Мне близко было то, когда атмосфера непринуждённо-доброжелательная изначально. Это не универсально, я бы не сказал, что каждому надо так делать, есть люди, им это не важно. Они способны транслировать своё, не взирая на аудиторию, они не обращают на это внимания, что там происходит. Выстраивают дистанцию. Такие люди есть, ну я, например, с трудом представляю Григория Соколова, который начнёт вдруг что-то рассказывать.
Равиль Каримов. Но он зал-то держит.
Роман Зорькин. Ну у него степень одарённости такова, что там и не нужно ничего. Своими звуками делает всё так, что слов уже особенно и не нужно. Но дело в том, что гитарный репертуар сильно уступает, мы лишены такой музыки, как у фортепиано. Нет чего-то , что можно было бы предложить аналогичной глубины.
Равиль Каримов. А вот, извините, здесь я Вас перебью. Считаете ли вы, что надо это направление как-то развивать? Или Вы изначально видите гитару другой. Нужно ли хотя бы пытаться создать такую платформу драматургически сложной, интеллектуальной музыки?
Роман Зорькин. Я сейчас закончу предыдущую мысль. Со своей стороны хочу сказать, что мне нравится контакт с аудиторией, нравится, чтобы люди были в этот момент со мной. Я люблю чувствовать единение с аудиторией, мне это близко. Поэтому не бросаю это на самотёк. Мне хочется быть вместе, превращать в единое целое, в принципе, кажется, что здесь работают двое: аудитория и исполнитель. Они должны быть в паре, потому что, если аудиторию не «пригласить» тоже что ли, то… Ну сейчас ещё время такое, понимаете, сейчас же очень много всего происходит, и люди немножко избаловались, конечно же. И зачастую другое отношение, ведь многие идут на концерт иногда просто чтобы переключиться, а не испытывать каких-то там супер — глубоких переживаний. Допустим, раньше, когда во время войны люди собирались и шли слушать симфонию Шостаковича, трагическую, и это их всех объединяло в тот момент. Даже без всяких хеппи эндов, чтобы всё хорошо закончилось. Они шли сознательно чтобы пережить всё это, допустим, Бабий Яр, например. Сейчас, конечно, всё по-другому, аудитория другая стала, но опять же, те люди, которые пришли ко мне, мне нравится быть с ними вместе в этот момент. Я считаю,что мы создаём концерт вместе. Поэтому важно, чтобы они тоже в этом участвовали, а не я тут, а вы там, и всё!
Равиль Каримов. А это сразу стало получаться или пришло постепенно?
Роман Зорькин. Наверное не сразу, сейчас уже сложно сказать, но я старался обрести внутреннюю свободу. Дело в том, что сам по себе я сцены боюсь, а это мне помогало . Раньше особенно сильно боялся, для меня это всегда было диким испытанием, и было очень важно расслабиться внутренне. Установление такого контакта помогало преодолеть свой страх, отбросить его. Становилось проще, особенно первое время, а потом мне это просто нравится. Я наблюдал некоторых музыкантов, которые так себя ведут, с аудиторией в контакте, это же тоже отношение по сути. Кто-то согласен воспринимать и так. Ну как,например, на того же Соколова, люди просто ходят, потому что это он. Неважно, что он будет говорить, не будет… своё искусство дарит и всё. Кто-то готов к этому, кто-то — нет.
По поводу того, стоит ли развивать относительно более сложное драматургически направление в гитарной музыке. Я думаю, надо отталкиваться от каждого индивидуально. Стоит заниматься тем, что ты любишь, если человек чувствует острую потребность двигаться в глубины, надо двигаться обязательно и не обращать внимание ни на что. Если он чувствует себя в этом естественно, и хорошо. Надо любить своё дело, а не то, что там выискивать какое-то там отдельное направление. Я, например, гитару саму по себе люблю прежде всего за какую-то человечность. Этот звук, он меня обнимает, так сказать, хорошо где-то там внутри (показывает на грудь). И поэтому, наверное, мне близко всё,что с этим связано. Хотя и не отрицаю иного, гитара это очень многогранный инструмент, который может передать абсолютно разное. Я с удовольствием могу послушать какую-то дикую атональщину, при условии, что человек убедительно и с любовью это подаёт. Потому что зачастую бывает, что люди начинают играть, скажем, так, эту очень сверх – сложную музыку, иногда бывает, они это делают потому, что у них не получается играть простую. (смеёмся все вместе, как это верно!) И я сразу так это чувствую!
Иногда больше от чувств, ощущений отталкиваюсь, такой интуитивный уровень, когда воспринимаю, мне важна искренность исполнителя, и это самое дорогое для меня в музыке. Я не буду копать насколько это идеально, если вижу, что он абсолютно в процессе, и, если там даже где-то лажанул, это совершенно не проблема. А вот когда начинаются претензии на крутую интеллектуальность, но за этим нет искренности, души, вот это меня отталкивает сильно. И очень часто люди за этим просто прячутся. Подать как нечто то, за чем на самом деле нет содержания. Нет содержания иногда в самих исполнителях. Им нечего сказать, в простоте это сразу обнаружится, они пытаются что-то такое сделать, за чем можно спрятаться, а люди иногда стесняются сказать, что это плохо. Мало ли, может мы не понимаем, может, в самом деле там что-то. Я такие вещи встречал, действительно просто плохо, реально! Это можно было бы назвать своими именами, но у нас как-то вроде толерантное общество. Ну или комплекс такой – а может мы не понимаем? На самом деле, я думаю, что это где-то интуитивно сразу, настоящее дойдёт до основной массы людей. Если это настоящее искусство, неважно, будет это классика или будет это атональная музыка, джаз или ещё что-то. Если это сделано профессионально, искренне и с любовью, уверен, что это оценят. Здесь, как мне кажется, не нужно ничего думать. Как только начинаешь пытаться себе объяснить, что это хорошо, значит что-то уже не хорошо. Хорошо оно как-то сразу проникает, тут не нужно объяснять, это где-то ощущаешь чем то другим.
Равиль Каримов. А как же вот в советское время на пике легендарной фортепианной школы существовал огромный дискурс, в книгах, статьях. Пианисты обсуждали исполнения именно с интеллектуальной точки зрения, со всех сторон. Причем практически все великие того времени они как-то отметились.
Роман Зорькин. Нет, а я же не отрицаю, я же говорю просто о том, что я лично воспринимаю выступление прежде всего так. Если задаться целью, если меня будут спрашивать, то наверное я объясню и расскажу это всё. Но лично я это воспринимаю скорее сердцем, а уж потом, если надо там расписать и по полкам разложить, то да, я разложу. Но мои любимые музыканты, пианисты, они у меня сразу, так сказать, отстреливали в цель, то есть мне даже не приходилось ничего объяснять, ничего читать. Потом я уже читал, конечно, но начиналось именно так. Услышал, раз! и всё, а уж потом всё остальное!
Дмитрий Соколов. А вот я бы хотел ещё развернуть тему: всё же по-вашему, надо ли создавать такой же по качеству репертуар, как у пианистов?
Роман Зорькин. Ну тут, на мой взгляд, не то что надо или не надо, если композитор или исполнитель искренне живут этой идеей, оно будет создаваться и так. Потому что люди, которые этим живут, найдут способ обзавестись таким репертуаром и убедить к сотворчеству. Поэтому, я не знаю, допустим, я скажу – надо создавать! Так, дальше что? У нас где-то проживает композитор уровня Рахманинова?
Равиль Каримов. Ну тут обычно вопрос не так немного ставится. Насчёт уровня Рахманинова давайте не будем таких планок выставлять, но у нас в гитаре есть произведения драматургически более сложные или может, скажем так, более интеллектуальные что ли. Вот им можно уделять больше времени или меньше, а можно вообще сказать, что надо давать публике то, что она любит.
Роман Зорькин. Я думаю, что надо давать ей всё. О себе могу сказать, что стараюсь делать такой микст из разных музыкальных планов. Я не играю отделение только чего-то лёгкого, а следом отделение чего-то такого, стараюсь не привязываться к хронологиям. Нас раньше так воспитывали, что надо начинать там с эпохи Баха, потом… ну и двигаемся в направлении… Я скорее от драматургии иду, потому что у Баха бывает более драйвовая музыка, чем какая-то современная. Можно это всё при хорошей подаче. Тут скорее проблема не в музыке самой, вопрос, что ты хочешь людям показать. Ты хочешь чтобы они тебя поняли? Ну, к примеру, я хочу сыграть сонату Брауэра. Это не самая мелодичная музыка, она такая, с колкими созвучиями и так далее. Но я очень хочу её сыграть. В зале, например, сидят люди, которые понятия не имеют, кто такой Брауэр, и слово «Соната» им тоже ни о чём особо не говорит. Мне кажется, зачастую, задача музыканта, особенно сейчас, она немного чуть просветительская. Вот у меня была ситуация, был на концерте одного хорошего гитариста, но как он выглядел? Выходит ведущий, говорит – Марио Кастельнуово Тедеско «Дьявольское каприччио», Лео Брауэр «Соната», Льобет «Вариации на тему Фолии». Сыграл три пьесы, они огромные там идут… всё, сорок минут прошло. В зале сидят люди, которые… далеки. Они пришли на гитару, но они пришли без привязки, просто любят гитару. Какой Тедеско, какое Каприччио, что это такое?
Мне бы тогда было важно дать им хоть какой-то ориентир в ситуации. Люди же в основном не то что там такие, что до них не дойдёт, до них всё дойдёт! Просто немножко введи в курс дела, иначе получается, как если б я пришёл на какое-нибудь собрание, ну скажем, физиков-ядерщиков, которые обсуждают некие свои научные проблемы. Они говорят по-русски, но я ничего не понимаю, наверное мне было бы приятно, если я бы там оказался, чтобы хоть немножко, хоть чуть чуть быть в курсе дела. Поэтому, мне кажется, что любую музыку можно при грамотной подаче сделать доступной. То есть, если предстоит какое-то сочинение сложное, то я стараюсь дать короткую предысторию. Потому что не хочется, чтобы было что-то вроде – а что это такое? Или чтобы хлопали между частями. Я просто всё это скажу в процессе, аккуратно, если в этом есть необходимость. И плюс, надо тоже быть немножко к людям снисходительнее в этом отношении, надо понимать, что часть аудитории может быть не в теме. И если ты выступаешь таким снобом – ну, я тут играю, почему вы не знаете, кто такой Тедеско? В общем, дураки! Но на самом деле это не так, они же не могут знать всего. Вот почему у меня столько отзывов, благодарностей, потому что я делюсь с людьми, немножко предваряя, стараясь, чтобы это было доступно. Потому что, когда люди понимают, что сейчас будет такое-то и такое-то, то больший ассоциативный ряд возникает, мне же важно донести, чтобы меня поняли. Если я хочу сыграть Сонату Брауэра, я сыграю её, просто необходимо грамотно подготовить людей, чтобы они двигались вместе со мной в этом направлении. А так, это зачастую сродни тому, что привели человека на выставку современного искусства, это может быть гениальная картина, но он ничего не знает ни о предыстории, ни о том, как это всё создавалось, в каких условиях и т.д. Он не поймёт и пройдёт мимо. А я хочу, чтобы они ещё раз пришли, чтобы я мог ещё что-то сыграть. Поэтому я стараюсь строить концерт так, чтобы было крупное что-то. Вчера, например, был Дьенс с «Либерсонатиной». Она, конечно, не суператональная, но она достаточно замысловатая, и, скажем так, если слушатель совсем не привык, то на него слишком много таких «пряностей» обрушивается. Может и запутаться в этом всём. Поэтому, когда делаешь такой блок, нужно, чтобы он был понятным. И какой процент такой музыки нужно вводить? Нужно ли весь концерт, это вопрос к исполнителю, как он считает, он в состоянии удержать?
Дело в том, что у нас же все жалуются – мало ходят или вяло ходят. Но это же зависит и от самих музыкантов, они почему-то думают, что люди должны просто придти. А сейчас не дефицит, сейчас полно всего, от этих приглашений отбиваешься просто! И они должны придти именно к тебе, значит, они должны что-то именно в тебе такое увидеть. То есть чем-то отдельно их нужно привлечь, ту самую аудиторию, за которую сейчас все так активно борются. Наверное, один из способов это не бросать людей в надежде, что они сами будут штурмовать энциклопедии и узнавать, кто такой Тедеско, и что он там написал. Ты можешь просто аккуратно рассказать, увлечь. Нужно всегда учитывать, что кто-то может не быть в теме. И если к этому грамотно подойти, то ты можешь программу составлять любую. Но тогда думай, как ты будешь это делать интересным, надо понимать, что люди по-разному могут отнестись. Наполнение зависит от исполнителя, но должен быть готов к тому, что будет после этого.
Равиль Каримов. Роман, есть у вас такие композиторы, от которых замирает сердце, и которых вы играете много лет, и при этом они не надоедают.
Роман Зорькин. Наиболее у меня замирает сердце от тех композиторов, которых я не могу сыграть на гитаре. Конечно, ничего сверхъестественного я не назову: Шопен, Рахманинов, Бах, Моцарт. Ну, если о сердце говорить, то это наверное Шопен. Если же говорить о тех, которых я играю именно на гитаре, то речь будет идти, скорее, о некоторых произведениях, например что-то из Барриоса. Допустим Шоро – Саудад. От этого произведения у меня действительно замирает сердце. Ещё мне нравится Дьенс. Не так давно, пару лет назад послушал, мне очень нравится «Этюд» Антипова, что то в нём такое тоже. Я не успел его ещё выучить, времени не было, но я обязательно сделаю. Там гитара звучит вообще удивительно, не знаю, как сказать, я такую музыку даже не слышал. Я вообще думал сначала – что можно нового создать, уже всё почти придумано. Причём не в рамках гармонически там Бог знает чего, а в логических рамках. И вот этот Этюд меня почему-то прямо так зацепил, мне, кстати, очень нравится, как он его играет, хотя недавно Сергей Урюпин выкладывал, тоже очень хорошо. Также мне нравится шведский музыкант Иоханнес Мёллер. Он молодой, у него есть несколько его авторских альбомов. Очень классная музыка.
Дмитрий Соколов. С индийским уклоном?
Роман Зорькин. Да, у него есть и с индийским, но у него своё лицо, уникальное. Мне вообще нравятся такие творцы, которые всё сами делают. Сейчас их стало появляться всё больше, если говорить пор классическую гитару. Ну вот то, что сам я играл, и то, что каждый раз меня впечатляет, это Барриос, и внезапно вот вчера я на бис играл одну штуку, итальянский гитарист Маурицио Колонна. Очень простая мелодия, не знаю, чем, но очень впечатлила. Невероятно трогательная.
Но больше, конечно, пианисты! Есть одна запись Гилельса из зала консерватории, он там играет Бах – Зилотти Прелюдию. Не знаю, почему именно она на меня производит огромное впечатление. И Григ в его же исполнении, одна из последних записей Гилельса. Гилельс вообще, наверное, мой номер один из музыкантов. Хотя, не люблю эти «номера», просто скажу, что по-особенному отношусь именно к этому музыканту. Про него многое читал, узнавал, он, конечно, и по-человечески импонирует. Такая цельная личность была, потрясающая совершенно. Я слушал его последнюю пластинку, такая любовь в неё вложена! И пьесы в общем-то несложные, но сыгранно так, что на тебя льётся что-то совершенно необычное, даже с диска. Вот, к сожалению, я лишён возможности сам играть эту музыку. От этого иногда бывает грустно, потому что, конечно, очень бы хотелось попробовать самому.
Дмитрий Соколов. А в плане ваших занятий есть какая система, что бы Вы посоветовали?
Роман Зорькин. Знаете, я много занимался, когда учился, но теперь я уже понимаю, что наверное не нужно на самом деле столько часов за этим проводить. Потому что мне толком никто ничего не подсказывал, я сам… методом проб и ошибок. И сейчас студентам своим говорю, что примерно 3-4 часа на день распределить. Из которых час на технику, все эти упражнения этюды, сложные вещи. Оставшиеся два или три часа на репертуар, который тоже лучше разделить на такие подкатегории. Например, один час работаем над материалом, который будет на ближайшем зачёте, экзамене. Второй час на повтор и шлифовку старого. Или, например: понедельник — час техники и два часа работы над актуальным репертуаром. Вторник — час техники и два часа работы над старым репертуаром. И я считаю, не нужно это по много часов долбить, потому что надо успевать жить, успевать ещё быть человеком, нормальным! Это важно! А для этого всего требуется время. Надо успевать читать хорошие книги, слушать хорошую музыку, гулять, двигаться, жить, радоваться жизни! Грустить! Потому что, в конечном итоге, музыкант, на мой взгляд, должен из себя представлять в первую очередь личность! Которая наполнена чем-то важным, и ему было что рассказать. Иначе неизбежно наступает такой момент: люди в молодости штурмуют технику, всё вроде получается. Но не развивается другая сторона — человеческая. И получается, что до какого-то момента, скажем там, до 35 ну или до 30 лет человек овладевает каким-то там набором средств выразительности. Овладел! У него уже есть что-то такое за плечами. Возможно он выиграл двадцать конкурсов, тридцать, сорок, не важно. Сейчас это уже потеряло по-моему…
Но дальше ещё впереди вся жизнь, а у него это внутреннее наполнение, которое должно было параллельно развиваться, оно не развивалось. В итоге получается, к какому-то моменту он либо всё сыграл, либо почти всё сыграл. Сейчас же очень всё помолодело, очень легко можно видеть 18 -20 летнего исполнителя, который уже сыграл всё, что можно из гитарного репертуара. Ещё и записал. Уже всё! А человеку 20 лет. Что дальше? Это же судьба многих одарённых ЦМШ, десятилетка, когда из них выжаты все соки. Были примеры на моих глазах, одарённый пианист, он вообще бросил потому, что он к 20 был выжат, что называется. Всё из него вытряхнуто, он эту музыку вообще не может переносить. Это как растение, которое ускоренно растили, впихивали в него удобрение, выросло, но всё перегорело. Ведь ещё должен быть естественный рост, внутренний, который невозможно стимулировать. Можно стимулировать технический рост, человек в 15 лет может играть многое, но он не может чувствовать это в 15 лет, как в 30 — 40 лет. Бывают, конечно, отдельные люди, Кисин, например, был из таких… Гилельс. Но их очень немного, и не всегда дальнейшая судьба таких людей гладка, ведь это насилие над психикой. Человек ведь должен развиваться органично. К примеру, дерево должно расти пять лет, пускай оно растёт пять лет. Форсирование ни к чему хорошему не приводит, в итоге зачастую человек приходит к тому, что, не развивая себя как личность, рискует к 30 годам стать роботом, выполняющим заученный набор движений. И такая симуляция как бы музыкальности, которой на самом деле нету. Иллюзия того, что человек музицирует, у нас много таких примеров, очень много внешнего стало в связи с этим, (картинно воздевает очи) какие-то такие гримасы, потому что надо же чем-то заполнить то, чего внутри нету, нужно компенсировать. Значит надо агрессивно заполнять. Порой это приводит к тому, что некоторые пианистки играют уже почти голые. Приходится же чем-то заполнять отсутствие содержания, ведь правда!
И вот, возвращаясь к занятиям, я своих студентов призываю, чтобы гитара была примерно 3-4 часа, остальное время должно быть заполнено другим. Чем-то развивающим, существующим параллельно с гитарным тренингом, иначе это превращается не понятно во что.
Плюс, ещё нужно учитывать, что у нас сейчас примерно 50 процентов ходового репертуара — это музыка, которая уже очень устарела по нынешним реалиям. На дворе 2021, ну какой молодой человек сейчас будет получать искреннее удовольствие от Сора? От его, скажем, «Дивертисментов»? Во-первых, человек вообще может не знать, что такое Дивертисмент, или о чём идёт речь. Молодые студенты: 15-16 лет, они живут уже совсем другой жизнью. Поколение ребят, которые приходят наполненные другими идеями, другими смыслами, и для них музыка Джулиани — всегда скучища. Потому что для них это давно всё ушло, им это совершенно не близко. Для них нужно рассказать, о чём эти Карулли и вообще все эти пьесы, потому что для большинства людей это не резонирует никак. Не актуальная музыка для них, это не звучит в ушах. Если, для примера, взять народников советских лет 60-х 70-х, вот эти песни, на которые, ну допустим, Цыганков писал свои обработки, это было актуально, это звучало повсюду. «По муромской дорожке», все легко и непринуждённо могли хотя бы куплет спеть. Сейчас уже нет. Даже когда я учился, мы ещё хоть что-то пели, ну хоть русский рок, просто взять гитарку и что-то такое брякать, напевать. Сейчас этого нету, этим не занимаются. Я вот спрашиваю, вы хоть что-то? А они: да, а зачем? То есть сейчас даже мысли не возникает, что такой досуг возможен. Существует огромный разрыв, ведь нужно какую-то связь провести, между этой музейной музыкой и сегодняшним поколением, которое вообще никак, никаким образом с ней уже не связана. Это прошлое, дворянская культура. Кстати, семиструнки это тоже касается, Руднев как-то об этом говорил, и я соглашусь. Семиструнка — это образ жизни. Например, какой-то помещик, хорошо покушав на знатном обеде, говорил потом: » – Савелий, тащи гитару!» И вот, он человек, который хорошо живёт, брал гитару и совершенно в кайф играл на ней. Не пытаясь никому ничего доказывать, а просто находя своё что-то. И как только это утерялось, утерялось и всё остальное. И занятия тут должны быть очень серьёзные, в первую очередь личностное, внутреннее изучение этой истории, чтобы понимать контекст, а то получается, что мы просто зубрим что-то, что мы совершенно не понимаем, то, что совершено не резонирует. Поэтому очень много детей, студентов, которые отказываются от этой музыки. Она хорошая! Они просто не знают ключ к ней, а ещё на конкурсах хочешь-не хочешь, надо. А в итоге такое отторжение происходит. Нужно искать подход, нужно искать связь с современностью.
Я в своё время много времени провёл с Вениамином Борисовичем Смеховым на гастролях. И он мне подарил диск, там он рассказывал про Таганку, где он работал во времена самого её расцвета. Любимов всё время говорил: – Почему Чехова не получается играть? А потому что никто не живёт уже так, вы хотите сыграть людей, о которых вы не имеете никакого представления. Вы пытаетесь дворянские какие-то будни изобразить, а нет давно уже этих людей, этой страны. Вы о них не имеете никакого представления. Вот поэтому и не получается, произошёл разрыв. И у нас тоже самое. Вот мне говорят: – ХIХ век, музыка скучная. Потому и скучная, что неправильный к ней подход. Она на самом деле очень жизнерадостная, очень энергичная и при грамотной подаче вполне может звучать. Вот, кстати, чешский гитарист – Павел Штайдл, он как раз мастер миниатюры именно ХIХ века. Сонаты Паганини, Каприсы Леньяни это самый ходовой его репертуар, и он очень классно передаёт то, что должно содержаться в этой музыке. А у нас почему-то считают, что это должно быть под метроном, какие-то клише работают странные, и в итоге она мертвеет.
В общем, если подытожить, то хороший музыкант, как и хороший актёр, должен представлять из себя личность, которой есть что сказать. А для того, чтобы ему было что сказать, он должен это пережить. Хотя бы на уровне сопереживания, потому что, конечно, я не желаю никому переживать личную потерю. Но я заметил, что впечатлительность у людей сейчас на таком низком уровне находится. Потому что у нас постоянно какой-то треш в новостях, мы уже не удивляемся практически ничему. Если лет сорок назад многие вещи трудно себе представить, то сейчас этот шквал, идущий из СМИ, уже притупляет восприятие, ничто не радует, ничто не впечатляет. Очень многих уже ничто не трогает. Студентам я говорю, что вы должны пережить что-то такое, хотя бы на уровне того, чтобы посмотреть кино и рыдать. Научиться сопереживать, хотя бы раз в жизни он должен испытать это состояние. Пусть лучше это будет через фильм, чем в жизни. Найдите настоящий фильм со сложным сюжетом, пропустите это через себя. Но вы обязательно должны испытать это ощущение, эмоционального выплеска. Если вы никогда не переживали это, невозможно потом на инструменте создать что-либо.
Не знаю, может быть я такой впечатлительный, но мне иногда сложно слушать некоторых вокалистов. Я думаю, как он это поёт, это же обрыдаться просто можно, понятно конечно, что их этому учат, но это такой накал эмоций. И я говорю студентам, что вы обязательно должны это почувствовать! Развивайте себя, затрагивайте, чтобы была реакция, чтобы вы прочувствовали, каково это. И лучше, конечно, пусть это будет с помощью искусства, чем, не дай Бог, плохое событие в жизни.
Равиль Каримов. Небезопасно это может быть, вот, Гилельс сравнительно рано ушёл, Мирон Полякин, слышали его? Напряжение просто невероятное в его игре.
Роман Зорькин. Я согласен, конечно, но с другой стороны, а как тогда? Ведь невозможно же передавать какие-то вещи будучи в стороне. Тут если хочешь совсем уберечься, то наверное с этой профессией сложно будет.
Равиль Каримов. Да, я понимаю. Была даже такая шутка, мой друг Вася Антипов как-то позвонил и прислал видео, там на нём парень играет, гитарист. Вася эмоционально так говорит: – Ведь огромный талант, это просто видно, яркий, харизматичный. А играет как-то деланно, вычурно и, по-большому счёту, скучно, жвачка такая то, набор подражательных штампов. Почему. Ведь всё дано! А я просто знаю ситуацию, человек из обеспеченной семьи, всегда как сыр в масле. И я говорю: — Знаешь Василий, ему бы на пару лет в армию, настоящую такую, с дедовщиной. И после этого, если бы благополучно прошёл, он бы играл бы совсем по-другому.
Роман Зорькин. Да, такой удивительный парадокс, мы люди всегда стремимся к максимальному комфорту. А его же в такой степени раньше не было, ведь до середины ХХ века во многих городах, даже европейских, бытовые условия у большинства были сильно хуже, чем сейчас. Ведь сейчас в этом смысле время уникальное, медицины такой раньше не было, огромное количество удобств придумано для человека. Ещё и свобода говорить, думать. И вот, наелись, напились, вроде мечты сбылись, казалось бы, теперь ждёшь чего-то! А по сути ничего, смотришь сейчас на что люди тратят время, обсуждают по большей части надуманные, выеденные из яйца вещи. А ведь наше время, несмотря ни на что, (если, например, сравнить даже, скажем, с тем, что было 60 лет назад), сейчас мы живём гораздо лучше. Любая информация доступна, свободного времени достаточно, подавляющее большинство из нас сыто.
Поэтому, на мой взгляд, музыканты, если мы не хотим исчезнуть, быть замененными кнопочкой на плеере (а к этому сейчас движется, в Японии уже пробуют электронного дирижёра). Это будет существовать до тех пор, пока музыканты будут представлять из себя что-то настоящее. В этом, кстати говоря, несмотря ни на что, мне кажется, отличается наша страна, есть в наших людях какая-то творческая жилка, отсутствие зашоренности, нестандартность мышления. В общем, будущее за теми музыкантами, которые будут людьми, будут способны видеть красоту и разнообразие этого мира, сохранятся как личности. А те, кто просто просидел десять лет за инструментом, это не интересно.
Для меня лично таким эталоном, недосягаемым нравственным примером всегда был Эмиль Гилельс. Столько эпизодов в его биографии, вот, например, когда война началась, Эмиль Гилельс пошёл и записался в ополчение. Его, конечно, потом оттуда забрали, но ведь ему и в голову не пришло, что я звезда, меня беречь надо и т.д. А его способность отстаивать своё мнение даже перед первыми лицами страны. Я вот думаю, ну кто даже сейчас способен президенту возразить лицом к лицу. А тогда ведь другие степени риска были. Причём Гилельс , когда считал это правильным, мог пойти наперекор не только первому лицу, но и общественному мнению (что может быть в чём-то даже и сложнее). Например, когда вопреки огромному давлению общественности дали премию Григорию Соколову, а не американцу, как многим тогда хотелось, началась настоящая травля, просто вплоть до того, что даже бросались на улице на него. В плане совести, внутреннего стержня, Гилельс для меня совершенно отдельно стоит. Он не сломался, и никто не мог принудить его, заставить поступить не по совести.
Хотя сейчас всё как-то скукожилось в этом смысле. Если ты так поступаешь, на тебя часто как на дурака смотрят – зачем тебе это надо, живи ты потихонечку, деньги капают. Лезешь там куда-то, что-то доказывать, зачем это? Иногда некоторым даже смешно, многие слова, смыслы обесценились. По-видимому эти слова слишком часто говорили не те люди и не в той ситуации. Вспомнилось интервью с одним артистом, который рассказывал об эпизоде с Зиновием Гердтом. Там была ситуация, когда одного артиста травили, и Зиновий Ефимович удивлённо так говорит: – Как же они так могут поступать, ведь им после этого руки не подадут! Причём сейчас уже выглядит наивно, а ведь тогда серьёзно говорилось, и люди так жили. Было поколение, для которого это важно, и действительно было ведь понятие чести.
И знаете, несмотря ни на что, всё же хочется верить в хорошее. Для меня важно, что вот уже не в первый раз в Петербурге, в этом зале, где многие люди, которые меня полюбили. Мне очень дорого их отношение…
На этой оптимистичной ноте мы решили завершить интервью, пожелав всем нашим читателям работать над собой, развиваться, и даже если кто-то из вас и не станет известным музыкантом, то стремление к тому чтобы быть человеком, личностью, обязательно!
